Я спустился с холма, углубившись в лабиринт темных переулков квартала Грасия. Там я нашел открытое кафе, переполненное посетителями, преимущественно местными жителями, горячо обсуждавшими политику или футбол — определить точнее было трудно. Я обошел скопление народа и, прорвавшись сквозь завесу дыма и шума, добрался до стойки. Трактирщик одарил меня неприветливым взглядом, каким, верно, встречал всех чужаков, к категории которых относились, с его точки зрения, обитатели любого места, находившегося за пределами двух ближайших к заведению улиц.
— Мне нужен телефон, — сказал я.
— Телефон только для клиентов.
— Налейте мне конька. И дайте телефон.
Трактирщик взял бокал и указал мне на проход в глубине зала, начинавшийся под табличкой «Писсуары». Там, в конце коридорчика, я нашел подобие телефонной кабины. Она располагалась как раз напротив входа в туалет, и туда легко проникали удушающая аммиачная вонь и шум, доносившийся из зала. Я снял трубку и подождал ответа на линии. Через несколько секунд мне ответила служащая коммутатора телефонной компании.
— Мне нужно позвонить в контору адвоката Валеры, которая находится по адресу: дом номер четыреста сорок два по бульвару Диагональ.
Девушке потребовалась пара минут, чтобы разыскать номер и соединить меня. Я ждал, прижимая трубку к одному уху и закрывая ладонью другое. Наконец мне подтвердили, что мой вызов принят, и секунду спустя я услышал голос секретарши адвоката Валеры.
— Сожалею, но адвоката Валеры в настоящее время нет в конторе.
— Это очень важно. Передайте ему, что звонит Мартин, Давид Мартин. Дело жизни и смерти.
— Я помню вас, сеньор Мартин. К сожалению, не могу соединить вас с адвокатом, поскольку его нет. Уже половина десятого вечера, и он давно ушел.
— Скажите мне тогда его домашний адрес.
— Я не могу предоставлять такого рода информацию. Извините. Если угодно, позвоните завтра утром и…
Я разъединился и снова стал ждать линию. На сей раз я продиктовал оператору номер, который дал мне Рикардо Сальвадор. Его сосед ответил на звонок и пообещал подняться и посмотреть, дома ли отставной полицейский. Сальвадор взял трубку через минуту.
— Мартин? Вы в порядке? Вы в Барселоне?
— Только что вернулся.
— Вам необходимо соблюдать осторожность. Полиция вас ищет. Ко мне приходили, расспрашивали о вас и об Алисии Марласке.
— Виктор Грандес?
— По-моему, да. Он разгуливает с двумя верзилами, которые совсем мне не понравились. Мне кажется, на вас хотят повесить убийства Роуреса и вдовы Марласки. Лучше бы вам поостеречься. Конечно, за вами будут следить. Если хотите, можете прийти сюда.
— Спасибо, сеньор Сальвадор. Я подумаю. Не хочу впутывать вас в новые неприятности.
— Делайте что хотите, но поберегитесь. Пожалуй, вы были правы — Хако вернулся. Не знаю зачем, но он вернулся. У вас есть план?
— В настоящий момент я пробую встретиться с адвокатом Валерой. Думаю, за всем этим стоит издатель, на которого работал Марласка, и думаю, что правду знает только Валера.
Сальвадор немного помолчал.
— Хотите, чтобы я пошел с вами?
— Полагаю, не стоит. Я позвоню вам, как только переговорю с Валерой.
— Как угодно. Вы вооружены?
— Да.
— Отрадно слышать.
— Сеньор Сальвадор… Роурес упоминал о какой-то женщине из Соморростро, с которой советовался Марласка. Он познакомился с ней через Ирене Сабино.
— Ведьма из Соморростро.
— Что вы о ней знаете?
— Почти ничего. Сомневаюсь, что она существует, как и тот издатель. Хако и полиция — вот о чем вам надо побеспокоиться.
— Я учту.
— Позвоните мне, как только что-нибудь узнаете, договорились?
— Непременно. Спасибо.
Я повесил трубку и, проходя мимо стойки, положил несколько монет в уплату за звонок и рюмку конька, которая так и осталась стоять нетронутая.
Через двадцать минут я стоял у дома номер 442 по бульвару Диагональ, глядя на освещенные окна конторы Валеры на верхнем этаже. Привратницкая уже была закрыта, но я стучал до тех пор, пока не высунулся швейцар. Он двинулся к двери с весьма неприветливым видом, но как только приоткрыл ее, собираясь меня прогнать, я оттолкнул его и вошел в холл, не обращая внимания на протесты. Я направился прямиком к лифту. Швейцар попытался остановить меня, ухватив за плечо, но я бросил на него уничтожающий взгляд, побудивший его отказаться от воинственных намерений.
Удивление, отразившееся на лице секретарши Валеры, когда она увидела меня на пороге, быстро сменилось испугом, тем более что я сунул ботинок в щель, чтобы женщина не захлопнула дверь перед моим носом, и вошел без приглашения.
— Сообщите адвокату, — сказал я. — Немедленно.
Секретарша побледнела.
— Сеньора Валеры нет…
Я схватил ее за руку и потащил в кабинет адвоката. В помещении горел свет, но Валеры не было. Секретарша всхлипывала от страха, и я вдруг осознал, что стиснул ее руку так, что пальцы впиваются в плоть. Я выпустил ее и отступил. Женщину трясло. Я вздохнул и попытался изобразить успокаивающий жест, что привело только к тому, что она заметила револьвер, заткнутый за пояс брюк.
— Пожалуйста, сеньор Мартин… Клянусь, что сеньора Валеры нет.
— Я верю. Успокойтесь. Я всего лишь хочу поговорить с ним. Только поговорить.
Секретарша больше не возражала. Я улыбнулся ей.
— Будьте любезны, возьмите телефон и позвоните ему домой, — велел я.
Секретарша взяла трубку и заплетающимся языком назвала номер адвоката служащей коммутатора. Дождавшись ответа, она протянула трубку мне.
— Добрый вечер, — начал я.
— Мартин, какой неприятный сюрприз, — сказал Валера на другом конце линии. — Можно узнать, что вы делаете у меня в конторе в такое время суток, помимо того, что терроризируете моих сотрудников?
— Простите за беспокойство, адвокат, но мне необходимо срочно найти вашего клиента, сеньора Андреаса Корелли, и вы единственный, кто может мне помочь.
Установилось продолжительное молчание.
— Боюсь, вы ошибаетесь, Мартин. Я не могу вам помочь.
— Я надеялся, что мы сможем решить эту проблему полюбовно, сеньор Валера.
— Я вас не понимаю, Мартин. Я не знаком с сеньором Корелли.
— Простите?
— Я никогда его не видел, ни разу с ним не разговаривал, и тем более не знаю, где его найти.
— Напоминаю, что он нанимал вас, чтобы вытащить меня из полицейского управления.
— Недели за две до того случая мы получили от него по почте чек и письмо, где говорилось, что он является вашим партнером, и что инспектор Грандес портит вам жизнь, и чтобы мы выступили в защиту ваших интересов, если возникнет такая необходимость. К письму прилагался конверт, который он просил вручить вам лично в руки. Я ограничился тем, что депонировал чек и попросил своих знакомых в управлении, чтобы мне дали знать, если вас доставят в полицию. Именно так все и произошло. И, насколько вы помните, я выполнил свою часть обязательств и вызволил вас из полиции, наобещав Грандесу кучу неприятностей, если он не согласится выпустить вас на свободу. Не думаю, что у вас есть повод жаловаться на нашу работу.
На сей раз дара речи лишился я.
— Если не верите, попросите сеньориту Маргариту показать вам письмо, — добавил Валера.
— А ваш отец? — спросил я.
— Мой отец?
— Вашего отца и Марласку связывали деловые отношения с Корелли. Он должен был что-то знать…
— Уверяю вас, что мой отец никогда не вел напрямую никаких дел с этим сеньором Корелли. Всю переписку, если таковая имелась, поскольку в архиве конторы не сохранилось никаких документов, вел лично покойный сеньор Марласка. Пожалуй, теперь, когда вы задали вопрос, я припоминаю, что отец стал сомневаться в существовании этого сеньора Корелли, особенно в последние месяцы жизни сеньора Марласки, когда тот связался, если можно так выразиться, с той женщиной.
— Какой женщиной?
— Хористкой.
— Ирене Сабино?
Я услышал, как он негодующе фыркнул.
— Перед смертью сеньор Марласка создал денежный фонд, передав его в управление и на попечительство конторы. Из этого фонда необходимо было осуществить ряд переводов на счета, открытые на имя некоего Хуана Корберы и Марии-Антонии Санаухи.
«Хако и Ирене Сабино», — подумал я.
— Насколько велик был фонд?
— Это был вклад в иностранной валюте. Кажется, он составлял около ста тысяч французских франков.
— Марласка не рассказывал, откуда он взял эти деньги?
— У нас адвокатская контора, а не детективное агентство. Контора ограничилась выполнением инструкций, оговоренных в завещании сеньора Марласки, не подвергая их сомнениям.
— Какие еще распоряжения оставил сеньор Марласка?
— Ничего особенного. Простые выплаты третьим лицам, не имевшим никакого отношения ни к конторе, ни к семье.
