мне, а ее ленты безвольно лежат на кровати, как будто испытали такое же удовольствие.
Я целую ее в голову, обнимая рукой. Спустя миг она поднимает на меня взгляд, ее подбородок покоится на моей груди, а пальцы обводят линии, которые вытягиваются и извиваются, поднимаясь к моей шее. Ее прикосновение знакомо. Чувственно. И доставляет мне чертовски сильное удовольствие.
Когда я провожу пальцем по ее щеке, Аурен слегка наклоняет голову к моей руке. Не уверен, что она это даже осознает, но даже так приятно. Хочу, чтобы она всегда льнула ко мне, как ветви на ветру, подхваченные силой нашего единого порыва.
– О чем думаешь? – спрашивает она еще хриплым голосом.
Я вожу рукой по ее спине, наслаждаясь дрожью, которая пробегает по телу, когда мои пальцы ласкают основания ее лент, растущих из спины.
– О тебе, – без обиняков отвечаю я и блуждаю по Аурен взглядом, как будто хочу вобрать ее в себя. Ее блестящие глаза, пухлые губы и изгиб бровей – каждая ее черта идеальна, потому что это она.
Она дарит мне свою прекрасную улыбку, и при виде зачарованного смущения в ее глазах хочется снова ее зацеловать, чтобы опробовать на вкус ее счастье.
Когда она пытается подняться с меня, я удерживаю ее на месте, и Аурен весело на меня глядит.
– Ты позволишь мне встать?
– Вряд ли.
Она смеется.
– Ты еще во мне.
– Ага.
Она шаловливо улыбается, и я понимаю, что нескоро освобожусь, когда моя искусительница спрашивает:
– Тогда, если ты тут остаешься, можем мы повторить?
Я обхватываю ее подбородок и с подлинно мужским довольством смотрю на нее, чувствуя, как член снова наливается кровью.
– О, Золотая пташка, мы же только начали.
Глава 32
Аурен
Я лежу, прижавшись ухом к груди Слейда, и смотрю на стеклянные двери балкона. Подходящая к финалу ночь напоминает мазок художника, приглушившего черноту серой тенью.
Слейд спит, и его ровное дыхание подобно дуновению ветерка. А вот я ни на минутку не сомкнула глаз.
Я запоминала каждое мгновение, наслаждалась каждым прикосновением, упивалась этим мужчиной. Сейчас, в тишине подступающего рассвета, моя душа наполнена таким довольством, какого я никогда еще не испытывала.
Такое же чувство у меня было, когда я читала в Хайбелле те прекрасные книги со стихами. Я вдруг будто слышу песню, единство такой глубины, какого не могла и вообразить. Все, что я познала в жизни, о чем думала, внезапно образует единое целое, обретает смысл, имеет великое значение.
Вот это я и чувствую, лежа здесь, прижавшись к Слейду и ощущая тепло наших тел. Завеса жизни словно приоткрылась и явила мне глубину, яркость мгновения и моего места в нем.
Хочу остаться здесь навсегда.
Но, разумеется, не могу.
Я вожу кончиком пальца по укоренившимся стеблям силы, смотрю, как под бледной кожей покачиваются тонкие линии. Сейчас они двигаются медленно, вяло, словно тоже пресытились и дремлют.
Я пользуюсь мгновением истинной слабости, получая удовольствие от того, как мы прижимаемся друг к другу, сплетаясь ногами, как Слейд положил мне на спину руку. Настолько мучительно совершенный миг, что меня затягивает уныние, страх перед осознанием, что жизнь такой оставаться не может.
Но как бы я хотела, чтобы было иначе.
Когда небо окончательно и бесповоротно затуманивается тусклым светом приближающегося рассвета, я наконец вынуждать себя встать. Нужно двигаться медленно, чтобы не разбудить Слейда. С помощью лент я приподнимаю его руку и выскальзываю из его объятий. Замираю, когда он издает какой-то звук, но Слейд не просыпается, а шевелит ногами. Я пользуюсь представившейся возможностью и окончательно выпутываюсь из его объятий.
Осторожно поднимаюсь со сломанной кровати и аккуратно встаю, вытаскивая ленты. Камин к утру уже представляет собой груду тлеющих углей, и от холода по рукам бегут мурашки.
Я принимаюсь поднимать раскиданную по комнате одежду, которая валяется как хлебные крошки, разбросанные птицами. Тело ноет – приятно ноет, – и я бы очень сейчас хотела вернуться в свою комнату и понежиться в ванне до восхода солнца.
Я быстро надеваю перчатки, платье и чулки, а затем поднимаю сапоги и беру их под мышку. Крадусь на цыпочках к двери и хватаюсь за ручку, надеясь, что петли хорошо смазаны.
Я приоткрываю дверь и с облегчением выдыхаю, не услышав скрипа, но выдох превращается в крик, когда чья-то рука снова захлопывает дверь.
Я разворачиваюсь и вижу полностью обнаженного, полностью проснувшегося Слейда.
– Куда-то собралась?
– Ты меня напугал! – журю его я, прижав руку к груди, где заходится сердце.
Он скрещивает руки и прислоняется к двери, по сути удерживая меня в комнате.
– Почему ты сбегаешь?
– Я не сбегаю, – отвечаю я. – Просто не хотела тебя будить. Ты едва ли час поспал.
Он расплывается в озорной ухмылке.
– И кто в этом виновен?
Щеки у меня тут же начинают гореть, несмотря на холодный воздух.
– Ты! – утверждаю я.
Слейд, сделав вид, что задумался, наклоняет голову.
– Хм, вынужден не согласиться. Ты была ненасытна. Насколько помню, ты неоднократно просила повторения.
В смущении я издаю стон, но Слейд только улыбается.
– Ложись обратно в кровать.
– Не могу, – покачав головой, отвечаю я. – Скоро взойдет солнце.
Он смотрит зелеными глазами через стеклянные двери на горизонт, видимый за стенами замками.
– Можем втиснуть еще разок.
– Мне хватило и ночи, – колко подмечаю я.
Слейд смеется, и от этого чудесного звука мысли путаются.
– Хорошо, я оденусь и провожу тебя в твою комнату.
Глаза у меня чуть не вылезают из орбит.
– О чем ты? Ты же знаешь, что нельзя.
Он идет в другой конец комнаты, и на миг я отвлекаюсь на его мощную спину и упругий зад, а потом Слейд исчезает в гардеробной.
Покачав головой, я пользуюсь возможностью и выхожу. Я думала, в гостиной никого нет, потому замираю, увидев фальшивого Рипа, который сидит на стуле, развернув на коленях карту, а на столе перед ним стоит тарелка с завтраком.
– Ты вообще никогда не снимаешь этот шлем и доспехи? Еще только четыре часа утра.
Он даже головы в мою сторону не поворачивает.
– Поверь, мне и самому это обмундирование претит, – бурчит мужчина. – Чертовски неудобно есть… и мочиться.
Я морщу нос.
– Эти сведения мне ни к чему.
Заметив, что на спинке стула, на котором сидит фальшивый Рип, висит мое пальто, и подхожу и тяну за ткань, но она не поддается под его весом.
– Не мог бы ты слезть?
– Думаю, вас вчера бесполезно было об этом просить, – шутит он.
Униженная, я открываю рот, но не успеваю придумать ответ,
