Белая пустыня казалась бесконечной. Солнце уже обошло полнебосвода, а конца и края ее все не было видно. Песочные барханы подбирались к самой линии прибоя, и газели еле вывезли колесницу, когда пришлось переехать один из них.
Наконец, впереди показалась земля, покрытая редкой, но все же травой. За ней появились маленькие чахлые деревца — жалкое подобие величественного Ульмского леса. Но Като была рада и этой перемене пейзажа, хотя ей и приходилось все больше идти рядом с колесницей, чтобы дать отдых животным, день не видевшим корма и пресной воды.
Като чуть не проехала мимо двух охотников под деревом, настолько она уже не ожидала увидеть людей в этой глуши. Они странно посмотрели на ее боевую колесницу с газелями, но дорогу до Совитабра охотно рассказали.
* * *
Ульмский лес поглотил колесницу, шумящими на ветру листьями скрыв Като от палящих солнечных лучей. Газелям такие перемены пришлись не по вкусу — хоть и ехали по тропе, они нервно трясли рогатыми головами и шарахались от каждого куста. Като натянула поводья и голосом стала успокаивать животных, но они продолжали упрямиться, то одна газель, то другая вдруг останавливалась и, мелко перебирая ногами, норовила свернуть обратно в объятья пустыни.
Через пару минут пути газели резко свистнули и, взрыв копытами влажную лесную почву, встали.
Откуда-то сверху послышался шорох и смех; впереди что-то сверкнуло в опавших листьях, еще и еще, то там, то здесь. Като подняла голову и обомлела — из развилки ветвей придорожного вяза выглядывали две зеленые пучеглазые русалки с бирюзовыми чешуйчатыми хвостами. Длинными, неправдоподобно-длинными когтистыми пальцами они вцепились в кору дерева, хвостами обвили ствол. Спутанные, как водоросли волосы их частично прикрывали дикие лица и обнаженные блестящие тела. Когда Като столкнулась с ними взглядом, русалки изогнувшись, потянулись к ней, и одна из них издала тихий звенящий смешок. Като застыла на месте, выпустила поводья, а тонкая русалочья когтистая рука дотянулась почти до самого ее горла. Еще мгновение, и она стала бы добычей этих женоподобных чудищ, Като освободилась от оцепенения, нагнулась за поводьями и голосом пустила газелей вскачь. Она так и не нашла в себе сил оглянуться назад, хотя до нее снова донеслось русалочье стрекотание.
Сердце ее билось чаще, чем копытца газелей касались земли, они летели во весь опор, напуганные не меньше ее. И когда Като заметила огни по краям тропы и попыталась остановить газелей, то не смогла этого сделать, и они продолжали мчаться стрелой по лесной тропе, которую кому-то понадобилось осветить в такой час.
Газели скакали, пока не выбились из сил, грациозные, но хрупкие животные. Огни по пути не исчезли, наоборот, их стало больше, временами они сливались в одну сплошную линию.
Откуда-то с моря задул теплый, почти горячий ветер. Огни качнулись, окружающая действительность словно смазалась, потухла, а затем словно родилась заново из ничего. Като согнулась пополам от головокружения, к горлу подкатил какой-то комок, и она выпала из колесницы. Газели мелькнули белыми задами среди вековых деревьев и скрылись, увлекая за собой колесницу. А Като осталась лежать одна на узкой лесной тропе, в глинистой пыли и опавшей листве, одна среди мрачного леса.
Хватая пропитанный чем-то липким воздух ртом, Като потихоньку начала приходить в себя. Очертания ночного леса становились четче, словно кто-то невидимый баловался с резкостью. Деревья перед ней перестали кружиться в полуобморочной пляске, она стала различать лесные запахи и звуки. И как только в голове все вернулось на свои места, перепуганная девушка вскочила на ноги и бросилась прочь с окруженной мерцающими огнями тропы.
— Здесь с тропы не сходят, — предупредил ее невесть откуда донесшийся до нее странный, щелкающий голос.
Като оглянулась. Никого. Впереди на тропе ее внимание привлекла какая-то коряга, но ведь не мог же кусок дерева разговаривать с ней.
— А почему? — Спросила она в надежде узнать, кто говорит с ней.
— И еще не задают вопросов, она этого не любит.
Коряга на тропе слегка пошевелилась.
— Кто она? И кто вы?
— Для начала твое имя, — потребовала «коряга».
Като обуяла смесь страха и тревоги. Для чего этому неизвестному существу на ее пути понадобилось ее имя?
— Канта, — буркнула она первое, что пришло в голову.
— Твое имя, твое собственное, — потребовала «коряга», издавая какие-то странные щелкающие звуки.
— Като. Мое имя — Като Камбрези, — созналась девушка и отпрянула назад, потому что в ту же секунду, как она произнесла свое имя, существо на тропе сбросило с себя плащ и поднялось с четверенек на ноги.
Голову гигантской крылатой фигуры венчали длинные тонкие рога. Сероватое лицо с большими синими, подернутыми белой паволокой глазами чем-то напоминало человеческое, если бы не вытянутый острый клюв, издававший пощелкивание вперемешку с речью. Передние и задние лапы существа напоминали птичьи, отчасти благодаря загнутым когтищам. Кожа, обтягивавшая хвостатую фигуру, делала чудище похожим на ощипанную посеревшую курицу, и лишь синеватые глаза без зрачков и радужки поблескивали во тьме. «Глаза, как сапфиры в тумане» — вдруг пронеслась в голове у Като строка из Книги, и цепочка мыслей замкнулась. Гул, перед ней гул — ночной убийца путников в песках пустынь. Като вспомнила растерзанное тело воина неподалеку от лесной сторожки, и ее пробила крупная дрожь. Нужно бежать, скорее бежать от этого монстра куда подальше. Но ноги словно приросли к тропе, отказались подчиняться ей, сводя на нет все ее попытки к бегству.
— Оставь дурные мысли, — посоветовало ей чудовище. — и следуй за мной.
Гул двинулся вперед, взрывая опавшую листву когтищами на лапах, а Като ноги сами понесли вслед за ним.
По мере того, как они шли по тропе, огней по сторонам становилось все больше, они уже ясно освещали им путь, и скоро их стало так много, что они слились в одну сплошную светящуюся линию.
И тут гул остановился. Потянулся куда-то вверх, чуть расправив кожистые крылья, и принюхался, со свистом втягивая воздух.
— дальше пойдешь одна. Свернешь с тропы на северо-запад к морю…
— А… где это, северо-запад? — спросила все еще не пришедшая в себя Като, глядя, как гул разворачивает крылья чтобы взлететь.
— …Отродья Адама и Евы, — рыкнул гул, предварительно выругавшись и злобно блеснув глазами. — Это прямо и налево. Там тебя встретят, а я теперь свободен.
И, несколько раз с силой взмахнув крыльями, чудовище взвилось в ночное небо, задев верхушку лещины у тропы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
