— Что там? — не понял Веник.
— Древесный спирт сжигаем. Удобней регулировать на расстоянии, чтобы не рисковать. Это только на время испытаний.
— Две атмосферы избыточного, — доложил Миха. — Сань! Меньше поддув.
— Прокручиваю сразу под нагрузкой, — встрял Серый.
Шатуны снова провернулись сначала в одну сторону, потом в другую.
Справа протяжно и мечтательно вздохнул Димка.
Третью атмосферу «прошли» ещё через четверть часа. Дальше давление поднималось медленнее, но поздней осенью ночи длинные — успели неторопливо проверить работу во всём диапазоне давлений. Потом зашипел предохранительный клапан.
— Сработало штатно, — констатировал Серый. — Лёха, Саня! Возвращаемся на восемь атмосфер. Лёха! Готов?
— Минуточку! Запускаю колебатель. Вы там тоже не зевайте — нагрузка будет подана после раскрутки.
— Есть восемь атмосфер, — доложил Миха.
— Динамометр готов, — воскликнул Лёха.
— Даю раскрутку, — уведомил Серый.
Зашевелились шатуны закрутился маховик.
— Лёха! Нагрузка!
Показалось, что разогнавшийся двигатель чуточку притормозил. Но только самую капельку. Справа запищал несмазанный блок, что-то хряснуло, потом бухнуло.
— Отрыв груза прошёл штатно, — крикнул Лёха.
— Мощность, сестра, мощность! — почти простонал Серый.
— Сейчас, посчитаю. У меня тут компьютера нет, — несколько минут напряженного молчания, а потом… — Не, что-то не так. Нужно переделывать. Мужики, погодите. Добавлю груз.
Подождали, снова выполнили измерение.
— Парни! Вы только икру не мечите. Давайте ещё разок проверим. Я снова прибавлю нагрузку.
Остановились лишь после пятой попытки.
— Хоть режьте меня, — выдохнул Лёха. — Получается восемнадцать лошадок.
— И что в этом страшного? — впервые открыл рот Леонид Максимович.
— А то, — раздался из-за спины Светкин голос, — что первый корабль, пересёкший Атлантику под паром, имел машину мощностью тридцать шесть лошадиных сил.
— Фига се! — воскликнул Веник.
— Лучше надо было учиться, Пунцов, — прозвучал из-за деревьев насмешливый Ленкин голос. — Тогда бы сообразил, что у тебя под носом создали паровую машину тройного расширения. Подобные им вошли в обиход уже после Русско-Турецкой в последней четверти девятнадцатого века. Так, где будем строить космодром?
В этот момент снова сработал предохранительный клапан — отвлёкшиеся от управления ребята не заметили, как поднялось давление в котле.
— Саня! Закрой поддувало, — оттуда же из-за деревьев распорядилась Любаша.
* * *
Зима снова накрыла землю снегом. Пришедшие с севера олени разгребали его, добираясь до сухих луговых трав, и не голодали. Центр жизни клана переместился в лодочный сарай, где строились новые корабли для походов по рекам. Колёсные плоскодонки на паровой тяге и со Стирлингами. На этот раз не стали страдать гигантоманией — сделали их примерно двенадцатиметровыми. Два «утюга» — один остроносый и острозадый — как и раньше. А у второго корму «обрубили», устроив в этом месте просто прямую стенку — транец. Третий сделали прямоугольным ящиком без заострений, только с сильно скошенными передом и задом — некое подобие парома. Его планировалось гонять в направлении фермы — возить технику, урожай, соль.
Кораблестроение пришло к необходимости выбрать наилучший вариант, попробовав несколько. Так называемый «паром» строили из пилёного леса, а не из колотого, поскольку состоял он исключительно из прямых поверхностей — то есть ни гнуть, ни напрягать ничего не предполагалось. При наличии уже работающей лесопилки этот вариант казался весьма привлекательным.
Такая флотилия позволяла быстро переехать хоть бы и всем кланом, прихватив с собой кучу полезных вещей. Тем более что и швертботы и гребная лодка оставались на ходу. А ещё берестянки всех видов. Но переезд не планировался.
Самый быстрый из корабликов — острозадый пароход с супермощным паровым двигателем хотели отправить в сторону Чёрного озера с большой ботанической миссией. Был шанс, что это судно сможет вернуться вверх через пороги своим ходом. Тупозадый уходил в Пермь с грузами и оставался там для местных нужд.
Четвертое судёнышко построили по ширине точнёхонько в размер самой мощной тракторно-судовой модели Стирлинга — в длину оно оказалось восьмиметровым с обоими заострёнными окончаниями — чисто разведывательный вариант, неприхотливый и способный поместить трёх человек без особого груза. Припасы, снаряжение, запчасти — и достаточно. Ручные лебёдки на носу и на корме, длинные канаты в ящиках, невысокая съёмная мачта, шверт, пара мест для гребцов и крошечная каюта. Что называется, ни вздохнуть, ни охнуть. Это к тому, что всё накрыто сплошной палубой на случай, если выйдут в открытое море. Веник готовился к прорыву на Балтику.
Зимой большой десант мужчин добрался верхом на оленях до места будущего волока, сделал просеку и выложил из брёвен подобие дороги, по которой можно было без проблем протащить судно на катках. Тут дистанция-то была всего на полдня пути и без особых буераков по пути. Тащить предполагали лебёдкой на подъёмах, а на горизонтальных участках полагались на силы провожающих — втроём с восьмиметровой лодкой управиться тяжело.
Никого из своих прошлогодних попутчиков в эту поездку взять было невозможно — Хом сам уходил начальником экспедиции по маршруту на Чёрное озеро, а Пуп переезжал в Пермь налаживать оленеводство. Людей, как всегда не хватало. Старина Кып вместе с Лёхой должны были снова исследовать северное направление — водный путь к реке, которую считали Северной Двиной так и не разыскан, и место будущего волока всё ещё не осмотрели.
Всю зиму в клане не смолкали дискуссии о том, кого куда послать — счёт постоянно шёл на единицы человек. Вечерами за шахматными или шашечными баталиями, под перестук костяшек домино не раз заходили разговоры о ближайших планах. Подростки, а их немного, всерьёз выдвигали свои кандидатуры на весьма серьёзные посты. Их предложения обсуждали — таковы реалии этого мира. Тут быстро взрослеют.
— Посмотри, кого я привёл? — вошедший с мороза Кэн смотрел загадочно.
Набросив поверх рубахи полушубок, Шеф вышел из мастерской. Каюры, десятки оленей под вьюками и привязанная к столбу дровяника лошадка. Мохноногая, с чёлкой. Смотрит спокойно.
— Толян велел отвести тебе, — пояснил Кэн. — У них рядом с фермой в загоне несколько коров, пойманных летом. И лошадки в ту же ловушку угодили.
— Сколько?
— Пять. Они дикие, но эта совсем молодая. Она и сейчас жеребёнок. Толян хочет дождаться, когда появятся на свет новые жеребята и воспитать их ручными. А эта, говорит, пусть здесь поживёт просто для красоты. Может быть, она даже позволит запрягать себя в санки? На поводе бежала послушно, привыкла к людям. Я бы назвал её важенкой, но Толян говорит, что правильно — кобыла. А зачем она?
— Летом ездить на юг. В это время олени пасутся на севере. Ещё они могут таскать телеги, более тяжёлые, чем те, которые тянут олени. На них даже пахать можно.
— На тракторе паши! — возмутился Кэн. — Я помню, как вы пытались тянуть плуг олени. Не надо больше — лучше заколи. Толян спрашивал, будет ли еще один трактор, а то одного мало.
— Постой Кэн. Толком расскажи. Ты ведь ездил за солью?
— За солью. Лю Ба посылал, мы садились, брали много вьючный оленя и ехай. Вези для фермер мука, сухари, клюква и полосовой железо. И много разный вещи, которые одежда.
Нашли домик у реки, рядом тёплый домик и несколько чумов, где живи охотники на сайгаки. Они, вместо бегай степь, загнали много добычи в забор из жердей. Теперь сиди одно место и кушай свежий мясо.
— Чем же они скот-то кормят?
— Немного сено, немного степь сухой трава рвут, немного ветки. Сайгаки кушай, джейраны кушай, другие олени кушай. Коровы и лошади Толян кушай не вели. Он их не кушай. Уважай Толян, — Кэн разволновался и прямо на глазах начал всё сильнее и сильнее коверкать русский, так и не объяснив толком, кто кого «кушай».
— Мы олень паси, олень езди. Толян желай корова паси, лошадь скачи, — закончив эту тираду, оленевод вздохнул.
— Кэн! С благополучным возвращением, — подошла Мила. — Записку от Толика привёз?
— Откуда Мила записку знай? — удивился мужчина, подавая свернутый треугольником листок. Похоже, что-то его сильно озадачило.
— Твоя оленя паси, оленя езди, — расхулиганился вдруг Веник. — Чум лодка вези. Жена Стирлинг дровами топи и жди Кэн свежие щи. Стадо вдоль реки иди, трава кушай.
Оленевод озадаченно свёл глаза к переносице и ответил: — Мыльня пойду, жена дисциплина делай. Буду говори про лодка-чум.
* * *
— Есть ли какие-нибудь сведения о религии среди местных племён, — поинтересовался за ужином Леонид Максимович. — А то я, когда ходил с ними, не настолько хорошо понимал язык, чтобы уловить подобные тонкости. А тут смотрю и ничего не могу понять. Они многих называют шаманами. Имею в виду ребят из седьмого «В». Но и друг друга могут назвать подобным образом. Это что? Зачаточная форма шаманизма?
