Наташа взяла из пачки «Кэмела», лежавшей на столе, сигарету. Закурила. Тряхнув головой, выпустила струйку дыма.
— У-у-ф. Моё мнение, она нифига не знала.
— Так не бывает, — не поднимая головы, обронил Фаддей.
Остальные согласно кивнули.
— За свои слова я отвечаю. Зрачки ни разу не среагировали, какой вопрос ей не задай. Либо полная амнезия, либо она, действительно, его ни разу в жизни не видела. Однако она его видела и не раз. Такого не заметить невозможно.
— Сама, что ли, на Димкину попку облизывалась? — подколол Степан.
— Ой, только не надо! — Наташа презрительно скривила губки. — Это вы ему в рот заглядывали. А я сразу тухляк почуяла. Говорила? — обратилась она к Владиславу.
— Было дело. Но без доказательств, кто же верит.
— Надо было ко мне хоть раз на укольчик привести, были бы тебе доказательства.
— Такие как Диман не колятся, а сразу ломаются, — возразил Фаддей. — Был бы труп, а не доказательства. Лучше бы ты ему дала разок, вот, глядишь, и имели бы информашку для размышления.
Наташа пыфкнула сигаретой.
— Яйца у тебя, Фаддей Игнатович, уже седые, а в бабах так ничего и не понял. Чем дольше баба не даёт, тем дольше тебя на крючке держит. Чем дольше мужик на крючке болтается, тем больше из него вытянуть можно. Ясно?
— Личный опыт не может служить доказательством, — отбрил Фаддей.
Владислав шлёпнул ладонь по столу.
— Всё, тема закрыта! В «медпункте» убралась?
Наташа кивнула.
— Я «похоронной команде» и Вовчика до кучи отдала. Правильно сделала?
— Не возражаю.
Наташа затянулась сигаретой, через плечо Степана заглянула в распечатку.
— Зря мозги коптите, мужики.
Все дружно посмотрели на неё.
Наташа несколько секунд наслаждалась всеобщим вниманием.
— Пока я с девочкой работала, мне мысль в голову пришла. Рожухин же хитрый мальчик, так? Не мог он «аппендикс» наростить там, куда вы в первую очередь нос сунете. Так что, не смотрите на схему. «Аппендикса» там нет. Потому что не может быть.
Владислав указал ей на пустующий стул. Но она осталась стоять. Знала, что фигура у неё безупречная, глаз не оторвать, тело гибкое, как у пантеры, и неожиданно по-мужски сильное.
— Что мы знаем наверняка, мужики? Что Дмитрий таскал с нашего сервера данные, достаточные для организации «центрального террора». А потом успешно с ним боролся. Насколько успешно, пусть судит его братва с Лубянки. Для меня главное, что он имел всё необходимое для самостоятельной игры: нашу информацию, их оперативные возможности и силовой потенциал банд.
— Почему — самостоятельной? — спросил Фаддей.
Наташа отмахнулась.
— Потому! Итак, недостаёт одного элемента — «мозгового центра». Кто-то должен был сводить всё в единое целое.
— «Бетховен» — это миф, ты же знаешь. Мы сами его и придумали.
Под её саркастическим взглядом Владиславу стало неловко.
— Ладно, твоя взяла. Придумали с подачи Рожухина.
— О! — Наташа вскинула пальчик с острым алым ноготком. — А теперь с трёх раз угадайте, кто мог играть роль «Бетховена». Не липу впаривать, а реально выполнять функцию координатора. Ну? Мужики, да вы что, совсем себе мозги прокурили?! Он сам и крутил, это же очевидно!
— Но не убедительно, — осадил Фаддей.
— Если такой умный, скажи, где сейчас искать Рожухина!
— А мы, между прочим, о том и мозгуем.
Наташа наклонилась над схемой, сигаретой указала на прямоугольник, расположенный особняком от других, скомпонованных в плотную группу. К прямоугольнику с надписью «Бетховен» шла единственная пунктирная линия.
— Почему? — спросил Фаддей, откидываясь на спинку стула. — Докажи!
Владислав хлопнул ладонью по столу.
— Она права! Это единственный его адрес, о котором не знает «контора». Пока не знает. Если он раньше нас возьмёт под контроль «Бетховена», мы горим синим пламенем. Все стрелки на нас переведёт, сука! — Он достал из ящика стола пистолет, сунул в кобуру. — Спорить некогда. Мужики, по коням!
Странник
Свеча бросала в лицо дрожащий янтарный свет. Из зеркала смотрело совершенно чужое, словно не из этого мира лицо. Он чуть повернул голову, и в прорезях маски по ту сторону стекла вспыхнули зрачки.
Впившись в них взглядом, он ждал, пока из зрачков не уйдёт тепло. Когда они окончательно заледенели, он подмигнул своему отражению.
«Вот так и надо. Таким ты мне нравишься».
Максимов смыл с щёк остатки мыльной пены. Кожу немного щипало от порезов.
— Что ты там делаешь? — донеслось из кухни.
— Возвращаюсь к старому правилу: или отпускай бороду, или брейся каждый день, — ответил Максимов.
Марина сидела на табурете, забравшись на него с ногами. На остро выступающих из-под юбки коленях пристроила кружку с дымящимся чаем.
— Я яблоко в чай накрошила. Вкусно. Хочешь?
— Пока нет.
Он посмотрел в её по-детски отрешённое лицо. Она полностью ушла в свой мир, цветной, яркий и непредсказуемый, как узоры в калейдоскопе.
«Счастливая. Замерла на грани между безумием и отчаянием. Мы сгинем, а блаженные унаследуют землю. Правда, изгадили мы её изрядно. Помойка помойкой, а не среда обитания. А они этого не замечают. Дети-цветы. Гибрид Страшного суда и светлого будущего».
— Сегодня ночь пойдёт снег.
— Что?
— Сегодня ночью пойдёт снег, — повторила она. — Снег — это летучий лёд. Мир станет чёрно-белым. И всё начнётся с начала.
«Нави! — обмер Максимов. — Святой безумец».
Он опустился на корточки у её ног.
— Что ты ещё видишь, Марина?
Она навела на него свои распахнутые глаза.
— Скоро сюда придёт человек, чтобы умереть. Ничего уже не поделать. Его время кончилось.
Преторианцы
Наползающий на город комендантский час зажигал огоньки в окнах домов. Самое тихое, боголепное время. Законопослушные граждане уже забились в свои норки. А те, кому уже всё по барабану, ещё не начали ночной дебош.
Официально комендантский час ввели «для обеспечения безопасности граждан в тёмное время суток от противоправных действий криминальных элементов». Кого
