Я потерпел поражение в девяти боях, однако дрался честно и не просил пощады. В десятом бою мне удалось побить своего противника. Он несколько раз сбивал меня с ног, но в конце концов я нокаутировал его. Это было моим высшим торжеством за долгие недели боев. Солдаты роты, наблюдавшие все бои, обычно оставляли меня лежать на земле и осыпали поздравлениями победителя. Однако на этот раз, когда я стал перед ними, надеясь, вероятно по глупости, увидеть хоть искру восхищения или завистливого уважения после всего, что я совершил, они, все как один, молча повернулись и ушли. Когда я остался один, мне показалось просто невыносимым, что все, что я сделал, все, что испытал ради того, чтобы завоевать себе место в роте, оказалось совершенно напрасным.
Вот тогда, глядя на спины удаляющихся людей, бок о бок с которыми мне предстояло сражаться и, может быть, умереть, я и решил уйти.
Теперь я понимаю, что был неправ. Я верю в нашу страну и в эту войну и считаю такие одиночные действия недопустимыми. Я должен воевать, но думаю, что имею право просить о переводе в другую дивизию, где меня будут окружать люди, для которых важнее убивать солдат противника, чем убить меня.
С уважением, рядовой армии США Ной Аккерман».
Паром подошел к пристани, и капитан Льюис медленно встал. Спускаясь по трапу, он задумался, сложил письмо и опустил его в карман. «Бедняга», — подумал он. На миг у него появилась мысль отложить завтрак, тут же вернуться на остров и разыскать Ноя. «А, ладно, — подумал он, — раз уж я здесь, то могу позавтракать и повидать его позже. Постараюсь быстрее разделаться и пораньше вернуться обратно».
Однако девушка, с которой он завтракал, в тот день была свободна от работы. В ожидании, пока освободится столик, он выпил три коктейля, а потом девушка захотела поехать с ним домой. Последние три встречи она была немного холодна с ним, и он не рискнул оставить ее одну. К тому же в голове у него немного шумело, и он решил, что пойдет на свидание с Ноем, когда будет совершенно трезвым, с ясной головой. Надо как-то помочь парню, сделать все, что от него зависит. Итак, он отправился вместе с девушкой к себе домой, откуда позвонил на службу и сказал лейтенанту Клаузеру, чтобы тот расписался за него после окончания работы.
Он отлично провел время с девушкой и к пяти часам убедился, что глупо было думать, будто она охладела к нему.
Посетительница была очень хорошенькой, хотя в твердом взгляде ее темных глаз сквозила тщательно скрываемая тревога. Льюис заметил также, что она беременна. Судя по одежде, она была небогата. Льюис вздохнул: обстоятельства складывались хуже, чем он ожидал.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Хоуп, — что вы связались со мной. За все это время мне не давали возможности повидаться с Ноем, ему не разрешали писать письма и не доставляли моих писем ему. — Она говорила спокойным, твердым голосом, в котором не было и тени жалобы.
— В армии свои порядки, миссис Аккерман, — сказал Льюис, испытывая чувство стыда за всех окружавших его людей, за все мундиры, орудия, казармы. — Вы понимаете?
— Кажется, понимаю, — ответила Хоуп. — Ной здоров?
— Он чувствует себя неплохо, — дипломатично ответил Льюис.
— Мне разрешат повидаться с ним?
— Думаю, что да. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. — Нахмурив брови, он посмотрел на секретаршу в военной форме, которая с нескрываемым интересом наблюдала за ними из-за своего стола. — Будьте любезны, капрал, — обращаясь к ней, добавил Льюис.
— Слушаюсь, сэр. — Секретарша неохотно поднялась и медленно вышла из комнаты. У нее были толстые ноги, и швы на чулках, как всегда, были не на месте. «Почему, — невольно подумал Льюис, — именно такие поступают на военную службу?» Но тут же спохватился, вспомнив, что думает не о том, о чем нужно, и нервно нахмурился, словно эта серьезная женщина с твердым взглядом, сидевшая перед ним, выпрямившись на жестком стуле, могла каким-то образом прочесть его мысли. Он понимал, что в своем ужасном положении она была бы шокирована и возмущена.
— Полагаю, — сказал Льюис, — что вы немного в курсе дела, хотя вы не видели своего мужа и не получали от него никаких известий.
— Да, — ответила Хоуп. — Его друг, рядовой Уайтэкр, который служил с ним во Флориде, проезжая через Нью-Йорк, зашел ко мне.
— Неприятная история, очень неприятная, — сказал Льюис и вдруг покраснел, заметив, что молодая женщина, явно иронически, чуть улыбнулась уголками рта в ответ на его сочувствие. — Так вот, — быстро заговорил он, — суть дела такова: ваш муж просит перевести его в другую часть… Согласно положению он может быть предан военному суду по обвинению в дезертирстве.
— Но он же не дезертировал, — возразила Хоуп, — он явился с повинной.
— По положению, — сказал Льюис, — он дезертировал, потому что в то время, когда он оставил свой пост, он не намеревался возвратиться.
— О, — воскликнула Хоуп, — положение предусматривает все случаи, не правда ли?
— Боюсь, что да, — ответил Льюис, испытывая неловкость под пристальным взглядом Хоуп. Было бы легче, если бы она заплакала. — Впрочем, — официальным тоном продолжал он, — мы понимаем, что имеются смягчающие вину обстоятельства…
— О боже, — сухо рассмеялась Хоуп, — смягчающие вину обстоятельства!
— …и принимая это во внимание, — настойчиво продолжал Льюис, — мы склонны не предавать его военному суду, а вернуть в строй.
Хоуп улыбнулась печальной, доброй улыбкой. «Какая обаятельная женщина, — подумал Льюис, — гораздо приятнее любой из моих манекенщиц…»
— Что ж, в таком случае, — сказала Хоуп, — все решается просто. Ной хочет вернуться в строй, и армия готова…
— Это не так просто. Генерал, командующий базой, откуда дезертировал ваш муж, настаивает, чтобы он был возвращен в ту роту, где проходил службу, а здешние власти не станут вмешиваться.
— А, — спокойно сказала Хоуп.
— А ваш муж отказывается возвращаться, он предпочитает в таком случае пойти под суд.
— Если он вернется туда, — мрачно проговорила Хоуп, — его убьют. Этого они добиваются?
— Ну, ну, — сказал Льюис, чувствуя, что, раз он носит мундир и две яркие капитанские полоски, он обязан в какой-то степени защищать армию. — Дело обстоит не так уж плохо, как вы думаете.
— Не так плохо? — с горечью спросила Хоуп. — Что же, капитан, по вашему мнению, было бы плохо?
— Извините, миссис Аккерман, — смиренно проговорил Льюис, — я понимаю ваши чувства, и знайте, что я стараюсь помочь…
— Конечно, — сказала Хоуп, порывисто коснувшись его руки, — простите меня.
— Если состоится суд, его наверняка посадят в тюрьму. — Льюис сделал паузу. — На длительный срок, на очень длительный срок. — Он не сказал, что написал по этому вопросу резкое письмо в управление генерального инспектора и положил его в стол, чтобы доработать следующим утром, а когда стал перечитывать, то подумал, что он ставит себя под страшный удар, что в армии есть хороший способ: отправлять беспокойных офицеров, которые считают нужным жаловаться на старших начальников, в такие неприятные места, как Ассам, Исландия или Новая Гвинея. Он не стал рассказывать Хоуп и того, что положил это письмо в карман и четыре раза в течение дня перечитывал его, а в пять часов разорвал в клочки, а потом, вечером, пошел и напился. — Двадцать лет, миссис Аккерман, — продолжал он, стараясь говорить как можно мягче, — двадцать пять лет. Военный суд обычно выносит суровый приговор…
— Теперь я знаю, зачем вы вызвали меня, — произнесла Хоуп безжизненным голосом. — Вы хотите, чтобы я убедила Ноя вернуться в свою роту.
Льюис проглотил слюну.
— Примерно так, миссис Аккерман.
Хоуп посмотрела в окно. Трое заключенных в синей рабочей форме грузили мусор на машину, а позади стояли два конвоира, вооруженные винтовками.
— Ваша гражданская специальность тоже психиатр, капитан? — неожиданно спросила она.
— Собственно говоря… гм… да, — растерянно ответил Льюис, не ожидавший такого вопроса.
Хоуп резко засмеялась.
— Вам не стыдно сегодня за себя? — спросила она.
— Попрошу вас, — сухо сказал Льюис, — у меня своя работа, и я выполняю ее так, как считаю нужным.
Хоуп тяжело поднялась, испытывая некоторую неловкость от своей беременности. Одежда была ей тесна и нелепо поднималась спереди. Льюису вдруг представилось, как Хоуп отчаянно пытается переделать свое платье, не имея возможности купить специальную одежду.
— Ладно, — сказала она, — я это сделаю.
— Ну вот и хорошо, — улыбнулся ей Льюис. «В конце концов, — подумал он про себя, — это лучший выход для всех, да и парень не слишком пострадает». И когда он поднял трубку, чтобы позвонить капитану Мейсону в управление начальника военной полиции и сказать ему, чтобы Аккермана подготовили к свиданию, он уже сам почти верил этому.
