вышли в эфир нелегально с Ямского поля.
Накануне Кравченко, он возглавлял в тот момент Гостелерадио СССР, долго допытывался у своих спецов: в полной ли мере блокировано Российское телевидение и нет ли какого-либо незадействованного канала, через который они могут прорваться в эфир. Сотрудники заверили: Гостелерадио и Министерство связи полностью контролируют ситуацию; по сути, это был трёп неосведомлённых. К августу мы уже успели проложить коммуникации, которые ещё не были зафиксированы никакими техническими, либо правоохранительными службами.
О нашем выходе в эфир, помимо моих служб, знали два человека. Валентин Лазуткин, в то время первый заместитель Гостелерадио СССР. Он был тогда нашим негласным союзником. Предавать гласности дружбу с нами было для него опасно, да и неразумно. Именно от него Кравченко мог узнать о наших скрытых замыслах, но не узнал.
Скорее всего позиция Лазуткина – умолчать – позволяла не сделать Валентину Горохову (руководителю технического центра Останкино, он знал о наших замыслах) никаких непродуманных шагов. Таким образом, эти два человека стали сторонниками эфирного протеста Российского телевидения. Они рисковали. В тот момент они были на «солнечной стороне». Тем более значим их поступок, и наша признательность коллегам.
Время совершает своё безостановочное движение. Путч был событием неожиданным. Он совершён был по всем правилам путча – в уик-энд, с воскресенья на понедельник. Природа неожиданности.
Достаточно изолировать Ельцина, всё остальное произойдёт само собой. Путчисты поставили знак равенства между недовольством политикой Горбачёва и неудачами либералов. Объединив этим самым либералов против себя, того не подозревая. Второй ошибкой явился следующий факт. Оказалось, что свобода – право не оглядываться, говорить, оспаривать, двигаться, встречаться с кем хочешь – самоценна сама по себе и обществом не связывается с экономическими трудностями. Свобода превыше всего. Увы, но она оказалась дорогой.
Была и третья ошибка. В современных условиях шанс на успех имеет только популярный политик. Организаторы ГКЧП, а проще говоря, путча этим пренебрегли. Более того, сделали опрокидывающий шаг. Они объединили в руководстве ГКЧП по сути самых непопулярных и нелюбимых народом политиков: Павлова, Язова, Крючкова, Пуго, Янаева, Стародубцева, мало кому известных Бакланова, Шейнина, Тизякова и других; непопулярность, умноженная на одиннадцать (число членов ГКЧП), не создала героического образа коллективного спасителя народа. Всё остальное – и невладение ситуацией в армии, органах МВД и КГБ, и масштаб собственного страха – было в-четвертых, пятых, шестых. Неподготовленность ситуации оказалось очевидной.
Путч был, но шансов одержать победу не было. Случись невероятное – они взяли власть. Их пребывание у власти могло претендовать не более чем на месяц, а затем неизбежный бардак, порождённый путчем.
Неожиданность была следствием нелепости, затем ссылки на предостережение ЦРУ, предупреждение прессы о контрнаступлении реакции, всё это не более, чем массовый всплеск эмоциональных интеллигентских чувств. Таких предупреждений было сверхдостаточно, но все они предполагали более отдалённую перспективу путча.
Силы противодействующих демократическим реформам были разобщены, они не имели явно выраженного лидера. У них не было экономической концепции, им нужна была помощь третьей силы, которая существовала как некое предощущение. Они нуждались в поддержке более широких слоёв общества и предположительно имели её в лице директорского корпуса ВПК и Агропрома, лишившихся монопольности, и ещё КПСС и РКП. Да и провинциальная исполнительская власть, имевшая партократическое происхождение, только условно могла считаться властью демократической. И всё-таки инициаторы путча совершили два очевидных просчёта. Переоценили авторитет вышеназванных сил, якобы их предполагаемых союзников, степень их влияния на массы, им подвластные. Поддержка директорского корпуса не значит – поддержка завода. И, во-вторых, они сочли недовольство политикой Горбачёва – недовольством всеобщим. К тому времени рейтинг Горбачёва опустился до самого низкого уровня в его биографии 10–12 %.
К этому добавили неустанное декларирование реформ при их полном отсутствии. Чисто эмоциональное восприятие – либералы провалились, либералы не могут.
Я остановился на этой теме подробнее, чем хотел, потому как в связи с 25-летней годовщиной этого события абсурдных оценок было сверх меры. От бредового утверждения – мы утратили шанс спасти СССР, на чём настаивали два политических антипода, Жириновский и Зюганов. Жириновский не устаёт повторять, что он был первым, кто поддержал ГКЧП. Притом амбициозная глупость запоминается более, чем нечто иное; Владимир Вольфович неудержим в своих претензиях на роль пророка называть ГКЧП революцией. Причём в стране, пережившей Октябрьскую революцию, которая её практически и образовала, так в ближайшем будущем появился политический бренд СССР, по сути социалистическая империя. И при этом называть политические потешности, такие как «ГКЧП», революциями – унизительно и безграмотно.
Желание дающих подобную оценку, а этим занимаются в первую очередь политологи и чиновники тех времён, как и впрочем журналисты того времени, – это осознанное завышение значимости времени, которое они пережили. Потому как быть участниками бунта управленческой верхушки, утратившей свой авторитет у народа, над которым они властвовали, не столь значимо, нежели быть участником революции, которую в силу краха ГКЧП они выиграли. Отсюда завышение оценок пережитого ими. Когда ты был в эпицентре этих событий, как их участник, – слушать эти декларации якобы революционеров с одной стороны смешно, с другой досадно, ведь несут эту хрень люди, хотя и не слишком значимые ныне, но известные, а порой и уважаемые до сих пор. Назовём это для успокоения – уставшей мудростью.
Но жизнь продолжалась. Путч 1991 года и события 1993 года уже давно остались позади, как и годы моего руководства созданного мною вместе с командой Российского телевидения и радио, а также отданные созданному мной издательскому холдингу «Пушкинская площадь», куда вошли еженедельники «Алфавит», газета «Вёрсты», журнал «Ах», еженедельник «Совершенно секретно».
С точки зрения замысла это было значимая суммация, с точки зрения воплощения она бесспорно состоялась, но мы стали участниками иной жизни, когда капитализм и его правила превратились из теоретических в практические. Мы все были выходцами из СССР и тех советских и значимых СМИ, которые все без исключения были государственными. Такие журналы, как «Знамя», «Современник», «Новый мир», «Молодая гвардия», «Коммунист», «Сельская молодёжь», «Смена», «Огонёк»; и перечень газет был столь же значим – «Правда», «Комсомольская правда», «Известия», «Труд», «Сельская жизнь».
Здесь действовал твёрдый закон. Владелец вкладывает средства в эти СМИ, и вся прибыль от их продажи поступает владельцу, т. е. государству. А главная задача этих СМИ поддерживать и олицетворять идеологию этого государства, имя которому Советский Союз. И вдруг в 90-е годы одномоментно всё рухнуло. Государство утратило статус социалистического и превратилось в капиталистическое.
СМИ получили полную свободу.
И они оказались в мире капиталистическом, в котором правил бал рынок, и как девиз – слова Ирины Хакамады: «Не надо суетиться. Рынок всё отрегулирует».
С этой минуты СМИ выступают как владельцы и издатели собственных изданий, они оплачивают труд журналистов и не только, но и печать
