Оборванец поплелся за Саруманом, причитая:
— Несчастный Грима! Бедный старый Грима! Все время бранят и бьют. Ненавижу. Если бы я мог от него отвязаться!..
— А ты возьми и отвяжись! — сказал Гэндальф.
Но Причмок — ибо это был он,— только кинул на Гэндальфа злой и полный страха взгляд выцветших глаз и поковылял дальше. Поравнявшись с хоббитами, Саруман приостановился, посмотрел на них и поймал ответный взгляд, в котором прочел жалость.
— И вы здесь, малявки, чтобы поглумиться над моим несчастьем? — сказал он.— Вам-то что, у вас всего вдоволь, и еды, и одежды, и наилучшего трубочного зелья. Да-да, я все знаю. Знаю даже, откуда оно у вас. Дали бы нищему на одну трубочку, а?
— Дал бы, да у меня нет,— ответил Фродо.
— Ладно, отдам, что осталось, если подождешь, — сказал Мерри. Он спешился и стал шарить в дорожном мешке, притороченном к седлу. Потом протянул Саруману кожаный мешочек.— Бери все, что там есть! И знай, что это часть добычи, выловленной, когда Исенгард был затоплен.
— Моя собственность, которая мне дорого досталась! — воскликнул Саруман, жадно хватая мешочек.— Но это только символическая отплата, вы наверняка взяли себе много больше. Что ж, нищему приходится говорить спасибо, даже если вор возвращает ему огрызок того, что отнял. Ничего, ты еще узнаешь лихо, когда вернешься домой и увидишь, что в Южном Уделе стало совсем не так, как бы тебе хотелось. В Хоббитшире сейчас трудности с трубочным зельем!
— Спасибо, утешил! — ответил Мерри.— В таком случае, отдай мне мешочек, который тебе никогда не принадлежал, а со мной всю дорогу ездил. Заверни зелье в собственные тряпки.
— За грабеж грабежом платят,— сказал Саруман и, повернувшись к Мерриадоку спиной, пнул своего спутника, после чего оба пошли к лесу.
— Вот так раз! — фыркнул Пипин.— Грабеж! Будто он нам ничего не должен за похищение, за раны и за то, как нас орки волокли через степи!
— Ну его,— сказал Сэм.— Что он там говорил, будто зелье ему дорого досталось? Интересно, как он его вообще добыл? Очень мне не нравится, что он вспомнил про Южный Удел. Пора нам уже оказаться дома.
— Правильно, пора,— признал Фродо.— Но быстро не получится, если мы хотим увидеть Бильбо. Что бы там ни было, а я сначала заеду в Райвендел.
— Я тоже думаю, что так будет лучше,— сказал Гэндальф.— Несчастный Саруман! Боюсь, что теперь уже из него ничего хорошего не получится, душа его съедена Злом. Я не уверен, что Древесник был прав. По-моему, эта змея еще сможет укусить, пусть не сильно, но чувствительно.
На следующий день они были уже в Северном Дунланде. Никто там не жил, но места были зеленые и удивительно красивые. Сентябрь дарил путникам золотые дни и серебряные ночи, и они спокойно доехали до речки Лебяжьей, которая сбегала с гор в низину веселым водопадом. Чуть восточнее водопада был старый брод. Со скалы у брода они посмотрели на запад и увидели в дымке светлого утра бесчисленные озера, почти до самой реки Серой. В камышах у этих озер гнездилось множество лебедей.
Так они оказались в Эрегионе.
Нежное утро перешло в день, солнце поднялось над отступающей мглой, и из лагеря, разбитого на пригорке, они увидели три вершины на востоке, стремящиеся к небу сквозь облака: Карадрас, Зиразигил и Фануинхол.
Здесь они простояли почти неделю. Приближался час нового расставания, и сердца у всех сжимались в ожидании. Келеборн и Галадриэль со свитой должны были повернуть к востоку, пройти через перевал под пиком Багровый Рог, потом Ступенями Димрилла спуститься к реке Серебрянке и оказаться в своей стране. Они и так сделали лишний крюк к западу, чтобы подольше побыть с Гэндальфом и Элрондом, и сейчас еще оттягивали разлуку, проводя дни в беседах с друзьями. Поздними ночами, когда хоббиты сладко спали, они сидели под звездами, вспоминая ушедшие века, свои труды и радости, размышляя над приходом новой Эпохи. Посторонний, заметив их, немного бы увидел и услышал. Они бы, наверное, показались ему фигурами, вырезанными из серого камня, забытыми в обезлюдевшем месте. Ибо говорили они не словами. Они просто читали мысли друг друга, лишь глаза их мерцали, гасли и снова загорались, следя за ходом этих мыслей.
Наконец, все было сказано, и они попрощались, обещав встретиться, когда настанет срок для Трех Колец покинуть Средиземье. Лориэнские эльфы в серых плащах быстро скрылись, словно растворились в тенях меж камней, а оставшиеся, которым предстояло идти в Райвендел, долго смотрели им вслед с пригорка. Потом в дальней дымке что-то блеснуло, как молния, и Фродо понял, что это Галадриэль на прощанье сверкнула поднятым Кольцом.
— Жаль, что мы не смогли заехать в Лориэн,— вздохнул Сэм.
И вот наступил День, когда они добрались до нагорья, поросшего вереском, и вдруг — путешественникам всегда кажется, что они видят все вдруг,— перед ними оказался обрыв, и внизу — глубокая чаша долины Райвендела, где светились гостеприимные окна Дома Элронда. Они спустились в долину, переправились через мост, подъехали к Дому, и уж тут он весь засиял огнями и зазвенел песнями, приветствуя вернувшегося хозяина.
Не снимая плащей, не умывшись и даже не поев с дороги, хоббиты помчались искать Бильбо. Они застали его одного в маленькой комнатке, буквально засыпанной листками бумаги, карандашами и перьями. Сам Бильбо сидел в кресле перед камином, в котором весело потрескивал огонек. Он стал очень старым, совсем сморщенным, и спокойно дремал.
Когда хоббиты вошли в его комнату, он открыл глаза и взглянул на них.
— Добро пожаловать! — светло улыбнувшись, проговорил он.— Вернулись, значит. А завтра у меня день рождения, так что вы как раз вовремя, молодцы! Вы знаете, что мне будет сто двадцать девять лет? Через год, если доживу, сравняюсь в возрасте со Старым Туком, вот как. Мне бы хотелось прожить больше, чем он, но уж как выйдет!
Отпраздновав день рождения старого Бильбо, четверо хоббитов задержались в Райвенделе еще на несколько дней, большую часть времени проводя с ним. Старик теперь выходил из своей комнатки только в столовую. Тут он был неизменно пунктуален и почти никогда не просыпал час завтрака и обеда.
Друзья садились с ним у камина и рассказывали все, что запомнили из своих путешествий и приключений. Сначала Бильбо пробовал за ними записывать, но он теперь часто засыпал, а проснувшись, восклицал:
— Удивительно! Необыкновенно интересно! Так на чем мы остановились?
Единственное, что его по-настоящему тронуло и живо заинтересовало, было описание коронации и женитьбы Арагорна.
— Меня, конечно, приглашали на эту свадьбу,— сказал он.— Я же столько лет ее ждал! Но когда дело до нее дошло, как-то не смог собраться. Тут у меня столько работы, а упаковываться всегда ужасно хлопотно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
