ей не помогли крепости, когда ее замок осадил Чезаре Борджа и враждебный ей народ примкнул к чужеземцам. Так что для нее было бы куда надежнее, и тогда и раньше, не возводить крепости, а постараться не возбудить ненависти народа
В русской истории подобных моментов никогда не было. Народ брался за оружие против власти только под предводительством самозванцев или вождей, которые так или иначе приписывали себе покровительство самодержцев (Степан Разин). Соответственно, вмешательство соседних держав не имело политического смысла. Вообще народные восстания против власти были очень редки. Их основной силой всегда было специфическое по своей политической культуре казачество.
Итак, по рассмотрении всего сказанного выше, я одобрю и тех, кто строят крепости, и тех, кто их не строит, но осужу всякого, кто, полагаясь на крепости, не озабочен тем, что ненавистен народу.
Очень афористично, как всегда, когда Макиавелли хотел добиться эффекта. Кроме того, в этом последнем предложении еще раз повторены две основные мысли данной главы. Первая – политические решения принимаются в зависимости от политической ситуации. Вторая – всегда надо беспокоиться о расположении народа.
Глава XXI
Как надлежит поступать государю, чтобы его почитали
Ничто не может внушить к государю такого почтения, как военные предприятия и необычайные поступки.
В переводе Юсима: «Ничто не приносит государю такого уважения, как великие походы и необыкновенные поступки».
В принципе стандартное утверждение для того времени. Считалось, что именно война – путь к славе государя. Примеров восхваления удачливых полководцев-государей множество. Однако обратим все-таки внимание, что сам Макиавелли о реформах и значении общественного мнения в этой книге написал куда раньше, чем о воинских доблестях. И уделял первым в этой книге гораздо больше значения. Больше того, придавал первичное значение законодательству, а не воинской удаче. Могу предположить, что Солон для него значил больше, чем Александр Македонский. Или, по крайней мере, не меньше.
Одновременно следует обратить особое внимание на утверждение, что почтение к государю вызывают не только военные успехи, но и «необычайные поступки». Из дальнейшего хода рассуждений Макиавелли станет ясно, что речь идет о неожиданных решениях, которые сбивают с толку тех, кто может противодействовать правителю, и заставляют их вместе со всем обществом безропотно следовать его воле и покоряться его политике.
Россия во многом была исключением из «правила Макиавелли» в отношении значения воинской славы государей. Из князей мало кто обладал признанным военным талантом, разве что Владимир Мономах и, может быть, Александр Невский. Из московских князей и русских царей таковых не было никого. Причины, наверное, надо рассматривать в другом исследовании. А вообще в Московской Руси очень ценили не блеск побед, а тишину и мир. Это ожидание народа довольно хорошо передавали летописцы.
Как бы то ни было, традиция связывать уважение к государю с успешными военными походами в Европе идет еще от Аристотеля и имела много продолжателей[545]. Сам Макиавелли в последней главе «Государя» процитирует Тита Ливия: «Ибо война справедлива для тех, кому необходима, кто не может без нее обойтись, и священно оружие, в котором заключена вся надежда». В «Рассуждениях» объяснено, почему даже республика должна быть готова к войне, в том числе наступательной[546].
Из нынешних правителей сошлюсь на Фердинанда Арагонского, короля Испании. Его можно было бы назвать новым государем, ибо, слабый вначале, он сделался по славе и блеску первым королем христианского мира; и все его действия исполнены величия, а некоторые поражают воображение. Основанием его могущества послужила война за Гренаду, предпринятая вскоре после вступления на престол. Прежде всего, он начал войну, когда внутри страны было тихо, не опасаясь, что ему помешают, и увлек ею кастильских баронов так, что они, занявшись войной, забыли о смутах; он же тем временем, незаметно для них, сосредоточил в своих руках всю власть и подчинил их своему влиянию. Деньги на содержание войска он получил от Церкви и народа и, пока длилась война, построил армию, которая впоследствии создала ему славу. После этого, замыслив еще более значительные предприятия, он, действуя опять-таки как защитник религии, сотворил благочестивую жестокость: изгнал марранов[547] и очистил от них королевство, – трудно представить себе более безжалостный и в то же время более необычайный поступок. Под тем же предлогом он захватил земли в Африке, провел кампанию в Италии и, наконец, вступил в войну с Францией. Так он обдумывал и осуществлял великие замыслы, держа в постоянном восхищении и напряжении подданных, поглощено следивших за ходом событий. И все эти предприятия так вытекали одно из другого, что некогда было замыслить что-либо против самого государя.
Здесь следует прежде всего обратить внимание на подход Макиавелли к понятию нового государя. В этом случае речь идет не о человеке, который встал у власти тем или иным путем; тут рассматривается пример государя наследственного, который заслужил определение новый только потому, что уже во время своего правления начал проводить совершенно новую политику, а в результате этого создал новое государство. В этой книге вообще определение новый государь выглядит крайне многогранным[548]. Исследователи много раз обращали внимание на особенности отношения Макиавелли к используемой терминологии[549].
Автор особо выделяет следующие моменты в политике Фердинанда Арагонского:
– осторожность и предусмотрительность;
– значение опережающей политической инициативы государя для его престижа в глазах подданных;
– значение опережающей политической инициативы государя для обеспечения безопасности его личного правления;
– значение неожиданности и необычности принятых решений для поднятия престижа государя;
– непрерывная последовательность инициатив, лишающая возможную политическую оппозицию времени для того, чтобы что-либо предпринять против действующего государя.
В этом отрывке также следует обратить внимание на явную оплошность автора книги с точки зрения исторической перспективы. Старая истина: большое, не говоря уже о великом, не всегда видно вблизи. Дело в том, что именно во время правления Фердинанда испанцами была открыта (или открыта заново, после викингов) Америка. Да, Колумб на деле пользовался покровительством королевы Изабеллы Кастильской, соправительницы своего мужа. Да, современники не поняли значения его открытия. Да и сам он, кстати говоря, не осознал этого тоже. Но все-таки в перечне деяний Фердинанда, сделанным Макиавелли, нет открытия Америки.
А сейчас буквализма ради попробуем обратиться к проблеме перевода отдельных терминов. Сначала речь пойдет о stato. В приведенном выше отрывке сказано, что завоеванием Гренады Фердинанд заложил основание dello stato suo. Будем приводить примеры переводов в хронологическом порядке.
Курочкин: «В начале своего управления он завоевал Гренадское королевство, и это предприятие послужило основой для его дальнейшего величия».
Роговин: «В
