Обижаете, Юрий Дмитриевич! Кровь идентифицируется по двенадцати и еще трем дополнительным факторам…
Не надо. Значит, точно — вторая?
Обижаете!..
Не обижайтесь, Давид Енохович…
Группа крови, пролитой на обложку «Этики японцев», — вторая. У Инны — третья группа. Доподлинно. А(III) Rh+. Так что действительно кому-то из противников успела закатать в пятак. Не ее кровь, не ее. Опять же, дубленый полупердон в тахте у Тоболина был без следов крови, чего бы не избежать, пролей ОНИ кровь Инны. Не ее кровь…
Спасибо, Давид Енохович.
Ученики сэнсея могли бы сказать: «Ю-Дмич! Мы готовы, если надо…»
Не надо! Отставить!
А что мог бы сказать Колчину отец Инны, Валентин Палыч Дробязго? Что новенького? «Как ты, Юра, мог допустить, чтобы с Инной случилось…» «Я беру, Юра, дело под свой контроль!» «Что тебе, Юра, удалось выяснить?!»
Вот-вот. Что Колчину удалось выяснить, это, знаете ли, касается только Колчина. Знаете ли, что ему удалось выяснить? Нет? И не знайте. Знания умножают страдания. Страдания — от бессилия.
Может влиятельный Валентин Палыч повлиять на ситуацию до такой степени, чтобы четверо граждан не России получили то, что заслуживают?!
То-то и оно — нет.
Может Валентин Пальм скомандовать: «Эй, вы там, в Питере! А подать нам с зятем гражданина Кублановского на растерзание!»
Вряд ли. Еще и потому, тем более потому вряд ли, что генерал-Фима при всем своем ничтожестве (сравнимо с ниндзя-Степой) — фигура заметная, фигура, которую просто так с доски не смахнешь, ибо ненароком укусит за палец мейстера, полагающего, что он, меистер, и разыгрывает партию, что он, мейстер, вправе жертвовать фигурой ради выигрыша.
Они все там, в политике, играют в свои игры — и не исключено, для рекетмейстера Дробязго ни в коем случае нельзя отдавать ЭТУ фигуру. Да, конечно, генерал дутый, величина мнимая. Однако тут вам не Косики-каратэ. Колчин может себе позволить удалить Степу Еваристова за профнепригодность, ибо сам Колчин — ЮК. А политика… Кто там у них не дутый, кто не мнимая величина? У НИХ теперь (впечатление! не утверждение!) такой принцип подбора кадров: на человека должен быть компромат, кадр с несмытым пятном в биографии — надежный кадр, он на крючке, пусть только дернется — мигом подсекут и жабрами об лед.
Ну так вот, очевидно, что сообщи Колчин Вале Дробязго об итогах поездки в Питер, и задача Колчина скорее усложнилась бы, но не упростилась. Вдруг бы выяснилось, что генерала-Фиму невозможно трогать ни под каким видом. Иначе хуже будет.
Кому?
Ну хотя бы Вале Дробязго — в той сложной игре, которую он ведет на верхних этажах.
Начхать Колчину на Валю Дробязго! По большому-то счету! И не страхи за Валю, коий вдруг да и спрыгнет с пути-до, выслушав зятя, утверждали Колчина в его нежелании контакта с отцом Инны.
Никогда Валя и не вставал на путь-до. Ему, Вале, понятней логика не желтая, но синяя. Ближе, во всяком случае. Любой серьезный политик — логичен по-синему. Каждый из них мнит себя доморощенным махапурушей: будем делать так и только так, а если кому-то при этом будет плохо, то это он просто пока не понял своего счастья — счастья для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженный…
Так вот, у ЮК — своя логика, желтая, если угодно.
Продолжаем. Кому еще хуже будет, ежели генерал-Фима получит то, чего заслуживает, по колчинской, по желтой логике? Кому-кому? Ах, стране-е! Что-то там насчет великих потрясений, великой России? «А ты не путай свою личную шерсть с государственной!» Понял, товарищ Саахов? А также товарищи… как вас там?.. Беложыпин, Хухрай, Мущинка, Бичуйс, Сосконец и прочие-прочие смешные-забавные. Дробязго тоже вот… забавно…
Начхать Колчину на… грешно сказать… на страну. Вот он ее и сменил вполне безболезненно.
Была Москва, теперь Берлин.
Кто-то в поисках острых ощущений приезжает-прилетает в Россию на недельку-другую и вроде бы комплимент рассыпает: «О! У вас здесь так интересно! Каждый день что-то происходит! А у нас в Европе скукота-а! Всё, конечно, есть, магазины ломятся, улицы шампунем моют, бандита, коли сыщется такой, в двадцать четыре часа ловят, национальная валюта колеблется в пределах десяти пунктов. Да-а… Скукота-а! А у ва-а-ас!..»
Поживи этот «кто-то» с наше здесь! Поживи, а не поприезжай-поприлетай на экзотику, — то-то заскучает по скукоте.
Как не начхать на страну, которой на тебя начхать?
Спортзал — он и в Германии спортзал. Сэнсей — он и в Германии сэнсей.
А если скука определяется тем, что граждане никак не ожидают сюрпризов, заходя в собственный подъезд, то… поскучаем, что ж.
Но — некогда. Работа в зале с учениками и в России-то отнимала у ЮК львиную долю времени, а здесь и подавно: перспективные приготовишки, кстати, раскованные, свободные, и каратэ их интересует не только и не столько в качестве средства самообороны при входе в подъезд…
Но допустим. Допустим, Валентин Палыч Дробязго ни в коей мере не стал бы оберегать генерала-Фиму из соображений государственной целесообразности.
Допустим, генерал-Фима — ноль без палочки, кукующий в «Крестах» под наблюдением пяти «человеков» (стоило ли тогда подсаживать к нему ажных пятерых «человеков»?).
И что?
Вольно Егору Брадастому накручивать сюжетец: «Идея богатая! Главного злодея сэнсей гробит прямо в тюрьме!» На то Брадастый и режиссер остросюжеток.
А посвяти Колчин Валю Дробязго в суть, что бы предпринял влиятельный Валентин Палыч?
Небось, к прокурору! к прокурору!..
Прокуроры на Руси нынче поплошали, всё больше какие-то губастенькие. Один, прежний, губастенький, типаж: юркий отличник… Дело развалил, хунту обезопасил, зато книжку накалякал… Другой, нынешний, губастенький, типаж: смазливый троечник, выпрашивающий глазами с поволокой «а может быть, четверочку, а?». Этот и вообще — ему бы только с куклами нянькаться… Да, помельчали, поплошали. Любой нахальный адвокат с кашей съест.
Нахальства некоему адвокату не занимать. И на суде, ежели дойдет до суда…
Не дойдет. Не должно. Суд уже состоялся. Приговор не объявлен, но в исполнение приведен будет. Это Колчин утверждает со всей ответственностью, возложенной на него… им же самим.
Стоп-стоп! Ничего он, Колчин, не утверждает. Глупость была бы несусветная! Ничего ЮК не утверждает, да и не знает толком ничего. И потому — о чем Колчину с Дробязго беседы беседовать?
Ну, свяжется он с Валей. Ну, встретятся они — на Шаболовке ли, в Доме-на-набережной ли. Ну, повспоминают Инну. Водки выпьют с печали? Не пьет ЮК водку. Коньяк — и то редко, разве «Кизляр», разве с Зубаревым. Дробязго-то водочку — еще как! Свита должна подыгрывать королю. Ну, в трансе Валентин Палыч. Просидят ночь — бессмысленную. Посвящать Валю в суть Колчин не намерен, сказать Валя Колчину ничего нового не скажет, кроме «держу руку на пульсе! все схвачено! лучшие специалисты!». Так и промаются до утра, пока не приспеет рекетмейстеру к трапу спец-самолета отъехать. На исходе ночи чем бы заняться? Не шахматишками же баловаться — с предсказуемым результатом, даже если тесть зятю даст фору в ферзя… белого.
А ежели не делиться соображениями с Валей, но попросту, по-родственному утешить, мол, специалисты у тебя, Палыч, вероятно, и лучшие, но я и без них кое-что добыл, и уж позволь мне не уточнять, как я собираюсь поступить с добычей.
Нет и нет. Никогда вслух: «Я сделаю это!»
Вслух разве что: «Я сделал это!»
А в данном случае и «Я сделал это!» — вслух будет неразумно, когда ЮК СДЕЛАЕТ ЭТО.
ЮК — не опереточный Хозе: «Аресту-у-уйте меня!» — после акта возмездия. Нет и нет. Мне отмщение, и аз воздам. Да и да.
А подлинный воин тот, кто не только уничтожил врага, но и сам остался невредимым и СВОБОДНЫМ.
ЮК — это Юрий Колчин, это Ко-Цин. Уничтожить и остаться чистым.
…Потому как-нибудь Валя Дробязго обойдется без родственных полуоткровений. Да и какой Валя родственник Колчину?! Валя — бывший тесть. Бывший, ибо зять — это муж дочери. А Колчин теперь не муж, он вдовец. И совсем ни к чему теперь уже посторонним, по сути, людям соваться в душу ЮК.
Не суйся в душу, Валя! Ты в трансе, но ты должен перво-наперво куда-то лететь, что-то важно-государственное решать. Лети, решай. И потом, позже, не суйся в душу.
Сказать что-то хочешь? Важное? Таки нет. Ты, Валя, хочешь услышать что-то важное — от ЮК. Потому и записку передаешь, а потом звонками пытаешься поймать, когда Колчин уже в Берлине обосновался.
Никак не застать Колчина. И не потому, что ЮК от кого-либо специально прячется-скрывается. Ни от кого никогда ЮК не станет прятаться, не станет скрываться.
Но, видать, не судьба, Валентин Палыч, не судьба. Учитывая то, что и сам Колчин несколько раз пытался поймать Валю звонком из Берлина — в Москве. Ничего срочного, просто дать понять: жив-здоров, не в подполье, вот он я, чего искал-то?