другой семейной линии, бывшая закадычной подругой моей пациентки еще со школьных лет. Когда эта самая тетушка скончалась, девушка, оказавшаяся их единственной живущей родственницей и служившая медсестрой в Королевской общедоступной больнице, бросила работу, чтобы ухаживать за моей пациенткой, и они поселились в городке Икс примерно за год до того, как я приобрел там практику. Надеюсь, пока я все ясно излагаю?
— Абсолютно. У больной была сиделка?
— В то время — нет. Пациентка была еще в состоянии самостоятельно передвигаться, посещать знакомых, выполнять нетрудную работу по дому и в саду, вязать, читать, выезжать на прогулки — словом, делать все то, чем заполняют свою жизнь пожилые дамы. Конечно, время от времени у нее случались приступы боли, но медицинской квалификации племянницы было достаточно, чтобы предпринять все необходимые меры.
— Какой была эта племянница?
— О, очень милой, хорошо образованной, умелой, и мозгов у нее было куда больше, чем у ее тетушки. Это была полагавшаяся только на собственные силы, спокойная и рассудительная и в общем вполне современная девушка из тех, на кого можно рассчитывать, зная, что они ничего не забудут и не потеряют голову. Разумеется, некоторое время спустя злокачественное образование, как обычно бывает, если не пресечь процесс на самой ранней стадии, снова дало о себе знать, и потребовалась новая операция. В то время я практиковал в городке уже месяцев восемь. Я отвез пациентку в Лондон, к своему старому наставнику сэру Уорбертону Джайлзу, и что касается самой операции, то она прошла очень успешно, хотя в ходе ее подтвердилось, что другие жизненно важные органы охвачены метастазами и кончина пациентки — лишь вопрос времени. Не буду вдаваться в подробности. Все, что можно сделать в таких случаях, было сделано. Я хотел, чтобы старушка осталась в Лондоне под наблюдением сэра Уорбертона, но она решительно этому воспротивилась. Привыкшая к сельскому образу жизни, она не могла хорошо чувствовать себя нигде, кроме как дома. Поэтому она вернулась в Икс; мне удалось организовать ее регулярные поездки на лечебные процедуры в ближайший большой город, где имелась превосходная больница. Она на удивление быстро оправлялась после хирургического вмешательства и в конце концов, отказавшись от сиделки, смогла вернуться к прежнему образу жизни под заботливым присмотром племянницы.
— Одну минуту, доктор, — вклинился тот из его собеседников, которого звали Чарлз, — вы говорите, что возили ее к сэру Уорбертону Джайлзу и все такое прочее. Как я понимаю, ваша пациентка была весьма неплохо обеспечена?
— О да, она была очень состоятельной женщиной.
— Вы, случайно, не знаете, составила ли она завещание?
— Нет, не составила. Я уже упоминал ее крайнее неприятие мысли о смерти. Она всегда категорически отказывалась оформлять какое бы то ни было завещание, потому что подобная необходимость ее очень расстраивала. Как-то накануне операции я рискнул заговорить с ней на эту тему в самой непринужденной форме, но только спровоцировал нежелательное возбуждение с ее стороны. Кроме того, она заметила — и это была чистая правда, — что в завещании нет никакой нужды. «Ты, дорогая, — сказала она племяннице, — моя единственная в мире близкая родственница, и все, что я имею, когда-нибудь перейдет к тебе, что бы ни случилось. Уверена, я могу довериться тебе в том, что ты не забудешь моих слуг и сделаешь небольшие пожертвования от моего имени». Так что я больше не настаивал. Кстати, помню… но это было гораздо позже и не имеет прямого отношения к нашей истории…
— Прошу вас, — взмолился Питер, — не пропускайте никаких подробностей!
— Хорошо. Помню, однажды я пришел к своей пациентке и нашел ее не в лучшем состоянии, очень возбужденной. Племянница сообщила мне, что все это из-за визита ее поверенного — семейного нотариуса из города, где они жили прежде, не местного. Он настоял на встрече со своей клиенткой с глазу на глаз, и к концу разговора та страшно разволновалась, рассердилась и заявила, что все плетут против нее заговор, чтобы раньше времени свести ее в могилу. Поверенный ушел, ничего не объяснив племяннице, однако изо всех сил постарался убедить ее, чтобы она послала за ним в любое время дня и ночи, если ее тетушка изъявит желание видеть его, — и он тут же явится.
— И за ним посылали?
— Нет. Старушка сочла себя глубоко оскорбленной нотариусом, и едва ли не последним ее самостоятельным решением было забрать у него все свои дела и передать их местному поверенному. Вскоре после этого ей потребовалась третья операция, после которой она постепенно все больше начала превращаться в инвалида. Слабел и ее разум, она перестала понимать сколько-нибудь сложные вещи, да и боли мучили ее теперь так сильно, что было бы немилосердно тревожить ее делами. Получив от нее доверенность, племянница полностью приняла на себя распоряжение тетушкиными расходами.
— Когда это случилось?
— В апреле двадцать пятого года. Заметьте, хоть пожилая дама и была немного не в себе — лет-то ей было немало, — ее физическое состояние оставалось на удивление хорошим. Я испытывал тогда новый метод лечения, и результаты оказались исключительно интересными. Поэтому-то я так и недоумевал, когда случилась очень странная вещь. Надо сказать, что к тому времени нам пришлось снова нанять для моей пациентки сиделку, поскольку племянница не могла ухаживать за ней круглосуточно. Первая сиделка появилась в апреле. Это была очаровательная и очень умелая молодая женщина — идеальная сиделка. Я мог полностью на нее положиться. Ее особо рекомендовал мне сэр Уорбертон Джайлз, и хотя ей было не больше двадцати восьми лет, она обладала благоразумием и рассудительностью женщины вдвое старшего возраста. Должен также признаться, что мы сразу почувствовали глубокую привязанность друг к другу, обручились и должны были в том же году пожениться, если бы не мои проклятые сознательность
