– Продолжим, пожалуй, – сказал Тагоми секретарше, и та включила запись. – Обратившись к Оракулу, я получил гексаграмму двадцать восемь, Да–го. Хочу обратить особое внимание на неблагоприятную пятую черту. Комментарий гласит:
«На иссохшем тополе вырастают цветы.
Старая женщина получает служилого мужа.
Хулы не будет.
Хвалы не будет».
Оракул вполне определенно указывает на то, что мистер Чилдэн не предложит нам ничего подходящего. – Тагоми помолчал. – Посмотрим правде в глаза. Я не отношусь к знатокам американского искусства и не могу полагаться на свой вкус. Вот почему… – Он замялся, подбирая слова. – Вот почему – надеюсь, вы не в обиде на меня, мистер Рамсей – нам нужна помощь туземца . Вы согласны помочь?
Как Рамсей ни пытался, он не смог скрыть боль, обиду и гнев.
– Я задал Оракулу еще несколько вопросов, – продолжал Тагоми, не дожидаясь ответа, – но для этого ваше присутствие было не обязательно. – Рамсею это следовало понимать так: «Вам, бледнолицым «буратино“, ни к чему быть в курсе всех наших дел». – Должен сказать, что на один из вопросов я получил весьма загадочный ответ, заставивший меня призадуматься. – Рамсей и Эфрикян ловили каждое его слово. – Вопрос относился к мистеру Бэйнсу.
Они кивнули.
– Ответом мне была гексаграмма Шен. Сорок пять. Ситуация, благодаря скрытому действию Дао, благоприятная. Начальная черта – «шестерка», вторая – «девятка». Вопрос был таков: «Будут ли успешны переговоры с мистером Бэйнсом?» И сильная черта на втором месте уверяла, что будут. Комментарий таков:
«Будь правдив, и тогда это будет благоприятствовать принесению незначительной жертвы.
Хулы не будет».
Вероятно, мистера Бэйнса удовлетворит любой подарок Торгового представительства.
Но Оракул учел и тот скрытый смысл, который, как это нередко случалось, Тагоми почти безотчетно вложил в свой вопрос, поэтому ответ выглядел слегка туманным.
– Насколько нам известно, – продолжал Тагоми, – Бэйнс везет подробное описание новых способов литья под давлением, разработанных в Швеции. Если нам удастся заключить договор с его фирмой, мы сможем заменить пластмассами многие металлы, которых нам так не хватает.
Тихоокеания много лет убеждала Рейх оказать ей помощь в развитии химической промышленности. Но ведущие химические концерны Германии, такие, как «ИГ Фарбениндастри», не спешили торговать лицензиями на производство полимеров. Рейх вполне устраивало, что Тихоокеания плетется у него в хвосте, отставая по части технологий лет на десять. Взлетавшие с космодромов Festung Europa[9] ракеты почти полностью состояли из жаростойких пластмасс – легких, но настолько прочных, что выдерживали удар метеорита. Ничем подобным Тихоокеания не располагала – японцам по–прежнему приходилось использовать природные материалы, такие, как древесина и металлы.
От этих мыслей у Тагоми испортилось настроение. Он бывал на промышленных выставках и видел некоторые достижения германской науки, в том числе «DSS» – «Der schnelle Spuk»[10] – автомобиль, целиком изготовленный из синтетических материалов. Машина была продана за шестьсот долларов ТША.
Тагоми задал Оракулу еще один вопрос, о котором не полагалось знать «буратино» (а их немало работало в здании Торгпредства). Вопрос родился после того, как Тагоми получил шифрованную каблограмму из Токио. Секретные депеши поступали к нему нечасто и в основном касались интересов безопасности, а не торговли, тем более шифровки, состоящие из поэтических метафор. Тагоми не сомневался, что токийские власти опасались именно немцев, а не мнимых оппозиционных сил на Родных островах, ибо спецслужбы Рейха могли разгадать шифр любой сложности, но толкование поэтических образов представляло для них серьезную проблему.
Ключевая фраза «сними пенку с его молока» подразумевала «Передник» – мрачноватую песню, где были строчки: «Не все то золото, что блестит. Снятую с молока пенку легко перепутать со сливками». «Ицзин» только подтвердил этот совет. В толковании говорилось о человеке, который не соответствует своему окружению, поскольку он излишне резок и слишком мало внимания уделяет формальностям; но так как он честен, то найдет отклик.
Из этого следовал простой вывод: Бэйнс не тот, за кого себя выдает, и прибывает в Сан–Франциско не за тем, чтобы подписывать договоры о совместном производстве пластмасс. Но как Тагоми ни ломал голову, он не мог понять, кто такой Бэйнс, на кого он работает и зачем летит в ТША.
В час сорок Роберт Чилдэн с огромной неохотой запер двери «Художественных промыслов Америки», остановил велотакси и велел отвезти его к «Ниппон Таймс Билдинг».
– «Ниппон таймс», – повторил, как полагалось, тощий китаеза–рикша и с трудом водрузил на багажник тяжелые сумки. Потом помог усесться Чилдэну, включил счетчик и закрутил педали.
Глядя на проплывающие мимо здания, Чилдэн испытывал раздражение и досаду. Весь день ушел на поиски вещи для клиента Тагоми. Чилдэну повезло – удалось найти отличный подарок, японец должен сменить гнев на милость. «Пока никто из моих заказчиков не остался недовольным!» – с гордостью подумал Чилдэн.
Он раздобыл идеально сохранившийся экземпляр первого номера комиксов «Тип–топ», выходивших в тридцатых годах. Забавный журнальчик, яркий образчик культуры «Американа», «Тип–топ» достался Чилдэну, можно сказать, даром. Но он прихватил и другие вещицы – не начинать же, в самом деле, с комиксов. Нет, сначала он раздразнит аппетит японца, а уж потом достанет из самой большой сумки обернутый бумагой кожаный футляр.
Радио китайца извергало популярные мелодии, соревнуясь в громкости с приемниками других веломобилей, легковых машин и автобусов. Чилдэн будто не слышал – привык. Не замечал он и огромных неоновых реклам на фасадах зданий. Такая же вывеска мигала по вечерам и над его магазином. А как иначе заявить о себе, как привлечь покупателей? Чилдэн трезво смотрел на вещи. Его даже убаюкивали уличный шум, мелькание реклам и снующие прохожие, отвлекая от текущих проблем. Да и разве не удовольствие – прокатиться по оживленной улице на веломобиле, чувствуя легкую дрожь, – это усилия мускулов рикши передаются механизму. «Как вибромассажер», – подумал Чилдэн. Приятно все–таки, когда не ты везешь, а тебя везут. Приятно хоть недолго побыть господином.
Он встрепенулся: нельзя дремать перед столь важной встречей. Надо о многом подумать. Подходяще ли он одет для визита в «Ниппон Таймс Билдинг»? А вдруг в скоростном лифте закружится голова? Впрочем, это не страшно – в кармане лежат немецкие таблетки от головокружения… Ко всем обращаться соответственно, напомнил он себе. Со швейцаром, лифтером, портье и прочей мелкой сошкой не церемониться. Каждому японцу кланяться, даже если придется сгибаться сто раз кряду. Но как вести себя со служащими — «буратино»? Это он представлял себе смутно. «Ладно, – решил Чилдэн, – буду кивать, но с рассеянным видом, будто едва их замечаю».
Ничего не упущено? А если попадется иностранец? Говорят, в Торгпредстве можно встретить немца или нейтрала. А еще там можно увидеть невольника.
В порту Сан–Франциско часто бросают якорь суда немцев и южан, и случается, черномазых ненадолго отпускают группками не более трех человек на берег, и конечно, днем, ведь даже в Тихоокеании для негров действует комендантский час. Бывает, их селят на какое–то время в бараках у пристани. Им не полагается заходить в Торгпредство, но нередко их берут туда в качестве носильщиков. Кстати, разве можно явиться к Тагоми, собственноручно неся свои сумки? Ни в коем случае! Надо во что бы то ни стало отыскать раба, пусть даже придется на час опоздать. Если Чилдэна увидят в Торгпредстве с сумками в руках, это будет непростительной ошибкой. Потеря авторитета – опасная вещь.
«Войти в «Ниппон Таймс Билдинг“ с сумками было бы просто смешно, – размышлял Чилдэн. – В тюрьму за такое, конечно, не посадят – в этом нет ничего противозаконного, – но как бы я выглядел в глазах окружающих? Да еще проклятые черномазые… Можно стерпеть косые взгляды знати – в конце концов с их спесью я сталкиваюсь каждый день, однако видеть презрение на рожах всяких голодранцев, вроде этого рикши, крутящего педали, выше моих сил. Не останови я вовремя велотакси, он бы увидел, как я тащусь с сумками по улице…»
В том, что жизнь такова, виновата, конечно, проклятая немчура – вечно норовит откусить больше, чем способна проглотить. С огромными потерями немцы выиграли войну и не успели очухаться, как ринулись покорять Солнечную систему. А на родной планете ввели законы, которые… Впрочем, замысел был неплох, и, надо признать, немцы лихо разделались с евреями, цыганами и прочими бродячими народами. Славян они отбросили на два тысячелетия назад, на их прародину Азию. Ну и правильно, без славян в Европе как–то спокойнее. Пусть себе ездят на яках и охотятся с луками и стрелами. Зато теперь в любом книжном магазине, в любой библиотеке можно полистать изданный в Мюнхене толстый глянцевый журнал и полюбоваться, как синеглазые белокурые фермеры пашут, сеют и собирают урожай на полях всемирной житницы Украины. Вооруженные до зубов новейшей техникой, эти ребята выглядят счастливчиками, их угодья – чисты и ухожены. В таких журналах не увидишь поляка с опухшей от пьянства рожей, понуро сидящего на гнилом крыльце своей лачуги или ворующего репу на деревенском рынке. Он ушел в прошлое, как и ухабистые грунтовые дороги, на которых, стоило зарядить дождям, намертво вязли колеса телег.
