И вот через несколько минут Маргарет, которая так и не почувствовала себя готовой, сделала шаг вперед. Помедлила, прижав к себе маленькое тельце, причем так крепко, как никогда не рискнула бы, если бы в нем до сих пор теплилась жизнь.
Затем она перегнулась через ограждение и, горестно всхлипнув, бросила сверток в море, беззвучно принявшее жертву.
Маргарет стояла, вцепившись побелевшими пальцами в ограждение, ей отчаянно хотелось остановить корабль, чтобы достать то, что она потеряла. Море показалось ей равнодушным и бездонным. Значит, подобное погребение было, скорее, равнодушным предательством, а не мирным упокоением. И собственные руки вдруг стали невыносимо пустыми.
Фрэнсис молча указала на бежевый кардиган на поверхности моря далеко внизу — просто светлое пятно на темной воде, которое очень скоро накрыла волна. Больше они его не видели. Они стояли, не обращая внимания на пронизывающий ветер, и смотрели, как вздымается и исчезает за кормой пенный след «Виктории».
— Фрэнсис, неужели мы все сошли с ума? — наконец нарушила молчание Маргарет.
— Ты о чем?
— Что, черт возьми, мы натворили?!
— Не уверена, что понимаю…
— Мы оставили людей, которых любили, родной дом, где были счастливы. И ради чего?! Чтобы получить, как Джин, клеймо шлюхи? Чтобы эти чертовы флотские устроили нам допрос по поводу нашего прошлого, словно мы преступницы какие? Чтобы пройти через весь этот кошмар и узнать, что нас не ждут? Потому что у нас нет никакой гарантии, ведь так? Никакой гарантии, что все эти мужчины и их семьи хотят нас принять. — У нее перехватило горло на холодном ветру. — И что, черт возьми, я знаю об Англии? Что я знаю о Джо или его семье? О младенцах? Ведь даже за собственной треклятой собакой я не сумела уследить… — Ее голова упала на грудь. Они стояли, не обращая внимания ни на лужи под ногами, ни на взгляды маляров, красивших остров с другой стороны. — Знаешь… Я должна сказать тебе… Похоже, я совершила чудовищную ошибку. Я позволила себе увлечься мечтой, быть может вызванной исключительно желанием убежать от домашних хлопот. Ужасно надоело стряпать и стирать для папы и мальчиков. И вот я здесь, но единственное, чего я сейчас хочу, — это свою семью. Фрэнсис, я хочу свою семью. Я хочу свою маму. — Она горько зарыдала. — Я хочу свою собаку.
Фрэнсис обняла ее своими сильными тонкими руками:
— Нет, Мэгги, нет. Все будет хорошо У тебя есть мужчина, который тебя любит. По-настоящему любит. Все будет хорошо.
— Как ты можешь это говорить после того, что здесь произошло? — спросила Маргарет, которой очень хотелось, чтобы ее успокоили.
— Мэгги, таких, как твой Джо, — один на миллион. Даже мне это понятно. И у тебя впереди чудесная жизнь, потому что тебя невозможно не любить. У тебя родится чудесный малыш, которого ты будешь любить больше жизни. О, если бы ты только знала, как сильно я…
Лицо Фрэнсис исказилось, тело затряслось, точно от икоты, а из глаз нескончаемым потоком хлынули слезы. Она обняла Маргарет, точно желая ее утешить, хотя, скорее, хотела найти утешение сама. Фрэнсис попыталась извиниться, собраться с силами, даже помахала рукой, молчаливо прося прощения, но так и не смогла остановиться.
Маргарет, потрясенная их душевным единением, притянула Фрэнсис к себе.
— Эй, ты чего разнюнилась? — слабым голосом спросила она. — Эй, Фрэнсис, ты это брось… Это совсем на тебя не похоже… — Маргарет гладила Фрэнсис по волосам, причесанным для торжественного вечера.
Она вспомнила, как две девушки прыгнули с палубы в бурное море, и представила, какое потрясение они, должно быть, испытали. И внезапно ей стало нехорошо от нахлынувшего чувства вины. Ведь она даже не удосужилась проверить, все ли в порядке у Фрэнсис. Она еще крепче обняла Фрэнсис, молча умоляя ее о прощении, в надежде, что буря в душе подруги уляжется.
— Ты права. У нас все будет хорошо, — твердила Маргарет, гладя Фрэнсис по голове. — А вдруг получится так, что мы, в конце концов, вообще будем жить рядом? Фрэнсис, ты уж пиши мне, пожалуйста. У меня там, кроме тебя, никого нет, а от Эвис толку, что от козла молока. Ты все, что у меня есть…
— Я не та, за кого ты меня принимаешь. — Своим громким плачем Фрэнсис уже начала привлекать внимание. На другом конце палубы стояли небольшой группкой матросы, они курили и наблюдали за происходящим. — Даже противно рассказывать…
— Ой, да брось! Пора оставить прошлое позади. — Маргарет вытерла глаза. — Послушай, лично я считаю, что ты отличная девчонка. Все, что мне надо, я и так знаю. Даже то, чего мне знать не надо. И тем не менее считаю тебя отличной девчонкой. И поэтому ты, черт тебя подери, держи со мной связь!
— Ты… очень… добра.
— Ну вот, снова здорово!
И Фрэнсис неожиданно для себя улыбнулась.
— Эй вы, двое! А ну-ка уходите оттуда!
Они повернулись и увидели стоявшего на острове офицера, который изо всех сил махал им рукой.
— Ладно, пошли, девочка! И смотри у меня, не раскисай! Тебе это не идет.
— Ой, Мэгги… Я так…
— Нет, Фрэнсис, мы начинаем новую жизнь. С нуля. Ведь ты сама сказала, что все будет хорошо. Мы постараемся, чтобы у нас все было хорошо. — Она снова обняла Фрэнсис, и они пошли назад. — Мы что, зазря страдали, черт побери?! Мы просто обязаны сделать так, чтобы все было хорошо!
И когда девушки после обеда ушли к себе в каюту, матросы все еще продолжали работать: драили, полировали, красили и обиженно гундели. Их голоса в проходах перекрывали даже взволнованный щебет невест, собиравших свои пожитки. Какой во всем этом смысл, недовольно спрашивали матросы друг друга. Корабль, так или иначе, пойдет на металлолом. И тогда почему было треклятому Хайфилду не предоставить им хотя бы один день треклятого отдыха? Разве он не знает, что война закончилась? Однако их ворчание, как ни странно, успокоило Фрэнсис: после пожара она так и не видела капитана, и слова матросов дали ей всю необходимую информацию о его самочувствии.
В глубине души она очень надеялась увидеть у их каюты своего морпеха. И хотя в этот последний вечер часовые были сняты, он вполне мог стоять в коридоре: ноги на ширине плеч, взгляд обращен на нее, словно в подтверждение существующей между ними незримой связи.
Но в коридоре его не оказалось. Только непрерывно мельтешащие женщины. Они возвращали одолженную в свое время косметику и демонстрировали наряды по случаю прибытия в Плимут. Что ж, возможно, это даже к лучшему. Ей казалось, что ее эмоции в любую секунду могут выплеснуться наружу, словно и ее заразила царившая на корабле атмосфера нетерпеливого ожидания на грани истерики.
— Добрый вечер, миссис Маккензи. — Это был доктор Даксбери, щеголявший в кремовом льняном костюме. — Я так понимаю, что мы, возможно, встретимся чуть позже в лазарете. Замечательно, что вы снова при исполнении. — Он приветственно коснулся полей шляпы и пошел дальше, беспечно насвистывая «Frankie and Johnny».
Миссис Маккензи. Сестра Маккензи. Нет смысла мечтать, чтобы все было по-другому, сказала она себе, помогая Маргарет пройти в каюту. И никогда не было. Уж кому, как не ей, это знать.
Примерно в половине десятого Маргарет уже почивала в сладких объятиях Морфея: душевное потрясение и плохое самочувствие вследствие беременности взяли свое. Ведь в последнее время Маргарет приходилось два-три раза за ночь вставать в туалет. Она сонно брела по пустому коридору, кивая стоявшим на часах морпехам. Но сегодня Маргарет спала как убитая, чем очень порадовала Фрэнсис, которой еще надо было навестить в лазарете Эвис.
Бесшумно ступая, она прошла по притихшему коридору мимо закрытых дверей. В эту ночь в каютах, где стоял устойчивый запах кремов для лица, а стены пестрели висящими на плечиках чистыми платьями, слышалось мерное позвякивание металлических бигуди и заколок для волос да вскрики беспокойно ворочающихся во сне женщин. Но только не в нашей тесной каюте, подумала Фрэнсис. Маргарет попыталась было заколоть волосы, но у нее ничего не получилось, и она, чертыхаясь, сдалась. Если он не захочет ее такой, какая она есть, вполне резонно заметила Маргарет, то, даже если она накрутит локоны, как у чертовой Ширли Темпл[38], от этого ему будет ни жарко ни холодно.
И вот Фрэнсис шла по коридору — волосы не завиты, лицо мрачнее тучи, — отчаянно стараясь отгородиться от того, о чем не следует думать. Она свернула в сторону лазарета, кивнув встретившемуся в коридоре одинокому матросу с пакетом под мышкой.
Еще не успев дойти до лазарета, она услышала пение и сразу остановилась, чтобы определить источник его происхождения. Судя по хриплым мужским голосам, доктор Даксбери подбил своих подопечных исполнять мелодии из шоу. Издаваемые ими звуки были настолько лишены гармонии, что Фрэнсис сразу поняла: спирта для стерилизации в лазарете явно стало меньше, чем было еще накануне днем. В другое время она непременно пожаловалась бы на доктора Даксбери или, на худой конец, разобралась бы с ним сама. Но сейчас решила промолчать. Ведь на борту корабля им оставалось провести всего несколько часов. И вообще, разве она сторож брату своему?!
