Рогонт печально усмехнулся:
– О, бездонный кошелек Осприи!.. Я в долгах по уши и выше. Задницу свою продал бы, дай мне кто за нее больше пары медяков. Нет, от меня, боюсь, вы золота не дождетесь.
– А от Южных сил? – спросила Монца. – Я слышала, в Гуркхуле горы состоят из золота.
Ишри потерлась спиной об одну из колонн.
– Из грязи, как и везде. Но в них можно найти немало золота, если знаешь, где рыть. Каким образом вы планируете прикончить Верного?
– Лирозио сдастся, как только подойдет армия Орсо.
– Разумеется, – сказал Рогонт. – Он столь же сведущ в капитуляции, как я – в отступлении.
– Тысяча Мечей двинется на юг, к Осприи. Вычищая страну, талинцы пойдут следом.
– Это ясно и без объяснений военного гения.
– Я найду местечко где-нибудь по дороге и заманю туда Карпи. Чтобы убить его, хватит отряда человек из сорока. Оба вы при этом ничем не рискуете.
Рогонт прокашлялся.
– Если вы сможете выманить старого пса из конуры, то людей, чтобы покончить с ним, я для вас найду.
Ишри разглядывала Монцу, как сама она могла бы разглядывать муравья.
– И после его кончины, если вы сможете купить Тысячу Мечей, я предоставлю вам деньги.
Если, если, если… Но Монца, в общем-то, идя сюда, и на это рассчитывать была не вправе. С той же легкостью ее могли вынести с этой встречи вперед ногами.
– Тогда, считайте, дело сделано. С нежданными спутниками…
– Действительно. Бог вас воистину благословил. – Ишри вызывающе зевнула. – Пришли искать одного друга, уходите с двумя.
– Везет мне, – сказала Монца, не испытывая ни малейшей уверенности, что уходит хотя бы с одним.
Она повернулась к выходу, скрипнув каблуками по истертому мрамору. Только бы удалось выйти, не пошатнувшись…
– Еще одно, Меркатто!
Монца оглянулась. Рогонт стоял возле стола с картами уже в одиночестве. Ишри исчезла так же внезапно, как и появилась.
– Ваши позиции слабы, и поэтому вы вынуждены заигрывать с сильными. Я понимаю. Вы такая, какая есть, – человек безрассудно храбрый. Мне подобного не дано. Но и я такой, какой есть. Чуть больше уважения в будущем, думается мне, пойдет на пользу нашему союзу отчаявшихся.
Монца изобразила реверанс.
– Ваше великолепие, я не только слаба, но и совершенно ничтожна.
Рогонт медленно покачал головой:
– Надо было этому моему офицеру все-таки вытащить меч да и проткнуть вас.
– Вы на его месте так бы и поступили?
– Увы, я – нет. – Он снова уставился в свои карты. – Я бы напросился на еще один плевок.
Ни богат, ни беден
Беззвучно ступая по обшарпанному коридору, Шенкт тихонько мурлыкал себе под нос. Почему-то все никак не удавалось точно вспомнить мелодию. Ту песенку, что пела ему сестра, когда он был маленьким. Он еще помнил солнечные блики, игравшие у нее в волосах, окно за спиной, лицо, сокрытое тенью. Хотя это было так давно, что картинка успела выцвести, как дешевые краски на солнце. Сам он петь никогда особо не умел. Но песенку эту все же напевал, представляя, что сестра вторит ему, и на душе становилось теплее.
Шенкт убрал на место нож, спрятал в карман деревянную птицу. Та была почти готова, только клюв ему не слишком нравился. Но не хотелось в спешке испортить все окончательно. Терпение… Для резчика по дереву оно столь же важно, как и для наемного убийцы. Он остановился перед дверью из светлой, мягкой сосны, с множеством сучков. Сквозь щели между плохо пригнанными досками виднелся свет. Иногда ему хотелось, чтобы работа приводила его в места получше. Подняв ногу, он одним ударом выбил замок.
Шестнадцать рук метнулись к оружию, когда дверь слетела с петель. На Шенкта вызверилось восемь лиц – семь мужских, одно женское. Большинство из них он узнал. Поскольку видел их среди коленопреклоненного полукруга в тронном зале Орсо. Убийцы, посланные за убийцами принца Арио. Собратья, в некотором роде, по ремеслу. Если можно назвать мух, ползающих по трупу, собратьями настигшего добычу льва. Не думал он, что они сумеют опередить его в поисках, но его давно уже перестала удивлять прихотливость жизненных поворотов, сходных с корчами змеи в предсмертных муках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Я пришел не вовремя? – спросил Шенкт.
– Это он.
– Тот, что не встает на колени.
– Шенкт.
По имени его назвал детина, который загородил ему дорогу в тронном зале. Тот самый, кому он посоветовал молиться. Шенкт надеялся, что совет был принят, хотя не слишком верил в это.
Остальные, кто узнал его, расслабились и, считая Шенкта своим, вернули в ножны наполовину вытащенные клинки. Женщина лука не опустила.
– Ну, ну. – Мужчина с рябым лицом и длинными волосами, который, похоже, был здесь за старшего, пригнул пальцем ее лук к полу. – Меня зовут Мальт. Ты как раз вовремя, чтобы помочь нам до них добраться.
– До них?
– Тех, за кого нам платит герцог Орсо, а ты что думал? Они вон там, в курильне.
– Все?
– Главарь ихний уж точно.
– Как вы узнали, что это именно тот человек?
– Женщина она… ее Пелло знает. Верно, Пелло?
У Пелло были торчащие усы и глаза, полные тоски.
– Это Меркатто. Та самая, что возглавляла армию Орсо под Душистыми соснами. С месяц назад она была в Виссерине. Сам ее арестовывал, сам допрашивал. Тогда и северянин остался без глаза.
– Северянин… Трясучка, так назвал его Саджам, – припомнил Шенкт. – Дело было во дворце Сальера. Через несколько дней она убила там Ганмарка, генерала Орсо.
– Сама Змея Талина, – гордо сказал Мальт, – живая, оказывается. Как оно тебе?
– Я потрясен. – Шенкт неторопливо подошел к окну, глянул на улицу. Убогое местечко для прославленного генерала. Но такова жизнь. – С ней есть мужчины?
– Только этот северянин. Ничего такого, с чем нам не справиться. У черного хода караулит Счастливица Ним с двумя своими парнями. Мы зайдем, когда начнут бить часы на башне, с переднего. Им не выскользнуть.
Шенкт медленно заглянул в лицо каждому и каждому предоставил шанс.
– Вы точно готовы это сделать? Все?
– Черт, да, конечно. Трусов ты тут не найдешь, дружок. – Мальт поглядел на него, прищурясь. – Хочешь с нами?
– С вами? – Шенкт глубоко вдохнул, выдохнул. – Великие бури приводят нежданных спутников.
– Понимаю это как «да».
– На кой нам этот говнюк? – снова выступил, поигрывая демонстративно кривым ножом, тот, кому Шенкт посоветовал молиться. Парню явно не хватало терпения. – Я считаю – перерезать ему глотку, и делиться не надо.
Мальт спокойно пригнул его нож к полу.
– Кончай, нечего жадничать. Случалось мне уже работать в таких компаниях, где больше думали о деньгах, чем о деле, и каждому приходилось караулить собственную спину. И для здоровья вредно, и для работы. Мы или действуем все культурно, или вовсе не действуем. Что скажешь?
– Скажу – действуем культурно, – ответил Шенкт. – Уж, пожалуйста, давайте убивать, как порядочные люди.
– Именно. Того, что обещал Орсо, хватит на всех. Поделим поровну и будем богаты.
– Богаты? – Шенкт покачал головой, печально улыбнулся. – Мертвый ни богат, ни беден.
Лицо Мальта только начало приобретать удивленное выражение, когда указательный палец Шенкта распорол его почти надвое.
Трясучка сидел на засаленной постели, привалившись спиною к облезлой стене, слушая тихое дыхание Монцы, чья голова лежала у него на коленях. В перевязанной левой руке Монца сжимала трубку, из которой еще струился коричневатый дымок. Трясучка хмуро следил за тем, как он прокрадывается в луч света, колышется, расползается по комнате, заполняя ее дурманящим туманом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хаска – хорошее средство против боли, думал он. Слишком хорошее. Такое хорошее, что достойным предлогом покурить скоро делается какой-нибудь ушибленный палец. Человек лишается твердости, становится слабым. Может, в Монце твердости было больше, чем ей надо, но Трясучка хаске не доверял. Дым щекотал ноздри, вызывая тошноту и одновременно желание затянуться. Глаз под повязкой зудел. Так легко было прекратить зуд. И что плохого?..
