воде, как вдруг услышали голоса. Мингу придержал Чжонку за мокрый рукав сорочки, и парни осторожно подкрались к огромному камню, за которым скрывались говорящие. То, что они услышали, их поразило.
— Ха, да этот Ли Мингу отсиживался почти год в провинции! — сказал один, и Чжонку узнал Ким Ынкё.
«Значит и остальные здесь же»,— мелькнуло в голове, и в подтверждении этой мысли по ту сторону валуна раздался голос Дэгу:
— Да они два сапога пара! Один живет с дочкой наложницы, а второй едва не женился на девчонке, чью семью перебили, как семью предателя!
— Поэтому его и отправили в провинцию. Что? Нужно было ждать, когда за ним магистрат придет? — проворчал Ынчхоль.
— Какой магистрат? Этот магистрат сам виноват во всех грехах!
— А вы не видели ту наложницу?
— Нет, но дочка красивая! — вдруг выдохнул Ынчхоль. — Может, попросить отца купить мне ее?
И в этот самый момент сверху на нежившегося в воде Ынчхоля вдруг упало что-то огромное и тяжелое! Молодой дворянин ушел под воду, придавленный разъяренным Чжонку, которого пытался оттащить Мингу, да куда там! Дэгу и Ынкё поспешили на помощь барахтающемуся под водой Ынчхолю, но отодрать от него Чжонку, который уступал и в весе, и в росте, не могли. Мингу закричал и ударил друга в лицо, чтоб отрезвить. Чжонку пошатнулся, и этого мгновения хватило, чтоб выдернуть нахлебавшегося воды Ынчхоля. Тот навалился на камень, будучи не в силах стоять, отплевывался и едва дышал.
— Я вызываю тебя! Я вызываю тебя, Сон Ынчхоль! Я вызываю тебя! — кричал Чжонку, вырываясь из рук Мингу. — И если ты не трус, то примешь вызов! Здесь полно свидетелей.
— А кишка не тонка? — просипел Ынчхоль. — Смотри, как бы потом не пожалеть!
— Мингу, ты будешь моим свидетелем!
— Чжонку, не дури!
— Сон Ынчхоль, если ты не трус, ты примешь вызов! — кричал Чжонку.
Выбравшись из воды, Ынчхоль смерил его взглядом и ухмыльнулся.
— Смотри, как бы твоей матери плакать не пришлось! А, ну да... У тебя же нет матери.
Удар Мингу сбил его с ног. Дэгу с Ынкё не успели что-либо предпринять, Ынчхоль свалился в грязь, но Мингу не полез добивать. Он вновь перехватил своего разгоряченного друга и оттащил в сторону от поверженного врага.
— Завтра поединки на палках, и тогда ты ответишь за свои слова, Сон Ынчхоль! — проговорил Мингу и потащил Чжонку в сторону лагеря.
Мингу весь день не спускал глаз с притихшего вдруг Чжонку. Юноша смотрел в пустоту и не реагировал на соседа, пытавшегося его разговорить. Сын капитана приводил себя в порядок и молчал.
— Эта девушка так много для тебя значит? — вдруг услышал он и повернулся.
Мингу тоже был готов к вечерним тренировкам, даже повязку налобную закрепил. Чжонку понимал, что может не отвечать, но и молчать перед другом, заступившимся за него, не хотел.
— Она значит все!
— Все?
— Да, все! — повторил Чжонку, не моргнув и глазом. — Я за нее отдам жизнь, если будет нужно.
Мингу улыбнулся:
— Значит, она красивая.
Чжонку замотал головой.
— Нет, она не красивая. Она прекрасная! И ладошки маленькие, как у ребенка. Никогда не думал, что женская ладонь настолько меньше мужской!
— Откуда ее знает Ынчхоль?
— Неважно. Я знаю лишь одно, завтра он ответит за свои слова, — твердо заявил Чжонку и вышел из палатки.
Ночью юноша прекрасно спал, хотя весь вечер боялся, что не сможет уснуть из-за волнения. Но осознание того, что расплата не минует обидчика, успокоила душу, и Чжонку проспал всю ночь.
Утром он встал отдохнувшим и полным сил. Он выполнял обычную работу, а сам посматривал на солнце. Во второй половине дня будут бои на палках. Сначала помашут все, а потом можно выйти и вызвать кого-нибудь на бой. Палка, конечно, не меч, но синяков наставить может. Даже искалечить способна, если того захотеть. Чжонку не хотел калечить. И убивать не хотел. Он хотел, чтоб Ынчхоль пожалел о своих словах и впредь бы так не говорил.
Едва солнце повернуло к вечеру, капитан объявил о возможности поединка, и как же он удивился, когда из строя вышел его собственный сын, который в силу возраста еще носил поккон, и проговорил в звенящей тишине:
— Я, Ким Чжонку, вызываю Сон Ынчхоля!
«Ага, вот и обидчик сыскался»,— мелькнуло в голове отца.
Ынчхоль вышел из строя, и Соджун с досады скрипнул зубами.
«Видать, простых путей Чжонку не ищет»,— подумал капитан, узнав старшего сына чиновника второго ранга.
Ынчхоль несмотря на свое воспитание и происхождение прекрасно знал, где у меча рукоять и как за эту самую рукоять держаться. Он спокойно вскинул палку, покрутил ею в воздухе и выпрямился. А Чжонку, смиряя сердце, спустился к воде на глазах у изумленных взрослых и сверстников.
— Эй, ты что? Топиться пошел?
— Так ты ж еще не проиграл!
— Во дурак!
Соджун глянул на строй, и все смолкли. А Чжонку, ступив на гальку, стянул с себя сапоги. Пару раз подпрыгнул на камнях и встал наизготовку. Капитан усмехнулся.
— И что это? — презрительно поджав губы, пробормотал Ынчхоль.
— Это место боя! — провозгласил Чжонку и улыбнулся.
По строю прошелестел ропот.
— И мне обязательно к тебе лезть?
— Тот, кто вызывает на бой, может выбрать место, — напомнил Соджун. — Вы можете принять поражение…
— Да мне-то какая разница, где надавать ему затрещин, — с этими словами Ынчхоль стал спускаться к стоящему у самой кромки воды Чжонку.
— Сапоги! — проговорил безразлично капитан.
Молодой дворянин выругался сквозь зубы, но послушно стянул обувь и носки, но едва босые ступни приняли на себя вес тела, прыти у Ынчхоля поубавилось. Это отразилось на перекошенной физиономии юноши.
— Эй, Ынчхоль! Да ты никак передумал! — крикнул с пригорка Мингу.
Тот обернулся и зыркнул на него.
— Ой-ой-ой! Меня убили взглядом! — прокричал Мингу и, сложив руки на груди, закатил глаза, и отряд разразился хохотом. Крики Дэгу и Ынкё были заглушены общим гоготом.
Ынчхоль промолчал и встал напротив бледного Чжонку. Тот посмотрел на него и улыбнулся. И в это мгновение
