— А кто ты на самом деле? — спросила Нелли.
— Скоро узнаешь, узнаешь скорей, чем можешь подумать. Пора вить наконец соединить твои камни с ларцом воедино.
— Ты… ты их украл?! — Нелли вскочила на ноги.
— Украла их ты, а я всего лишь воротил свою собственность. Так скажет тебе любой, исходя из принятых в обществе законов. Поднимемся. В твоих покоях, насколько я могу судить, уж подготовлен сюрприз.
Глава LXIX
Вне себя от беспокойства шла Нелли по лестнице с Венедиктовым. Ах, ежели б он ее обманывал! Нет, не похоже. Катька, Катька, что ж ты не сберегла моих камней? Или уж после, у всей честной компании, их раздобыли? Хороши ж тогда отец Модест с Филиппом! А ну как они не живы? Ну как все, словно Псойка, обескровлены проклятыми асакками? Тогда и Нелли жить незачем, все одно.
Но вот уж кого не чаяла Нелли увидеть вместо мерзких асакк, так это не меньше мерзкого Пафнутия Пантелеймонова сына Панкратова! Меж тем последний сидел, разваляся, на парчовой оттоманке, с коей при виде Венедиктова торопливо подскочил.
Рядом с ларцом, занявшим место посередине стола, лежал четырехугольной сверток из мешковины.
— Батюшка барин, благодетель, алмаз яхонтовый! — подскочивши в два прыжка, крысиный человечек громко облобызал руку Венедиктова.
— Все ль ты сделал, как велено? — Венедиктов вытащил кружевной платочек и отер кисть.
— Как приказать изволили! Ребятушек послал лихих, да обнаковенных. Самых что ни есть ловкачей-татишек. И то вить ни к чему пугать народишко нашими страхолюдинами, лишние толки-то гнать… — Пафнутий стрельнул глазками-бусинками на Нелли. — А сей младень, помнится мне, о прошлую встречу был девицею?
— Тебе что за печаль, о деле рассказывай, — Венедиктов положительно не утруждал себя правилами обязательности: ни с Панкратовым, ни с Гамаюновой, коей небрежным жестом приказал оставаться внизу, когда упомянул о ларце.
— Местопребывание-с они изволили иметь в местной гостинице, — угодливо зачастил Панкратов. — Священник, а при нем мальчишка.
— Или же другая девчонка в мальчишеском платьишке, темная?
— Может статься, благодетель, может статься! Кто ж недоростков-то разберет?
— И второй мужчина, вовсе молодой?
— Никак нет, только священник с недоростком.
— Странно, — Венедиктов поморщился. — Должен быть второй.
— Три дни назад, как въехали. Ящичек сей изрядно берегли, ребятушки следили. Священник выйдет прочь, мальчишка, тьфу, девчонка сидит сторожит, а как недоросток выбежит за обедом али в лавку, так уж священник из комнат ни шагу. Соскучились уж татишки мои подглядывать, а душегубствовать велено не было, чтоб, значит, неприметно дельце провернуть. А вчерашний день священник-то надолго ушел, часа на три.
— Куда? — жестко спросил Венедиктов.
— Виноваты, благодетель, ушмыгнул подворотнею так, что даже и сану неприлично. Не то чтоб слежку заметил, а просто уж больно ловок, молодой да ранний. Верно, в свычае у него криво-то ходить.
— Плохо следили.
Взгляд Нелли не мог оторваться от свертка. Да, скорей всего камни там — во что-то подобное как раз удобно было все украшения ссыпать, когда Катька их сняла.
— Наше окаянство, благодетель, вперед углядим. Только тем временем Митюшка, человечек мой, в петельки маслицем капнул да и вошел тихохонько в сапожках мягких. Уж сумерки были-с.
Нелли напряглась как струна. Катька! Жива ли Катька?!
— Глядит Митюшка, а мальчишка-то, тьфу, словом, недоросток, на столешню голову положил да и дремлет себе рядом с ящичком сном праведным, даже свечки не зажег. Понятно, скушно дитю в пустой каморке караулить. Митюшка руку-то просунул в ящичек, точно: побрякушки! А недоросток знай себе сны видит, даже всхрапнул. Обернул Митюшка ящичек тряпицею, да в дверь, да к черному ходу. А там уж со всех ног ко мне, а я в саночки да к благодетелю во всю лошадиную мочь. Изволите глянуть?
— Уж пускай природная хозяйка на место кладет. Разверни камни, Елена, — Венедиктов отошел к окну, снаружи уже запорошенному снегом по подоконнику, но еще прозрачному, не затянутому ледяными узорами.
Нелли подошла к столу, чувствуя себя механическою куклой, лишенною всякой воли. Саламандра печально глянула на нее с крышки ларца. Ларец же стоял перед бронзовой статуэткою сатира, у коего был сейчас такой вид, словно он вот-вот вскочит саламандре на спину. Экое все противное в этом дому! Нелли развернула грубую ткань, откинула крышку…
— Чему ты смеешься, девочка? Уж не больна ли ты? — Левая бровь Венедиктова в удивлении поднялась.
Но Нелли уж не смеялась, она хохотала, хохотала самым неприличным образом, точно ошалевший от игры в первые снежки дворовый мальчишка. Запустив обе руки в содержимое ящичка, она, набравши две полных горсти содержимого, соскользнула на пол, роняя дешевые безделки, что нашлись некогда в подаренном Кате цыганскою старухой узле.
Кольца, браслеты, цепи поблескивали в плотном ворсе ковра.
Панкратов в испуге зажал рукою рот.
— Что за оказия? — Венедиктов стремительно приблизился к столу, подцепил усыпанный красными камушками браслетик.
— Обманули дураков на десяток кулаков! — Нелли согнулась пополам. Отец Модест оказался хитрей, куда хитрей Венедиктова, теперь ужо поглядим, чья возьмет!
— Подделка. — Голос Венедиктова прозвучал ровно, точно бесстрастное бряцание металла.
— Батюшка, не губи!! — Панкратов, упавши на колени, проскакал на них через комнату к Венедиктову.
Венедиктов, не выпуская из руки браслетика, сильно сжал другою Нелли за плечо. Прикосновение его перстов было таким ледяным даже через суконную ткань, что Нелли перестала смеяться.
— Подделка, — повторил Венедиктов.
— Отец родной, выследим, догоним, поправим ей-же-ей! — Панкратов все хватал ускользающую полу его атласного бледно-голубого камзола.
— Теперь уж и догонять ни к чему, с часу на час сами пожалуют. Кто ж таков этот жрец? Зачем суется мне поперек дороги? Надобно захватить его живьем, мне должно с ним говорить.
— Говори, Хомутабал.
К восторгу своему, Нелли увидела в руках отца Модеста новехонькой пистолет с великолепною гравировкой по стволу. Надо признаться, впрочем, что восхитила ее отнюдь не гравировка. Катя, выглянувши из-за его спины, скорчила Нелли приветственную рожицу.
— Заряжен славным серебром, а я не промахиваюсь в монету на лету.
— В монету быть может, а в меня? — Венедиктов усмехнулся с видом человека, двинувшего шахматную фигурку для шаха. К ужасу Нелли, губы его прихотливо изогнулись словно бы для свиста.
— Первое — не зови никого, не к чему. Второе — я в тебя попаду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
