class="p1">– Параноид! – метко назвал его Глеб. – Психоз, связанный с манией преследования.
– А ты кто? Панк? – спросил Монгол.
– Наверное, – неуверенно сказал Глеб.
– Это просто. Ты что слушаешь?
– Гробов, ДК.
– А, ну тогда панк, – сказал Монгол. – Главное, что не «Сектор Газа». А то подделок развелось. Что групп, что панков.
– Я у Летова дома был, в Омске, – сказал Глеб. – Он на первом этаже живет, в обычной пятиэтажке. И это все басни, что у него дома асфальт на полу, а все стены заклеены вырезанными из журналов глазами.
За спиной послышались веселые голоса.
На тропинке несли с родника воду двое москвичей. Над ними веселым волчком крутился целый комариный рой. Полные, одутловатые, не по возрасту похожие на мешки, с налетом присущей жителям мегаполисов детской наивности на лице, они сильно отличались от остальных. К тому же они говорили не привычное «пацаны», а странное и нелепое «парни».
– Привет, парни! – весело крикнул один, задорно взмахнув пухловатой рукой.
– Здарова, – ответил Глеб.
Они прошли мимо, затем, пошептавшись о чем-то, повернули назад.
– Парни! А как вы спите? – непонимающе спросил один. – Прямо так, без палатки, на земле? У вас и спальников нет?
– Не-а.
– И карематов?
– Мы все взяли, но в самолете забыли, – ответил за всех Монгол. – Карематы потеряли, эскалопы испортились. Особенно карематы жалко.
– Да, не повезло вам, парни! – искренне посочувствовали москвичи и двинулись было к своей поляне.
– Эй, парни! А правда, что вы у себя в Москве яблоки в магазинах покупаете? – весело и беззлобно крикнул вслед запорожец Глеб.
– Лучше брать у бабушек на рынке. А что? – удивились москвичи.
– Деньги девать некуда, – прыснул Монгол.
– А еще говорят, что вы воду из-под крана кипятите, – давясь от смеха, добавил Веня.
Те ничего не ответили и, отмахиваясь от комаров, побрели к себе на стоянку.
– Ха, над парнями – комары, а над пацанами нет. Интересное явление, – отметил Монгол.
– На свежую кровушку летят, гады. Кстати, а что такое карематы? – спросил Том.
– Не знаю. В первый раз слышу.
– Подстилка такая, чтобы спинке тепло было, – отвечал Глеб. – Чтобы, значит, жить на берегу моря, как у себя дома, на матрасике.
– Ясно, парни! – Том состроил умное лицо, и все снова захохотали.
– Как они сюда попали, вообще неясно. Прикид яркий, мажорный, но и на мажоров не похожи, раз тут выживают. Как будто мама погулять отпустила и где-то задержалась.
– Да они упакованы по полной! С таким барахлом в тундру ходить можно. Вот сопрут у них майно, – тогда узнают, почем фунт бытия.
– А тут вообще воруют? – спросил Том.
– А то! В прошлом году ребята стояли, аккурат на вашем месте. Палатку, наивные, поставили выходом к обрыву, чтобы в море купаться и видеть, если кто в гости зайдет. Ну, плавают себе, довольные, на палатку поглядывают: все хорошо. Поднимаются, а у палатки спина разрезана. Денег нет, документов. Паспорта, правда, потом вон в тех кустах нашли.
– Том, а где сало? – вдруг спросил Монгол.
– В пакете было, в моей сумке. – Том только сейчас заметил, что Монгол уже довольно долго роется в вещах.
– Нету здесь.
Они обыскали все вокруг. Все было на месте: документы, вещи, нож. Даже спирт, которого осталось грамм семьсот.
– Мужики, кто-нибудь сало брал? – с последней надеждой спросил Монгол, но все развели руками.
– Если спирт остался, то брал не человек. Скорее всего ежи утащили, – со знанием дела сказал Глеб. – У нас в прошлом году пакет с крупой уволокли. Мы потом остатки в кустах нашли. Я с тех пор всю жратву на деревья вешаю.
– Да там нормальный кусок был, непочатый. Вот маленький остался. Маленький не взяли, сволочи!
– Тут такие ежи! – продолжал Глеб: – С кота!
– Вот же гады, – сокрушался Монгол. – Тут и так жрать нечего, а теперь вообще. Подорвали нашу продовольственную базу.
– Бесполезно. Не найдешь. – Веня, скрестив руки, наблюдал, как в поисках сала Том шарит в колючках самшита. – Лучше думай, как жить дальше. Я, например, картины пишу. Но есть и другие способы заработка. Можно, например, нарвать винограда и отнести его на рынок. Плюс – его заберут сразу. Минус – скорее всего очень дешево.
Том не отвечал. Сала он не нашел, зато обнаружил в кустах целый лабиринт полузаросших тропинок и теперь блуждал по ним, собирая ветки для костра.
– Можно еще набрать камней, расписать их аюдагами типа Гурзуф-95, и продавать по дешевке. Краску я дам.
– Панк ненавидит капитал и общество потребления. Панк презирает весь этот официальный балаган, именуемый государством. Уважающий себя панк не будет сидеть на берегу и торговать камушками. Это к хиппарям, – сказал Том.
– Есть менее приличный способ. Можно нарвать лаврушки у «Тарелки» или, там, розмарина. Раздобыть дешевых горшков. Воткнуть побеги в горшки и продавать как саженцы. На хлеб с маслом хватит. Минус – нужно валить до того, как они завянут. Хотя вянут они долго.
– Вот подойдет ко мне старушка, достанет свой тощий кошелек… Так я ей сам все и расскажу. И про веточки, и про горшочки. Нет, нельзя такое. Пенсионеры и так государством обижены. Что ж мне, против этих несчастных стариков на стороне уродов выступать? И хотя их обиженность напрямую истекает из их доверчивости, но все равно как-то… Не по-человечески. – Том вытащил из вороха опавшей листвы спрятанные кем-то ласты.
– О, да это же средства производства! – сказал Веня. – Кстати, в Ай-Даниле есть недостроенный пирс. Трубы такие из воды торчат. На трубах мидий – валом. И народу почти нет.
– Вот это надо попробовать. Мы вечером вернемся. Ты посмотри за нашим местом, чтобы не занял кто.
– Удачи! Если через месяц не вернетесь, я буду считать поляну свободной, – ответил Веня.
Монгол и Том похватали сумки и вскоре уже шагали по пыльной полевой дороге на запад, туда, где за нестройными рядами виноградников утопало в зелени белое здание Ай-Данильского санатория.
– Сейчас пару пакетов нарвем. Один съедим, второй в Гурзуф на продажу, – предложил Монгол. – У ресторана с руками отберут. Хлеба купим. И сала. Не, лучше мяса.
Море штормило. Холодные пенящиеся валы бутылочного цвета с протяжным грохотом катили на засыпанный морским мусором безлюдный берег. Ветер сдувал их искрящиеся на солнце гребни. Вода, будто вырываясь из морской пучины, медленно карабкалась вверх, все выше и выше, чтобы затем надорваться, непосильной ношей обрушиться с шумом вниз, и, разбившись на мелкие пенящиеся барашки, наперегонки бежать к берегу. Покрыть его на миг белым бархатным одеялом и со свистом, пожирая неосторожные камни, поспешно отступить назад, в пучину.
– С-ссссссссссссссссс!
Тому вдруг показалось, что эта разбушевавшаяся стихия злится именно
