Так что — нет, Зубарев — нет.
Но и хвоста за ними не было. Ни на пути к Московскому вокзалу, ни на обратном пути.
А ежели так, то… провериться бы. Не по поводу Андрея, по другому поводу.
Собственно, Колчин с тем прицелом и взялся проводить Зубарева. Многоцелевая вечерняя прогулка.
«Источник» действительно отбыл поездом.
Хвоста действительно нет.
По адресу, указанному «источником», действительно проживает… проживал некто Тоболин. По тому самому адресу, куда была доставлена невольная свидетельница, откуда она была вывезена и — исчезла.
Переулок Крылова, 2–41.
Шесть человек сели в лодку, чтобы покататься по озеру. Лодка перевернулась. Все утонули. Сколько всего утонуло человек? Ну, шесть.
Нет. Двенадцать. Ибо еще шесть утонуло в ходе следственного эксперимента.
Ха-ха. Но, по существу, правильно. Воссоздание события должно максимально соответствовать событию.
За полночь. Декабрь. Автомобиль. Человек. Один.
В переулок не заезжать. Припарковаться на углу.
Пройти — два шага.
Арка. Напротив — отдел милиции.
После арки — дворик. Черный выход из «Метрополя».
Следующий дворик.
Рискованно выводить дамочку в охапку посреди ночи — и в машину?
Рискованно, да. Однако риск для приехавшего по приказу свыше киллера — дело привычное. Стакан водки? Укольчик? Чтобы ногами двигала, но не соображала. Всего-то расстояние — метров сорок, и — машина.
Под носом у милиции?
Почему бы и нет? Именно под носом, ибо и не чихнут: под носом же! кому в голову взбредет под носом у милиции!.. Не исключено, киллер сам по себе при форме и при документах — он, знаете ли, в структуре «министра госбезопасности России»!
Что может быть привычней мента, волокущего гражданина-гражданку в машину?! Особенно в переулке, где они, менты, обосновались.
(Вот четверо-пятеро блюстителей порядка с древними книжками под мышкой — это да, это непривычно, это настораживает. Да и задача у «библиотечных» кублановцев иная, не ставилась перед ними такая задача. А перед киллером — ставилась: значит, такая задача, дружок…)
Колчин нашел подъезд.
Первый этаж — какая-то фирма, «Восток». Темно, тихо.
Он поднялся на третий. В чуть утопленной нише — дверь. 41. Полоска бумаги с печатью.
Колчин подсветил фонариком. Замок сложный. Но простой. Ногтем не откроешь, но ключом, пусть и «неродным», — можно.
Колчин открыл. Даже не особенно и ковыряясь. Получилось. У него ДОЛЖНО было получиться. Взломщик — не профессия, а состояние души. Состояние души у ЮК было таково, что не могло не получиться. И не взломал — открыл.
Полоска с печатью не порвалась — отлепилась с негромким лопающимся треском.
На лестничной площадке никто не отреагировал.
Этажом ниже — тоже.
Этажом выше — тоже.
Состояние души. Получается. Не существует выбора между «пан» и «пропал». Выбор — сомнение. Колчин НЕ сомневался.
Он и внутри, в квартире, НЕ сомневался, что найдет. ЧТО найдет — не знал, но что НАЙДЕТ — не сомневался. Состояние души.
Шторы он задернул плотно. Выключил фонарик «от Лозовских», включил свет.
Обстановка в двух комнатах тривиальная. Среднестатистический гражданин Тоболин. Среднестатистическая обстановка.
Колчину не до описи имущества — палас, «стенка», дешевый хрусталь, три полки с книгами (триллеры в «стекле», Пикуль, «Весь Петербург»), стол-«книжка», телевизор «Радуга», проигрыватель «Аккорд»… кухонный гарнитур «Невская дубровка», холодильник «Морозко»… продавленная тахта…
Не сегодня-завтра либо родственники нагрянут (были у Тоболина родственники?), либо судебные исполнители…
А пока — никого. Засада свое высидела. Раритеты возвращены «Публичке». Всё могущее послужить доказательством вины подследственных изъято в присутствии понятых.
А какой именно вины? Кража манускриптов из Российской национальной библиотеки?
Да. Вот доказательства…
Колчин искал доказательства иной вины. И нашел.
Он поднял тахту и рассмотрел содержимое вместилища: перьевая подушка без наволочки, ватное одеяло, шмотки.
Сыскари, конечно же, рассматривали содержимое вместилища. Извлекали, перетряхивали. Они искали то, что хотели найти. Потому и не обратили внимания — ну валяется и валяется, под тахтой вечно хранятся ненужные шмотки.
Колчин тоже искал то, что хотел найти. И без сантиментов: ах, я не хочу! лучше бы не находить! лучше не знать! Он уже ЗНАЛ: Инны нет. И теперешние поиски — поиски улик против тех, кто повинен в том, что Инны нет.
Дубленый полушубок с капюшоном. Полупердон. Мало ли что валяется в тахте у гражданина Тоболина. Ненужные шмотки.
Зачем мужику под шестьдесят стильный женский полупердон? Задались сыскари вопросом?
Нет. Мало ли! Внучке купил за копейки — секонд хенд, ношеный, на Новый год.
Да? Да. (Чёрта с два ТАКОЙ полушубок — на барахолке! Из Канады Колчин привез — Инне…)
Сыскари расследовали обстоятельства кражи рукописей, а не обстоятельства исчезновения Инны Колчиной.
Обстоятельства исчезновения…
При каких обстоятельствах Инна сняла полушубок — неясно. Ясно, что он, полушубок, обнаружился в тахте на квартире Тоболина, который уже никогда не прояснит…
Колчин общупал, внюхался. Это полушубок Инны. Карманы, разумеется, пусты. Но и без всяческих опознавательных мелочей — это ее полушубок. (Ключ, кстати! В колчинскую квартиру просто так, без «родного» ключа, не попасть. И ковыряться с отмычками — напротив чуткая борисенковская семья. Понятно, почему «парикмахерам» Кублановского не составило труда войти в квартиру на Шаболовке для насаждения «жучков». Ключ — «родной».)
Вот и всё…
Сложилось.
Колчин усовал полушубок на прежнее место. Он не фетишист. И потрясать уликой перед виновниками тоже не станет: «Это не мы! Не мы! Понятия не имеем!» — «Ага? А на это что вы скажете?!»
Абсолютно безразлично Колчину, что ОНИ скажут. Слушать он их не станет.
Что он может от них услышать?
«Не мы!»
Он знает теперь доподлинно — ОНИ.
Что он еще может от них услышать?
«Да… мы, но мы не хотели!»
А кого трогает, нехотя вы или в охотку? Колчина не трогает.
Что он может еще и еще от них услышать?
«Ой, простите-пощадите! Мы больше никогда…»
Колчин не простит, не пощадит. И — что да, то да — ОНИ больше никогда…
Колчин погасил за собой свет.
Раздвинул шторы.
Защелкнул замок.
Плюнул на бумажку, прилепил на место.
Спустился по лестнице.
Прошел двориком, под арку, по переулку.
В машину. По Садовой. До Марсового Поля. Через Троицкий мост. Каменноостровский. Черная речка. Коломяжский проспект. Гостиница «Чайка».
Однако вполне-вполне он стал ориентироваться в городе Санкт-Петербурге. Беда-то какая — только сориентируешься, и пора уезжать… Не на ночь глядя, но с утра.
Сколько там до утра?..
Четверть третьего. Ночь.
Спать не хотелось и не моглось.
Ванны-«фуро» в номере не имелось.
Хм. Азбука буддизма:
МАМА МЫЛА РАМУ, А КРИШНА — АРИШУ.
Ванны не имелось.
Он включил телевизор.
Какие передачи в четверть третьего?!
Такие.
«КТВ АРНИКА принимает заказы на демонстрацию фильмов в любое время суток. 301–20–20».
«Продается Форд-Транзит, 1984 года, белый. 4500 долл. Торг уместен. 394–76–76».
«Натуся! Я люблю тебя! Дрюня».
(Широкая натура сей Дрюня. Телетекст в этой «Арнике» наверняка платный и наверняка не копеечный. Но ради того, чтобы объявить про любовь к Натусе не только Натусе, но и всем абонентам «Арники», всему микрорайону, Дрюня ничего не пожалеет… Дурак ты, Дрюня… Любовь не провозглашается. Она или есть, или ее нет.)
Говорил ли Колчин хоть однажды Инне: «Я люблю тебя»? А ведь нет. Говорила ли Инна хоть однажды Колчину: «Я люблю тебя»? А ведь нет. Как-то так у них сложилось, что ГОВОРИТЬ не надо. Ди-Жэнь. Муж — жена. Одно.
Телетекст сменился фильмом.
«Девять с половиной недель».
(Дрюня заказал «в любое время суток»? Чтоб Натуся прониклась: во как он ее любит! Или Натуся истомилась телетекстом: кинишку посмотреть бы! Нет, Дрюня. Натуси заказывают не «Девять с половиной недель», а «Красотку» с Гиром.)
…Микки, еще молодой, еще не поросячерожий, вдоволь наиздевался над Ким, к обоюдному удовольствию, и предсказал: досчитаю до десяти, до ста, до тысячи — и вернешься, никуда не денешься.
Не вернулась. Десять, одиннадцать, двенадцать… сто, сто один, сто два… тысяча и одна, тысяча и две… Не вернулась. И не вернется.
Девять с половиной недель. Что за глубокомысленное название? Перекличка по формальному признаку с «8 1/2» Феллини?
He-а. Просто это — срок.
У Ким был свет в окошке — Микки. Ослепляющий, резкий, зачастую неприятный, но свет. В окошке.
