Ожидание оказалось не очень далеким от истины. Маврикий так и сказал Элпидию, как старшему в посольстве, и Коментиолу, как предводителю похода против аваров:
— Сегодня же собирайте надежное посольство и отправляйтесь к аварам. Уверен, Баянова цель — добиться немедленной уплаты долгов и обязательно в сумме, предусмотренной заключенным между нами договором. Как сами знаете, так и мудрите там, но помните: переговоры должны затянуться по возможности дольше. Примете предложение Баяна тогда уже, когда не принять будет невозможно. Вы же, — обратился к стратегам, — должны как можно целесообразнее воспользоваться каждым днем завоеванием у аваров. Знайте: с персами мы не сможем так быстро помириться. В свое время это произойдет, однако, не сейчас. Сейчас легионы, когорты, манипулы должны искать здесь, в ближайших провинциях. Иду на риск: при себе оставляю только гвардию, в Константинополе — только демотиев. Все остальное, что в метрополии и ближайших провинциях, отдаю вам, стратеги. Все, до последней манипулы. Сплачивайте из них когорты, берите в фиске, что можно взять сейчас или со временем, нанимайте новых легионеров, — как знаете, так и поступайте, однако надо выставить против варваров силу, способную поколебать их турмы и заставить их уйти с нашей земли.
Стратеги долго и, как показалось императору, довольно-таки красноречиво отмалчивались.
— Я требую невозможное? — не выдержал этого молчания Маврикий.
— Когда речь идет о жизни или смерти, — взял на себя смелость ответить императору Дроктон, лангобард по происхождению, — невозможного быть не может. И все же, достойный император, собрать за этакое короткое время силу, равную аварской, не только пять, десять стратегов не смогут.
— А кто сказал, что вас только пять? Вы — предводители легионов, которые выйдут против аваров. В помощь себе берите, кого хотите и сколько хотите.
— Где же они, те легионы?
— Уже сказано, — встал на помощь императору Коментиол — в провинциях. Будет нелишнее, — обернулся, не переводя дыхания, к Маврикию. — Будет, говорю, нелишнее, если ко всему, что будем собирать под свои знамена, позовем и испытанных в сечах с персами когорты. Не говорю: все, имею в виду ту часть их, без которой там, на поле боя с персами, могут пока обойтись. Такие когорты не только усилят созванные и набранные среди провинциального народа легионы, станут образцом для них, когда дойдет до сечи с аварами.
Маврикий слушал настороженно, и, выслушав, сразу переменился в лице.
— А что, — отозвался ободренный, — это мысль. Какую-то часть когорт мы сможем отозвать. Стратеги тоже взбодрились и заговорили наперебой.
— В таком случае, — сказали, — не будем терять времени. В одном хотим быть уверены: у нас будут основания ссылаться на соответствующий эдикт василевса, когда дойдет до формирования легионов и до фиска?
— Эдикт сегодня же будет отправлен тем, кого это касается.
— С нами бог и император! — произнес кто-то из стратегов то, что всегда произносится в завершение разговора с василевсом. Время было идти, и в этот момент напомнил о себе Коментиол.
— Один момент, стратеги. Я не все сказал, что должен сказать василевсу. Пока одни стратеги будут сплачивать легионы, другие будут выходить со сплоченными уже навстречу аварам, позволь мне, император, пойти с посольством нашим к Баяну и присмотреться к нему.
— Тебе, предводителю всего похода?
— А почему бы и нет? Пока посольство не вернется оттуда, сечу с варварами все равно не начнем. Знакомство же произойдет и не будет, думаю, излишне. Кагана прощупаю вблизи и турмы его тоже.
Одни смотрели на Коментиола и удивлялись, другие успели преодолеть удивление и заговорили возбужденно: такого не бывало еще, и почему бы не быть? Свидание с предводителем аваров много значит. Кажется, понимал это и император.
— Пусть будет так. Позаботься только, стратег, чтобы здесь достойно заменил тебя кто-то и делал все, что положено сделать.
Это только повелевать легко: сегодня же посольству отправиться навстречу аварам. Пока собрались и отправились, прошло несколько дней. Коментиол не терял их даром. Всех, кого можно было позвать на бой с аварами в Константинополе, в окрестностях, призвал и собрал в два легиона, поставил во главе одного из них Каста, во главе другого — Мартина и повелел отправиться к месту будущей сечи с аварами — в Филипополь и Адрианополь. Всех других стратегов спровадил в провинции, приказав им сформировать там, на обещанные солиды, новые когорты и немедленно, без промедления, отправлять под командование Каста и Мартина.
— Вам же, — обратился к стратегам, которые шли в Филипополь и Адрианополь, — повелеваю: пока я буду у аваров, и буду вести переговоры с аварами, сделайте из городов этих неприступные крепости и стойте там стеной. Из когорт, которые будут поступать, формируйте новые легионы и заботьтесь об их ратной боеспособности. Каждый день, каждый час используйте для этого. Я постараюсь аваров задержать в Анхиале или где-то еще, пока вы не соберетесь с силами и да поможет нам бог в наших мероприятиях.
Коментиол повернулся на восток и осенил себя крестным знамением. Он знал, на что решается, и потому не без умысла уповал на бога. Воистину правду говорят видавшие виды люди: только тот, кому нечего терять, может решиться на такое. Чтобы хоть на что-то опираться в своих ожиданиях и иметь все же под ногами твердь, послал к стратегам, стоящих против персов, доверенных людей своих, вручив им, кроме эдикта императора, еще и собственное послание, и в том послании описал положение на северских рубежах, как такое, что граничит с катастрофой.
«Против нас поднялись авары и славяне, — писал, не объясняя, какие славяне, и тем умышленно сгущал краски. — На подступах к Константинополю стоит стотысячное аварское войско, а на Дунае собирают силу склавины. Вся надежда на вас, достойные, и на ваши возмужавшие в сечах когорты. Шлите немедленно, и шлите все, что можете прислать. На это уповаю, того только и жду. Опоздание на час может быть непоправимым, а на день — катастрофическим. Император осознает это и потому соглашается: пора примириться с персами, ищет только приличных для империи резонов на такое примирение».
Стратег Коментиол знал: где-где, а на поле боя с персами давно ждут примирения, поэтому не могут не порадоваться, узнав о нем, а довольные всегда щедрее. Может, и не намного, все же больше пришлют когорт, чем все того ожидают.
Так мыслил, будучи в Константинополе, на это полагался и тогда, как уходил из Константинополя. На путях, ведущих к аварам, должен был думать уже о другом: как задержать их на дальних подступах, что сделать, чтобы поверили и раз, и два, и третий?
Первое, что заметил, отправившись в Анхиалу, где уже стоял лагерем каган и верные ему турмы: авары не воспользовались виллами поверженных ромеев, разбили палатки перед собором святого Антония и живут в палатках.
Свидания с каганом в тот день не произошло — где-то он был, чем-то другим занимался.
— Тем лучше, — сказал на это Элпидий и попросил разрешения у стоявших ближе к кагану, разбить где-то неподалеку палатки и отдохнуть с дороги.
Видели, по-другому зажглись глаза кагановых советников, пожалуй, понравилось, что послы византийские не идут в виллы сородичей своих, а уподобляются им, аварам, и поселяются в таких, как и у них жилье.
Пока разбивали палатки, и устраивались, и отдыхали, прошли еще сутки. Авары и дальше не звали.
— Каган знает, что мы императорские послы, — поинтересовались у советников, — что посланы для переговоров?
— Да, так.
— Так хотели бы вести уже их.
— Когда найдет нужным, позовет.
«К лучшему или к худшему это?» — усомнился Элпидий и обратился к своему соратнику и стратегу Коментиолу:
— Что, если Баян затеял что-то неладное и медлит нарочно, чтобы потом сказать: «Поздно вести переговоры, должны были раньше придти»?
— Ничего, — успокоил его Коментиол, — набивает цену себе и только. И пусть набивает, нам не привыкать. Не напрашивайся больше, сиди и молчи.
— Если же не сидится, стратег. Может и такое случиться: пока мы будем отсиживаться здесь, турмы аварские выйдут к Длинной стене и постучат в медные ворота Августиона.
— Если к тому будет идти, нас заранее предупредят. Я предвидел это и оставил своих выведников на путях. По-другому советую поступить: повели челяди щедро накрыть столы и звать к трапезе тех аваров, с которыми успел познакомиться. Во-первых, познакомимся ближе, а во-вторых, что-то выведаем под хмелем.
Элпидий согласился на это. И столы накрыл щедро, и в гости пригласил тех из окружения кагана, кого знал. Но должен был остудить свои намерения и довольно быстро: авары отказались от пиршества.
— Видел? — и перепугано, и недовольно посмотрел предводитель посольства на Коментиола. — Они же что-то затевают или затеяли уже и ждут удобного случая, чтобы прогнать нас, как бродячих псов. Нужно идти и добиваться встречи с каганом.
