От фонариков десантников слизь мерцала. И казалось, что она шевелится, высвобождая невидимые щупальца, готовые в любой момент метнуться навстречу почти безоружным людям.
От этого страшного зрелища трудно было оторваться. Оно подавляло своим уродством и завораживало своей грандиозностью.
В своем роде это была поэма смерти, её квинтэссенция, вытащившая наружу и выставившая напоказ всё уродство человеческого перехода на тот свет.
Нет, в колоннах были слеплены всё же мертвецы: при более детальном рассмотрении оказалось, что у некоторых висели выпущенные кишки, вытянутые и смешавшиеся с потеками слизи, подкрашенной застывшей кровью. Словно через стекло, глядели из её толщи перекошенные лица вытаращенными помутневшими глазами — похоже, люди, утопленные в слизь поглубже, просто задохнулись.
Женщины, мужчины, подростки, дети.
Горн наклонился вперед, к ближайшему монитору.
Рили вцепилась в подлокотники кресла.
«А я еще считала, что страшней того, что видела я, уже ничего не может быть», — было написано на её лице.
«Жутко. Страшно», — поставил себе диагноз искусственный человек Биш.
Даже для робота это зрелище было невыносимо.
Боковым взглядом Рили уловила возле себя какое-то движение и вздрогнула.
Маленькая Нют, вытаращив глазенки, всматривалась в экран, ища кого-то взглядом.
— Ну-ка, Нют, — севшим голосом окликнула её Рили, — пересядь вперед.
Нют отрицательно мотнула головкой.
— Я сказала, сядь вперед! — более решительно приказала Рили.
Нют взглянула на нее. Взгляд девочки был сухим и застывшим.
Было ясно, что в её душе появился еще один намертво выжженный участок.
На этот раз девочка молча повиновалась. Рили была знакома эта сухая боль.
С потолка зала капала жидкость, густая и вонючая. Может, это был раствор всё той же слизи…
Проход между цепочкой кожистых яиц был усыпан трухой.
Тянуло сыростью.
«Так, должно быть, пахло в старинных склепах», — подумал Гис.
— Спокойно, ребята, спокойно, — бодрясь из последних сил, проговорил Эрн. Его слова звучали фальшиво. — Не забывайте, что мы по-прежнему десантники, что у нас есть задание. Идем, ничего не боимся.
Эрн первым вступил в проход между яйцами и колонной. Искаженные смертью лица людей качнулись и поплыли навстречу камере монитора; при виде их Горн и Рили непроизвольно отшатнулись.
За Эрном с хладнокровием мертвеца отправилась Берта. Её саму немного удивляло собственное отношение к возможно скорой смерти. Возможно, психологи подобрали бы её состоянию какой-нибудь умный медицинский термин вроде «потери чувствительности при сверхпороговом раздражителе на фоне общего нервного переутомления». Сама она знала только одно: появилось предчувствие, что смерть не заставит себя долго ждать, и она поняла это и согласилась. Как ни странно, это вызвало даже облегчение: теперь она могла делать что угодно. Приговоренные люди — самые свободные из всех.
— Мне кажется, на нас кто-то смотрит, — буркнул Фро.
«всё это сон, — неожиданно принялся убеждать себя Урих. — Мне всё это привиделось. Обыкновенная иллюзия. Разве так бывает в жизни: чудовища, эти склеенные люди? Конечно же это сон. Так чего я должен бояться?»
Асон гипнотизировал взглядом индикатор движения живых существ. Глаза болели, и время от времени ему начинало казаться, что полукружья с радиусами на табло начинают вращаться. Серые пятна перед глазами тоже несколько раз чуть не сбили его с толку, но распознать их было несложно — стоило только зажмуриться.
Одно из лиц, наиболее сохранившееся, привлекло внимание Берты. Из-за витка слизи, посеревшей и потерявшей видимую клейкость и почему-то напоминавшей легкий газовый шарф, смотрело изможденное лицо подростка, словно на секунду забывшегося от долгих страданий. Берта наклонилась к нему и разглядывала тонкие черты, которые могли принадлежать как мальчику, так и молодой женщине. Прямой нос, короткая челка, тонкие губы.
Гис разглядывал яйца. Кожистые, рыхлые мешки с неровной поверхностью изнутри, казалось, были выложены обнаженным мясом, еще свежим и влажным, лишь местами запекшимся, как на ссадинах. Уродливые лепестки взорвавшейся изнутри толстой плоти вызывали тошноту. От них и пахло плотью, но к запаху примешивался незнакомый оттенок, не имевший земных аналогов. Даже опустев, эта скорлупа была полна хищной издыхающей зрелости и, по контрасту с мертвецами в слизевой колонне, отличалась наглым торжествующим здоровьем.
От постоянного вглядывания в индикатор у Асона начала кружиться голова.
Между тем Берта дулом винтовки отвела пленку от лица подростка. всё же это скореё был мальчик.
— Смотрите-ка!
Гис, тоже дулом винтовки, поднял валявшийся рядом уплощенный, будто выпотрошенный, скелет паука.
Неожиданно мертвая голова дернулась и открыла глаза. Это произошло так неожиданно, что Берта закричала.
всё обернулись к ней. Ей еще повезло, что у винтовки Асона не было магазина: на этот раз отбить дуло было некому.
— Что такое?
— Что случилось?!
Никаких чудовищ не было видно, и это озадачило всех еще сильней.
— Тут живой, живой! — нервно закричала Берта. Крик быстро привел её в себя. Мгновенный испуг улетучился, снова уступая место тупой обреченности. — Один из них живой…
— Тише! — Эрн оттолкнул её в сторону и, прищурившись, заглянул в открывшиеся глаза мальчика. — Не беспокойся. Мы пришли за вами.
Мальчик негромко застонал сквозь зубы. Его лицо исказила гримаса боли.
— всё будет хорошо, — произнес Эрн.
Мальчик посмотрел на него глазами, полными ужаса. Он попробовал что-то произнести, но одеревеневший язык не подчинялся, скованный бессилием.
— Не волнуйся, всё будет хорошо, — повторил Эрн.
— Нет! Нет!!! — На лице мальчика отразился протест.
Только Рили заметила замершую в его глазах просьбу уйти — и по её позвоночнику тотчас пробежали мурашки. Она догадалась, что это могло означать.
— Пожалуйста, — каждое слово уходило из него с крупинкой жизни, — убейте меня! Убейте!
Мальчик снова приоткрыл рот, но больше не смог выдавить ничего.
— Успокойся, мальчик, — продолжал утешать его Эрн, не замечая ужаса в глазах подростка. всё будет хорошо.
Забыв обо всем, Эрн шептал мальчишке слова утешения. Люди были живы — ничто другое его больше не волновало.
— Давай сюда руку, — сказал расчувствованно Эрн, — сейчас мы тебя снимем…
Мальчик закричал, захлебываясь от собственного крика, и, согнувшись пополам, почти вывалился на руки десантников — лишь одна из слезивых полос удерживала. Его тело изгибалось. Мальчика ломало так, что трудно было поверить, что человеческое тело способно на такое, — можно было подумать, что мальчику в спину воткнулось что-то и теперь пронзает его насквозь, стараясь найти в живой преграде более короткий путь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
