Ей было сорок с небольшим, у нее были коротко подстриженные волосы и кожа, цветом и шероховатостью напоминавшую ту, из которой изготовляют седла – так профессор загорела под аравийским и африканским солнцем. Они подружились еще до того, как Тара узнала, что Марион замужем за чернокожим профессором антропологии из Корнуэлльского университета. Это открытие сделало их общение безопасным и избавило Тару от необходимости хитрить.
Однажды вечером они с Марион засиделись в палатке, которая служила им лабораторией, и вдруг Тара обнаружила, что рассказывает ей о Мозесе Гаме и своей невозможной любви, даже о ребенке, которого носит. И сразу ощутила немедленное и искреннее сочувствие старшей женщины.
– Какое чудовищное социальное устройство может препятствовать людям любить друг друга? Конечно, я все знала об этих законах еще до приеда сюда. Поэтому Том остался дома. Несмотря на мои личные чувства, работа здесь слишком важна, чтобы отказаться от нее. Но я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам обоим.
Однако Тара провела на раскопках пять недель, не получая никаких сведений о Мозесе Гаме. Она написала ему дюжину писем, много раз звонила по телефону в «Ривонию» и по другим номерам на «Ферму Дрейка». Мозеса нигде не было, и он не отвечал на ее срочные послания.
Наконец она не выдержала, взяла у Марион пикап и поехала в город, до которого был почти час езды, сперва по глинистым дорогам, изрытым и неровным, а потом по асфальтовому шоссе в сплошном потоке машин, едущих с угольных разработок Витбанка.
Она остановила пикап под эвкалиптами за «Холмом Пака» и вдруг испугалась, что все изменилось и Мозес отошлет ее. Потребовалась вся ее храбрость, чтобы выйти из кабины пикапа и подойти к веранде большого неряшливого дома.
В дальнем ее конце кто-то сидел, и сердце у Тары подпрыгнуло, но тут же упало: человек повернулся и оказался Маркусом Арчером. Он пошел по длинной веранде ей навстречу, его улыбка была кислой и презрительной.
– Какой сюрприз! – сказал он. – Последний человек, которого я ожидал увидеть.
– Здравствуйте, Маркус. Я ищу Мозеса.
– Я знаю, кого вы ищете, дорогая.
– Он здесь?
Маркус покачал головой.
– Я почти две недели его не видел.
– Я ему писала и звонила – он не отвечает. Я встревожилась.
– Может, он не отвечает, потому что не хочет вас видеть?
– Почему вы меня так не любите, Маркус?
– Господи, кто внушил вам эту мысль?
Маркус насмешливо улыбнулся.
– Простите, что побеспокоила. – Тара собралась уходить и остановилась. Лицо ее стало жестче. – Передадите ему от меня пару слов, когда увидите?
Маркус наклонил голову, и она впервые увидела седину в его рыжих бакенбардах и морщинки в углах глаз. Он гораздо старше, чем она считала.
– Передайте ему, что я его искала и что ничего не изменилось. Что я верна каждому сказанному мной слову.
– Хорошо, дорогая. Я ему скажу.
Тара спустилась по ступенькам, но когда дошла до низу, он ее окликнул:
– Тара. – Она посмотрела вверх. Маркус облокотился на перила веранды. – Вы никогда его не получите. Вы ведь знаете это, правда? Он будет держать вас при себе, пока вы ему нужны. А потом отшвырнет. Он не будет вашим.
– И вашим тоже, Маркус Арчер, – негромко сказала она, и он отшатнулся. – Он не принадлежит никому из нас. Он принадлежит Африке и своему народу.
Она увидела отчаяние в его глазах, но это не принесло ей удовлетворения. Тара медленно пошла к пикапу и уехала.
* * *
На шестом уровне главной галереи пещер Сунди вскрыли толстый слой обломков глиняной посуды. Артефактов, сохранившихся целиком, не было: очевидно, древним гончарам это место служило свалкой. Тем не менее открытие было чрезвычайно важно для датировки уровней, потому что обнаруженные фрагменты относились к ранней культуре.
Марион Херст, взбудораженная находкой, заразила всех своим возбуждением. К этому времени Тару повысили, и она больше не занималась тяжелой физической работой в земле на дне траншей. У нее обнаружился природный талант к разгадке головоломок – к соединению осколков костей и посуды и восстановлению первоначальной формы, и теперь она работала в длинном составном бараке под непосредственным руководством Марион Херст и стала ценным членом научной команды.
Тара обнаружила, что, занимаясь фрагментами, может подавить боль желания и смятение от неуверенности и чувства вины. Она знала, что непростительно пренебрегает детьми и семьей. Раз в неделю она звонила на Родс-Хилл и говорила с отцом, Сантэн и Изабеллой. Девочка казалась вполне довольной, и Тару охватило странное эгоистическое негодование: дочь не скучала по матери, а принимала бабушку как хорошую замену. Сантэн была настроена дружелюбно и не бранила невестку за продолжительное отсутствие, зато Блэйн Малкомс, ее любимый отец, был с ней резок и откровенен.
– Не знаю, от чего ты пытаешься убежать, но поверь мне, Тара: ничего не выйдет. Твое место рядом с мужем и детьми. Хватит ерундить. Ты знаешь, в чем твой долг, и каким бы неприятным он тебе ни казался, это все равно твой долг.
Конечно, скоро вернутся со своего сафари Шаса и мальчики, и тогда она не сможет дольше тянуть. Придется принять решение, а она до сих пор даже не представляет себе альтернативу. Иногда по ночам, в те тихие короткие часы, когда сил и воли у человека меньше всего, она даже подумывала принять совет Молли, сделать аборт, повернуться спиной к Мозесу и возвратиться к соблазнительной и разрушительно мягкой жизни Вельтевредена.
«О Мозес, если бы только снова тебя увидеть! Поговорить с тобой, хотя бы несколько часов – тогда бы я знала, что делать».
Она обнаружила, что отдаляется от других работающих на раскопках. Веселая беззаботность двух студенток, с которыми она делила палатку, начала ее раздражать. Их разговоры были ужасно наивными и детскими, а музыка, которую они бесконечно
