class="a">[83]. Выбор судьбы, как впоследствии вспоминала Энн. Исполнялась песня «Лучшее из двух миров».
Эмилио, сидевший спиной к новоприбывшему, активно подпевал хору и последним по испуганным взглядам своих спутников, понял, что над ним нависло нечто большое и угрожающее. Приподнявшись и повернувшись, он вовремя заметил нападение.
Удар, приди он на кого-то из остальных землян, оказался бы смертоносным или увечащим, но Эмилио Сандос с самого раннего детства знал, как выглядит человек, стремящийся уничтожить его, пресечь его жизнь. Нырнув под занесенную тяжелую руку, без вреда пролетевшую над его головой, он вложил всю силу ног в движение плеча, врезав им в живот противнику. Резкий стон наверху засвидетельствовал, что в легких нападавшего не осталось воздуха. Проконтролировав падение тела, Эмилио пригвоздил к земле коленями руки неожиданного врага, придавив его гортань предплечьем. Глаза Сандоса красноречиво свидетельствовали об угрозе, понятной даже существу, никогда не видевшему подобных глаз: вложив всю силу в движение руки, он мог раздавить гортань, навсегда прекратив доступ воздуха в легкие противника.
В наступившем молчании Энн ринулась к катеру и выключила звук, чтобы тишина как-то уменьшила безумие ситуации – потом Эмилио услышал металлический щелчок затвора винчестера, однако не стал отводить глаз от поверженного врага.
– Я перестал пользоваться подобными игрушками еще в четырнадцать лет, – невозмутимо проговорил он по-испански, выражая тем самым удовлетворение ситуацией. – И продолжил на певучей руанже: – Кто-то сожалеет о причиненном неудобстве. Однако увечья недопустимы. Если кто-то позволит тебе встать, успокоится ли твое сердце?
Легкое движение подбородка, движение тела засвидетельствовали согласие или одобрение. Эмилио неторопливо откинулся назад, выжидая, не попытается ли его противник воспользоваться преимуществом в росте и силе и вновь перейти к нападению.
По собственному болезненному опыту Эмилио прекрасно знал, что попасть в лапы противнику подобного роста и силы небезопасно с точки зрения благополучия собственной задницы, и потому с подростковых лет пользовался классической стратегией, предписывавшей бить первым и не брезговать грязными ударами, чтобы успеть вырубить противника до того, как он сообразит, что с ним случилось. В последнее время практиковаться было не на ком, однако мастерство осталось при нем.
Со своей стороны, Супаари ВаГайжур, которого потрясение лишило дара речи, со слезящимися глазами, лихорадочно пытаясь отдышаться, просто смотрел на нависавшую над ним тварь.
Наконец, собравшись с дыханием и духом, Супаари спросил:
– Кто вы?
– Чужеземцы, – мирным тоном проговорил монстр, поднимаясь с груди Супаари.
– А это, – проговорил Супаари, благоразумно потирая горло, – самый непонятный ответ, который я слышал во всей своей жизни.
К его предельному удивлению, монстр рассмеялся.
– Ты прав, – сказал он, обнажая белые и странным образом ровные зубы. – Может кто-то предложить тебе кофе?
– Кафай! То самое, ради чего некто пришел сюда, – отозвался Супаари почти с равным дружелюбием, извлекая осколок городской вежливости из груды обломков, в которые превратили ее изумление и страх.
Немыслимое создание поднялось на ноги и протянуло столь же странную руку, явно для того, чтобы помочь встать. Супаари протянул собственную руку. Наступила короткая пауза, наполовину свободное от шерсти лицо чужеземца вдруг изменило цвет образом, для которого y Супаари просто не было слов, но, прежде чем он успел обдумать это явление, внимание его отвлек тот факт, что у монстра совсем не было хвоста.
И Супаари был настолько потрясен возможностью столь рискованного двуногого хождения, что он даже не ощутил прикосновения к своему запястью двух сильных рук, помогших ему подняться на ноги. Тут его постигло новое удивление, на сей раз ростом монстра, сумевшего обездвижить взрослого жана’ата мужского пола.
Он никак не мог знать, что монстр, смотревший на него снизу вверх, был столь же обескуражен этим обстоятельством. На самом деле Эмилио Сандос едва не лишился чувств, рассмотрев трехдюймовые когти, которые, как масло, разорвали бы его шею, если бы он промедлил хотя бы самую малость.
Супаари тем временем отчаянно пытался справиться с более глубоким потрясением, чем то, которое испытывал в данный момент Эмилио Сандос, который предпринял полет на Ракхат, рассчитывая на встречу с инопланетянами, в то время как Супаари ВаГайжур шел в Кашан, чтобы встретиться с делегацией нового торгового народа, предполагая, что эти чужестранцы вместе со своим кафай прибыли с какой-то дальней окраины малоисследованного леса, начинавшегося на юге от Кашана.
Высадившись на деревенской пристани, Супаари нисколько не удивился, обнаружив деревню опустевшей, поскольку знал от Чайипас о созревании корневищ пик. Он мгновенно уловил запах жареного мяса, к которому примешивалась необычайная смесь слабых обожженных углеводородов с более сильными и короткими углеродными цепочками и аминами; запах мяса сообщил ему, что торговцы принадлежали к жана’ата, но остальные запахи были ни на что непохожи.
Он был не из тех, кто смирится с браконьерами, хотя и был готов принять от них извинения вместе с компенсацией, если такое предложение последует. Но, взбежав наверх ущелья, он сразу же остановился, ошеломленный видом огромной, совершенно непонятной машины, усевшейся на равнину в половине ша’ар от края ущелья, и, вдохнув запах внимательнее, понял, что углеводородами разит именно от этой штуковины. Незнакомый запах пота исходил как раз от кружка личностей, сидевших возле механического устройства. И, направляясь к ним, он ощущал бурю эмоций: гнев, вызванный фактом браконьерства, отвращение, вызванное мерзкими запахами и отвратительным шумом, исходящими от машины, усталость после долгого и скучного, совершенного в одиночестве путешествия, нервозность, вызванную невозможностью всей открывшейся ему сцены, желание сдержаться, учитывая возможность колоссальной личной выгоды, если он утвердит себя в качестве поставщика рештара Галатны, и, наконец, полнейшее изумление после того, как еще более приблизившись, он осознал, что имеет дело не с жана’ата или руна, но с существами, абсолютно ему неизвестными.
Самим Супаари владела непреодолимая для его рода потребность напасть и истребить. Таким же образом, как человек отреагирует на появление в походном стане гремучей змеи или скорпиона, он испытывал потребность не просто убить это зло, но уничтожить его, растереть в молекулярную пыль. И, пребывая в подобном состоянии ума, Супаари предпринял неудачную попытку обезглавить Эмилио Сандоса.
Выход из тупика нашла София Мендес. Приняв поразившее Эмилио оцепенение за ободряющее спокойствие, она подала неожиданному гостю только что предложенную Эмилио чашечку кофе.
– Руна предпочитают только вдыхать аромат, – сказала она, поднося к нему чашку кофе на расстоянии собственной руки. – Но можешь попробовать отпить, как делаем и мы сами, – продолжила София, чтобы утвердить его уверенность в отличии неведомого для гостя племени от руна, которую он, скорее всего, уже испытывал.
Супаари посмотрел сверху вниз на этого лесного духа, на это насекомое, которое и существовать не должно, однако обратившееся к нему на вполне пристойной руанже. На лице ее и шее волос не было, однако голову украшала грива черных волос. Вот они, ленты! – подумал он, вспоминая новый стиль Чайипас.
– Кто-то благодарит вас, – проговорил он наконец. Отряхнув с мантии пыль и сор, он принял чашку, взяв ее за ободок и донце между первым и третьим когтем, благовоспитанно оставив в сторону центральный, и попытался забыть о том, что ему предлагают выпить настой кафай стоимостью примерно в сорок тысяч бахли.
– Напиток горячий и горький, – предупредила его эта кроха.
Супаари пригубил и, наморщив нос, проговорил:
– Но пахнет очень приятно.
Тактично, подумала Энн, вглядываясь в хищные зубы и когти. Боже наш, Иисусе Христе, тактичный хищник! Однако жест Софии позволил ей одолеть собственное потрясение.
– Прошу тебя, присоединись к нашей трапезе, наши сердца тогда будут счастливы, – произнесла Энн, используя принятую в руанже формулу приглашения. «Не верю себе самой, – подумала она. – Изображаю хорошие манеры в общении с тактичным инопланетным хищником, который только что едва не раскроил Эмилио пополам».
Супаари повернулся к этому новому исчадию, тоже гололицему, в белую гриву которого были вплетены ленты. Не отреагировав на приглашение Энн, он впервые огляделся по сторонам и, обнаружив Джимми Куинна, недоуменно спросил:
– И все они твои дети?
– Нет, – молвил Джимми. – Этот есть самый младший среди всех.
Руна непременно принимали эту истину за доказательство великолепного чувства юмора Джимми. Супаари
