она жила в моей квартире. Поэтому Машенька пойдёт вон, а ты поселишься на той квартире.
— Ох, Муля, но я не смогу выгнать её. Ну, как ты это представляешь? Женщину в положении выгнать…
— Так и представляю, — усмехнулся я. — Не на улицу же выгонять будем. Она прописана где? В общежитии?
— В общежитии, — понуро кивнул головой Модест Фёдорович.
— Ну вот и прекрасно. Значит, она пойдёт жить обратно в общежитие.
— Там вроде два койко-места в комнате, — поморщился Модест Фёдорович. — Она и вот та Таня Ломакина, которая ей вредила…
— Но ведь Ломакина уехала куда-то?
— Да, она была вынуждена бросить аспирантуру, лаборантом она не смогла долго работать, и переехала куда-то на село, — поморщился Модест Фёдорович. — Вроде как-то так, если я не ошибаюсь.
— Ну вот. Она же не выписалась из той комнаты?
— Да вроде не выписалась. Ещё не знаю, надо смотреть.
— Ну вот, пока, значит, Маша будет жить в комнате общежития одна. Потом родит ребёнка. Я думаю, что администрация института очень быстро даст ей отдельную квартиру или отдельную комнату, как матери-одиночке.
— Но ведь она не будет матерью-одиночкой, — сказал Модест Фёдорович.
— Ну как это не будет? — удивился я. — Мы докажем на профсоюзе, ведь будет разборка, что этот ребёнок нагулян. Я думаю, что Маша тоже не станет молчать, раз она тебе это сказала.
— Для меня это такой позор, — понурился Модест Фёдорович, вздохнул и схватился за голову.
— Да почему позор? Ты-то что сделал? Ты ничего не сделал. Ты человек, который занят наукой, который не отвлекается на всякие интриги и ерунду, который настолько человечный и добрый, что даже не думает о том, что близкие люди могут за спиной держать камень и так подло делать гадости. Но ты не переживай, мы твою проблему решим, и ничего, никакого позора тебе не будет. Я тебе это гарантирую.
— Ох, Муля…
Модест Фёдорович махнул ещё одну рюмку бурбона и сказал:
— Пойду-ка я лучше спать. Что-то совсем меня развезло.
И он, натыкаясь на стены, медленно побрёл в коридор.
Дуся, услышав шаги, тоже выскочила в коридор из другой комнаты (видимо, подслушивала), и сказала:
— Модест Фёдорович, голубчик, я вам постелила в вашем кабинете, там, где вы любите, на том же диванчике.
— Спасибо, Дусечка, — пьяно разулыбался Модест Фёдорович и попытался изобразить галантный поклон, но запутался в ногах и чуть не рухнул на пол.
— Ой, осторожнее, осторожнее, — запричитала Дуся.
Модест Фёдорович тяжело навалился на её плечо, и таким вот образом она, практически на себе, дотащила Модеста Фёдоровича до диванчика в его кабинете.
Буквально через секунду оттуда послышался могучий храп Модеста Фёдоровича.
— Уснул, — с облегчённым вздохом сказала Дуся, выходя на кухню.
— Как он? Ты всё же слышала? — сказал я.
Дуся вздохнула, затем всхлипнула и растерянно кивнула головой:
— Да, слышала.
— И вот что ты на это скажешь? Что теперь делать? — сказал я.
— Подожди, — сказала Дуся, метнулась быстренько в кабинет и закрыла плотно-плотно дверь, чтобы он не услышал, если вдруг проснётся. Затем зашла на кухню, села напротив меня, посмотрела на бутылку бурбона, налила себе полрюмочки в пустую рюмку Модеста Фёдоровича и тоже залпом выпила:
— Фу, какая гадость, — сказала она, брезгливо утираясь, и её аж передёрнуло от отвращения.
Она оторвала большой кусок расстегая и начала быстро жевать.
Я сидел и ждал, что же она скажет, потому что вопрос был довольно сложный, и решать его надо было срочно, не откладывая. Иначе эти все интриги и сплетни могут спокойно погубить карьеру учёного.
Наконец, Дуся закусила и посмотрела на меня:
— Что делать, что делать? — проворчала она, почесала затылок и затем выдала, — Надо срочно рассказать Надежде Петровне.
— Да ты что?! — всплеснул руками я. — Какой Надежде Петровне? Она же, если только узнает, сама знаешь какой скандал затеет!
— Вот поэтому и надо говорить Надежде Петровне. Она Модеста Фёдоровича в обиду не даст, — отрезала Дуся. — Она, кстати, сразу сказала, что Маша эта не такая простушка, как кажется. И она сразу не хотела, чтобы Модест Фёдорович на ней женился.
— Да я думал, что это ревность, — вздохнул я.
— Да какая там ревность, если она ушла к Адиякову! Почему она должна ревновать Модеста Фёдоровича? Просто не верила она, что Машка эта по любви за него замуж решила выскочить. Слишком уж она это всё обставила очень ловко, так что все в институте об этом узнали. Ах, бедная девочка, ах какой позор… Старый злобный Бубнов совратил бедную девочку, и все её теперь осуждают, и хоть бери и в омут с головой, — фыркнула Дуся.
— Ох, Дуся, — засмеялся я, — вот ты умеешь аллегории проводить.
— Так-то я уже сколько на свете пожила и этих аллегорий за жизнь видела, — проворчала Дуся и сказала. — Всё, Муля, давай-ка иди спать. И я сейчас помою посуду и тоже пойду спать. Уже поздно. Завтра ты иди себе спокойно на работу, только Модеста Фёдоровича проводи до института. Вот завтрак я приготовлю, а потом, с утреца, прямо сразу после рынка, забегу к Надежде Петровне и всё ей подробно расскажу. С этим делом надо решать и то срочно. Вот пусть она идёт к этой Машке и ставит её на место. Ишь, вертихвостка какая! Её надо выгонять и разбираться, что это такое, сколько она водила за его нос! И чтобы успеть развестись до того, как она родит этого ребёнка.
Я был согласен с Дусей на все сто. И Маши мне было совершенно не жаль. Если бы она всё по-честному рассказала Модесту Фёдоровичу сразу, мол, прост, так получилось, оступилась, залетела — я думаю, что он бы поступил по отношению к ней так же, как поступил в своё время по отношению к моей матери. Но она решила схитрить, облапошить его. Вот это в мою картину мира совершенно не укладывалось. Это было за пределами моего понимания. Таких людей, которые паразитируют на человеческом достоинстве других, я глубоко не уважаю. Я теперь не уважаю Машу. И дальше паразитировать на нашей семье я ей не позволю.
Ох, она и дура. Ведь она же могла промолчать о том, кто отец ребёнка, по крайней мере не говорить об этом Модесту Фёдоровичу. Сейчас ещё вот эти все ДНК-тесты не делают, и выяснить, кто чей отец, можно только потом, когда этот ребёнок подрастёт и на кого он будет похож. То есть только по признакам. Да и то не факт. И вот зачем Машка сдуру вот это ляпнула?
Хотя, с другой стороны, может быть, всё-таки это ребёнок Модеста Фёдоровича? И она вот это
