Я смотрю на него. Это сработало бы. Моя семья и друзья доверяют Бэрронсу. Они подпустят его близко к себе. И учитывая, что Маздан может одурачить даже меня и двигается в точности как Бэрронс, он может за кратчайшее время выкосить всех, кто мне дорог.
— Кивка будет достаточно для передачи согласия, МакКайла, — холодно подталкивает Круус.
Проглотив желчь и так крепко сжав одеяло в кулаках, что я удивляюсь, как мои пальцы не переломались, я говорю себе лучшим голосом Джона Уэйна: «Мужайся, ковбой, выживи, чтобы бороться ещё один день». Он уже изнасиловал меня один раз. Я выживу. Я буду бороться другими способами, пока он не смотрит. Я выясню, что он сделал с моими силами, и найду способ убить его. У меня свирепое, храброе сердце, титановая сила воли, и я. Никогда. Не. Сдамся. Пока не одержу победу.
Это моя мантра, слова, которые я буду повторять раз за разом, пока он прикасается ко мне, пока я отсоединяюсь от своего тела и отступаю в свой разум, и я вынесу всё, что он сделает со мной, и сыграю любую роль, которую потребуется сыграть, чтобы навсегда изъять Крууса из нашего мира и спасти планету.
Он собирается разрушить Землю. Я никогда такого не допущу. Так или иначе. Любой ценой, чёрт возьми.
Я дёргано и натянуто киваю.
Круус улыбается.
— Я знал, что ты образумишься. Ты умеешь выживать, как и я. Это одна из многих причин, по которым мы идеально подходим друг другу. Маздан, — он похлопывает по кровати рядом с собой. — Идём. Присоединяйся к нам.
— С радостью, мой господин, — урчит Маздан, пересекая комнату с той же плавной, хищной грацией, что и Бэрронс.
Я одеревенело думаю — неудивительно, что он меня одурачил. Он безупречная копия вплоть до мельчайших деталей.
Затем Маздан устраивается на кровати возле нас, чтобы наблюдать, как Круус насилует меня (наблюдать, как я страдаю от омерзительного ужаса, глазами Бэрронса, смотрящими с лица Бэрронса) и когда он располагается рядом, он смотрит на меня в упор, и я едва не ахаю, но спешно подавляю этот порыв, потому что во взгляде Маздана только что сверкнули кровавые искорки, и в сочетании с комментарием про Охотника это порождает взрыв подозрений в моём сознании, которые слишком божественны, чтобы быть правдой, но если так, я не осмеливаюсь это телеграфировать.
Как только Круус тянется ко мне, выдёргивая одеяло из моих кулаков, Маздан наносит удар с проворством Бэрронса.
И я думаю — вот почему Круус никогда не подпускал его близко. Он знал, как быстро может двигаться Бэрронс. Он рискнул лишь однажды. В тот день они вцепились друг другу в горла под дождём, и это я отозвала Бэрронса. Круус рассчитывал на это; он знал, что я не позволю Бэрронсу убить его, потому что мне всё ещё была нужна его половина Песни.
Хитрый, хитрый ублюдок — он планировал это именно тогда.
Затем Маздан держит Крууса, сжимая в пригоршнях его крылья и он…. о Боже, вот как Девятка убивает фейри?
Бэрронс никогда не позволял мне увидеть, всегда скрывал себя из моего поля зрения, когда убивал одного из них. Конечно, у меня имелись догадки, но это не то же самое, что видеть это своими глазами.
Маздан сминает своим ртом рот Крууса, сплавляет их губы воедино. Круус бешено бьётся под ним, колотит кулаками, а Маздан глубоко вдыхает, и его грудь расширяется до невероятных размеров. Я видела нечто схожее в день, когда я выпустила Песнь Созидания, когда Синсар Дабх вселилась в тело принцессы Невидимых, чтобы сразиться с нами, сбежав из ловушки в Белом Особняке, и чтобы выиграть мне время, Бэрронс высосал Синсар Дабх из её тела, сомкнув рты с ней в свирепом поцелуе. Маздан убивает Крууса таким же образом, высасывая жизнь как экстрасенсорный вампир. И по какой-то причине он делает это медленнее обычного, позволяя мне смотреть.
Внезапно дверь спальни вновь распахивается, и я бросаю взгляд к входу.
Только что вошёл Бэрронс.
Я разеваю рот.
Или это Маздан?
Я прищуриваюсь. Какого хера тут происходит?
Круус бешено бьётся в хватке Маздана, захваченный глубоким поцелуем, который отнимает его жизнь. Его руки и ноги лихорадочно колотят по кровати, тело дёргается в могучих попытках сопротивления.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Затем он замирает.
Когда Маздан грубо отталкивает его и вытирает рот тыльной стороной ладони, морщась от отвращения, Круус падает на пол, побледнев, его глаза широко раскрыты и лишены цвета. Он утратил половину своего веса, скукожился, превратившись в рассыпающуюся шелуху фейри, его кожа сморщивается у меня на глазах, стремительно старея.
Умирая.
Затем я осознаю, что Бэрронс/Маздан/кто-он-там-чёрт-возьми может контролировать, как именно он убивает. В прошлом, когда Бэрронс убивал фейри, я видела тела впоследствии, хотя он никогда не позволял мне наблюдать за процессом. Они оставались невредимыми, такими же как при жизни, просто мёртвыми. Обычно Бэрронс убивает быстро и милосердно, не нанося урона.
В этот раз он нанёс урон.
Забыв про свою наготу, забыв всё, кроме этого момента, я выбираюсь из-под одеял и подползаю к краю кровати, глядя вниз и не собираясь упускать удовлетворение от наблюдения за смертью Крууса.
— Я отнял твою жизнь медленно, рассчитывая твою смерть, Круус, — холодно говорит Маздан. — Чтобы ты сумел увидеть одну последнюю деталь, — Бэрронс-на-кровати бросает взгляд на Бэрронса-у-двери, и они улыбаются друг другу.
Затем Бэрронс-у-двери встаёт возле Бэрронса-на-кровати и смотрит на Крууса, который в шоке и неверии переводит взгляд между ними.
— Мой принц, — шепчет он. — Как ты мог?
— Никогда не твой принц. Свободный. В тот момент, когда ты создал меня, я уже не был твоим. Проклятый идиот, ты использовал частицу сущности Иерихона Бэрронса, чтобы создать меня. На что ты рассчитывал?
И тут Бэрронс-на-кровати холодно добавляет (и теперь я знаю, что он настоящий Бэрронс и был им всё это время):
— Ты правда думал, что в какой-то реальности, в какой-то вселенной сможешь создать версию меня, которая не будет — первоочерёдно, первостепенно и навеки — верна МакКайле Лейн?
Глава 50
Потерянные мальчики и золотые девочки[65]
Кристиан
Лирика разговаривает во сне.
Я сижу возле неё на кровати, глядя на неё, и не могу оторвать глаз.
Она изумительна.
Бесспорно дочь принца Двора Теней и принцессы Двора Света, а именно, если я не ошибаюсь в своей догадке, Лета.
Дочь Войны и Лета разделена посередине чёткой и прямой вертикальной линией. И учитывая её возраст, она была рождена в то время, когда Двор Света ещё не узнал о существовании Двора Теней, и потому самой двойственностью своей внешности она выдавала природу и существование Крууса. Чисто из-за её наружности ублюдок запер её, чтобы использовать там, где её никто не увидит, и где она никогда его не предаст. А когда он закончил использовать её и построил свой новый мир, он похоронил её заживо и обрёк на верную смерть.
Половина её лица и тела — Видимая, а другая половина — Невидимая.
Она обладает грациозностью и находчивым весельем Лета в широко посаженных глазах, курносом носике, забавных губах, на которых мне не терпится увидеть улыбку, но в то же время непоколебимая сила солдат войны марширует по её лбу и придаёт форму широкому, сильному подбородку.
Левая сторона Лирики — это тёплая золотистая кожа с элегантным молочно-белым крылом, которое мерцает в тусклом освещении моей спальни. Правая её часть — смуглая и эбонитовая, совсем как я сам, а плечо переходит в чёрное бархатное крыло, которое тлеет лазурным пламенем. Волосы с левой стороны её лица светлые, а с правой стороны они похожи на шёлк цвета вороного крыла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
От неё у меня перехватывает дыхание.
Две половины — при взгляде на неё любой сразу бы догадался, что она принадлежит и к Двору Света, и к Двору Теней. Она уникальная и выдающаяся, и мне не терпится узнать, какого цвета её глаза.
