тем самым лишил бы меня права заставить отца заплатить. Это было рискованно — ворваться и позволить Кату убить Нилу у меня на глазах, но Кат не знал того, что было известно мне.
Он дал слабину.
В Африке я почувствовал, что он немного смягчился. И сегодня, когда мы ворвались в дом, предвещая беду, он выглядел так, словно испытал… облегчение. Словно ожидал, что я появлюсь, и был благодарен, что все закончилось.
Я не мог этого понять. Однако он не мог больше это скрывать. Он наконец-то показал, как устал. Как мы все устали.
Всю мою жизнь он был властным ублюдком с недостижимыми идеалами и строгими правилами. Я придерживался убеждения, что мы ему никогда не нравились, и, очевидно, он не испытывал к нам любви. Но в нем было что-то большее. Что-то, на чем я никогда не позволял себе сосредоточиться, поскольку это только сбивало меня с толку.
Но теперь я прочувствовал это. Более глубокая грань проявилась в Кате, когда Килл вырвал его из рук Текстиля, схватив за плечи. В моем отце было много ненависти и беспощадности, но он также испытывал сострадание и чувство вины.
И это чувство вины становилось все более и более доминирующим, чем дольше Нила жила с нами.
Это была еще одна причина, по которой я хотел остаться с ним наедине. Я хотел посмотреть ему в глаза, отбросить защитные рефлексы и раскрыть секреты, которые хранит мой отец, чтобы впервые в жизни понять его.
И именно поэтому я не знал, смогу ли добиться того, чего он заслуживал. Что, если я узнаю, что его секреты искупили его вину? Что, если я почувствую что-то, что изменит двадцать девять лет веры в ложь?
— Джетро…
Голос Нилы вырвал меня из раздумий. Мое зрение затуманилось, галлюцинации от недостатка сна и испытанного потрясения играли с моим сознанием. Галлюцинации не были чем-то серьезным, просто странным трепыханием, похожим на черного дрозда, или рябью солнечного света, напоминающего шмеля или бабочку.
Безобидные вещи, но, тем не менее, несуществующие.
Я хочу спать.
Скоро я смогу поспать.
Сжав переносицу, я глубоко вдохнул. Держи себя в руках. Еще пару часов, и я обрету свободу. Мы все будем, мать твою, свободны, и я смогу спокойно отдохнуть впервые с тех пор, как себя помню.
Как только все закончится, я навещу брата. Скажу ему, что обо всем позаботился и можно возвращаться домой в безопасность.
Я чертовски по нему скучал.
Пора возвращаться, братишка.
Пришло время показать ему, что я прикрываю его спину, как он прикрывал мою всю жизнь.
— Кайт… я доверяю тебе. Но тебе нужно отдохнуть. — Нила обхватила ладонью мою руку. — Пожалуйста, что бы ты ни задумал, это съедает тебя заживо, — сказала она, указывая на Ката, удерживаемого Киллом. — Ты победил. Наследование долгов завершено. Пусть с ним разбираются власти.
Я мрачно усмехнулся.
— Власти? Нила, власти принадлежат нашей семье. Никто не посмеет дать показания против него или посадить его в тюрьму. Если хочешь справедливости, это единственный способ. — Взяв ее за подбородок, я убрал нитку с ее кожи, оставленную материалом, ранее прикрывающим ее голову. — Поверь, когда я говорю, что это то, что должно произойти. Не пытайся остановить меня снова.
Нила опустила взгляд. Ее сердце бешено колотилось, эмоции бурлили, словно горячие источники под поместьем, но она послушала меня. Она отступила, позволяя мне уйти.
Я выдохнул с облегчением, безмолвно поблагодарив ее.
Кат не произнес ни слова — да он и не мог. Как только он сдался, я засунул ему кляп и заклеил рот скотчем. Его ноздри раздувались, седые волосы в беспорядке падали на лоб.
Дэниель был мертв. Бонни тоже скоро умрет. Кат будет следующим, кто покинет этот мир.
Нила отступила, когда Жасмин подъехала ко мне и схватила за руку.
— Я не буду пытаться остановить тебя, но не чувствуй, что ты должен…
— Не начинай, Жас.
— Я беспокоюсь о том, что…
Я холодно рассмеялся.
— Что это сделает со мной? Жас, ты знаешь, что будет, если я не сделаю этого. Я никогда не прощу себя. Он доставил много мучений тем, кого мы любим. Тебе не кажется, что ему пора попробовать свое собственное лекарство?
Килл не сказал ни слова, крепче сжимая моего отца в своих руках.
Нила прикусила губу и смотрела на Жасмин, ожидая ее ответа.
Жас неподвижно сидела в своем кресле. Я позволил своему состоянию разгореться сильнее, выделив ее в толпе. Она чувствовала тот же страх, что и Нила. Страх, что я никогда не буду прежним, если сделаю это. Страх, что это будет преследовать меня вечно.
Возможно, так и есть, но я был в долгу. Перед шахтерами, освободившими меня. Перед Киллом, прикрывшим меня. Перед Текстилем за смерть его жены. Перед всеми, кто участвовал в наследовании долга.
Я делал это не для себя. Я делал это для них. Это была жертва, на которую я был готов пойти.
Жас нежно улыбнулась, когда наши глаза встретились. Ее эмоции затихли, слившись в одно единственное желание: закрыться.
Я кивнул, давая ей понять, что понял ее доводы.
— Спасибо.
Она разгладила плед на своих обездвиженных ногах. Ногах, которые были платой за меня. Инвалидность, причиненная нашим отцом, который теперь должен ответить за свои преступления.
Сегодня ночью все закончится.
Жизнь Ката станет завершением его ужасного правления.
Жас кивнула. Давая мне разрешение и силу. Прищурившись, она перевела взгляд на Ката.
— Я пыталась быть дочерью, которую ты хотел, но никогда не была достаточно хороша. Надеюсь, эта мысль будет преследовать тебя вечно.
Грудь Ката вздымалась от притока воздуха, в его взгляде светилось раскаяние.
В отличие от Нилы, она не простила его. Он причинил ей слишком много страданий, чтобы быть такой самоотверженной.
Ее переполняли страх за меня и потребность в возмездии. Она хотела, чтобы я сделал это. Она призывала меня сделать это.
Для меня этого достаточно.
