крутили на миниатюрном магнитофоне, – ужасно громкой и немелодичной, она резала ухо и действовала на нервы.
С разрешения Марион она приобрела отдельную небольшую палатку и поставила ее возле лаборатории, где работала, так что когда у остальных начиналась полуденная сиеста, Тара могла незаметно вернуться к рабочему столу и забыть все свои неразрешимые проблемы, полностью погрузившись в воссоздание единого целого из разрозненных фрагментов. Древность этих осколков как будто успокаивала ее и делала современные трудности тривиальными и неважными.
Именно здесь в самые жаркие дневные часы что-то вдруг перегородило свет, падающий из открытой двери. Тара, сидевшая за столом, раздраженно подняла голову, отбрасывая со лба потные пряди, и вдруг рот у нее пересох, а сердце замерло на несколько долгих мгновений, а потом бешено забилось.
Солнце светило ему в спину, так что он казался высокой тенью, широкоплечий, с узкими бедрами, полный царственного достоинства. Она всхлипнула, вскочила со скамьи, бросилась к нему, обхватила и прижалась лицом к его груди, так что почувствовала щекой биение его сердца. Она не могла говорить, а его голос прозвучал низко и мягко.
– Я был жесток к тебе. Мне следовало прийти раньше.
– Нет, – прошептала она. – Это неважно. Теперь, когда ты здесь, все остальное не имеет значения.
Он остался только на одну ночь. Марион Херст оберегала их от остальных членов экспедиции, так что они оставались одни в ее маленькой палатке, отгородившись от мира и его тревог. Тара в ту ночь не спала: каждое мгновение казалось ей слишком драгоценным, чтобы тратить его на сон.
На рассвете Мозес сказал:
– Скоро я снова должен буду уйти. Ты должна кое-что для меня сделать.
– Все что угодно, – прошептала она.
– Скоро начинается наша кампания неповиновения. Тысячи наших людей пойдут на страшный риск и тяжелые жертвы, но, чтобы эти жертвы не были напрасными, надо привлечь внимание всего мира.
– Что я могу сделать? – спросила Тара.
– По счастливому совпадению, в стране сейчас работает американская телевизионная группа. Она снимает материал для сериала «Внимание, Африка».
– Да, я о них знаю. Они брали интервью…
Она замолчала. Ей не хотелось говорить о Шасе, не сейчас, в эти мгновения драгоценной интерлюдии.
– Они брали интервью у твоего мужа, – закончил он за нее. – Да, я знаю. Однако они почти закончили съемки, и я слышал, что в течение ближайших нескольких дней они собираются вернуться в Соединенные Штаты. Они нужны нам здесь. Пусть снимут нашу борьбу. И покажут ее всему миру – покажут дух нашего народа, его непреклонную волю и стремление бороться с угнетением и бесчеловечностью.
– Чем я могу помочь?
– Сам я не могу подобраться к продюсеру этого сериала. Мне нужен посредник. Надо помешать им улететь. Они обязательно должны заснять наш вызов белым властям, когда мы начнем. Поговори с женщиной, которая руководит съемками. Ее зовут Годольфин, Китти Годольфин, и в течение ближайших трех дней она будет в отеле «Саннисайд» в Йоханнесбурге.
– Я поеду к ней сегодня же.
– Скажи, что время начала еще не согласовано, но как только решение примут, я дам ей знать, пусть будет здесь со своей камерой.
– Я постараюсь, чтобы она была, – пообещала Тара, и он мягко перевернул ее на спину и снова занялся с ней любовью. Это казалось невозможным, но для Тары каждый раз был лучше предыдущего, и когда Мозес отпустил ее и встал с койки, она чувствовала себя слабой, мягкой и теплой, как растопленный мед.
– Мозес, – негромко позвала она. Он перестал застегивать пуговицы своей синей, с открытым воротом рубашки.
– В чем дело? – тихо спросил он.
Надо сказать ему о ребенке, которого она носит. Тара села, позволив смятой простыни сползти до пояса; ее груди, уже отяжелевшие от беременности, под гладкой кожей цвета слоновой кости были покрыты крошечными голубыми венами.
– Мозес, – тупо повторила она, пытаясь собраться с мужеством, чтобы сказать, и он подошел.
– Говори, – приказал он, и храбрость оставила ее. Нельзя говорить: слишком велик риск, что это оттолкнет его.
– Я только хотела сказать тебе спасибо за возможность участвовать в борьбе.
* * *
Связаться с Китти Годольфин оказалось гораздо легче, чем она думала. Тара попросила у Марион пикап и проехала пять миль до ближайшей деревни; отсюда она позвонила из телефонной будки в маленьком однокомнатном помещении почты. Оператор в отеле «Саннисайд» соединил ее с номером, и решительный молодой голос с легким луизианским акцентом отозвался:
– Китти Годольфин. С кем я говорю?
– Я бы предпочла не называть свое имя, мисс Годольфин. Но хотела бы встретиться с вами как можно скорей. У меня есть для вас сюжет, очень важный и драматичный.
– Когда и где вы хотите встретиться?
– Мне потребуется два часа, чтобы добраться до вас.
– Буду ждать, – сказала Китти Годольфин.
Все оказалось легче легкого.
Тара подошла к стойке регистрации. Девушка за столом позвонила в номер мисс Годольфин, потом попросила Тару подняться туда.
На звонок открыла совсем молодая девушка, стройная и хорошенькая, в клетчатой рубашке и джинсовой юбке.
– Здравствуйте, мисс Годольфин здесь? Она меня ждет.
Девушка внимательно оглядела ее, обратила внимание на серовато-оливковую рубашку и потрепанные походные ботинки, на загорелые руки и лицо и на шарф, которым были перевязаны густые каштановые волосы.
– Я Китти Годольфин, – сказала девушка, и Тара не сумела скрыть удивление.
– Ладно, можете не говорить. Вы ожидали увидеть старую каргу. Входите и рассказывайте, кто вы такая.
В гостиной Тара сняла темные очки и посмотрела в лицо хозяйке.
– Меня зовут Тара Кортни. Я знаю, что вы знакомы с моим мужем, Шасой
