люди тоже на них сидели. Видите, как они стерты? — Я провела ладошкой по камню. — Дядя Пьер говорит, что они вытерты по форме попы!
Дядя Габриель сел на один из камней.
— У этих маленьких людей и попы наверняка были меньше наших, — сказал он, — потому что мне лично сидеть не очень удобно.
— Тогдашние люди стелили на них звериные шкуры, — пояснила я. — Так было мягче и удобнее.
— Да, полагаю, что так. — Дядя Габриель обвел взглядом пещерку. — До чего жалкое существование влачили эти люди, — заметил он. — Жили в пещерах, как животные. Да и сами-то недалеко ушли от животных. Подозреваю, что медведи и волки кой-кого из них съедали. Пожалуй, начинаешь ценить роскошь современной жизни, не так ли?
— Никогда не думала об этом в таком смысле, — сказала я, слегка разочарованная реакцией дяди Габриеля. — Они просто жили так в ту пору. Дядя Пьер говорит, задолго до того, как здесь построили замки, фермы, деревни. Здесь были только троглодиты, животные и пещеры. Думаю, они бы не тосковали по нашей роскоши, если бы и знали о ней.
— Пожалуй, да, — сказал дядя Габриель. — Но мы бы тосковали, малышка, если бы нам пришлось вернуться к жизни в пещерах, а?
— Думаю, было бы занятно, — сказала я.
— А ты бы не боялась, что тебя съест медведь?
— Может быть, немножко. Но я уверена, моя семья защитила бы меня от медведей.
— Думаешь, дядя Пьер защитил бы тебя?
— Да, конечно.
— Ты влюблена в дядю Пьера, малышка?
— Влюблена? — Я смутилась. — Не понимаю, что это значит, дядя Габриель. Он мой отчим. Я люблю его, но не влюблена в него.
Дядя Габриель обнял меня за плечи, привлек к себе.
— Я тоже защищу тебя, малышка. Если сюда забредет медведь. — Он взял меня за подбородок и пристально посмотрел в глаза. — Дядя Пьер тебя когда-нибудь целовал?
— Что? Нет, конечно. Он же не сумасшедший!
— Тебя когда-нибудь целовал мужчина?
— Нет. Почему вы задаете такие вопросы?
— Хочешь, я тебя поцелую? Можно мне поцеловать тебя?
— Нет. — Я вырвалась из его рук. — С какой стати? Зачем вы говорите такие безумные вещи, дядя Габриель? Вы меня пугаете.
— Первый раз я поцеловал твою маму, когда ей было столько же лет, сколько тебе сейчас.
— Это отвратительно. Вы же ее дядя. А мне — двоюродный дед. Старик!
— Ты не такая хорошенькая, как твоя мамà. И не такая умная.
— Да, я знаю. Мамà много раз мне говорила.
— У нее был очаровательный приподнятый носик. А у тебя, Мари-Бланш, большой галльский нос твоего отца.
— Знаю, у меня нос папà. Ну и что?
— Одно дело такой нос у мужчины, но у девочки он выглядит не слишком привлекательно.
— Мамà говорила.
— Ты должна считать за счастье, что хотя бы старик вроде меня хочет тебя поцеловать. Многие мужчины не захотят целовать такую носатую девочку. Иди сюда, дитя, я не кусаюсь. Думаю, поцелуй тебе понравится. Твоей маме нравился. И твоей бабушке тоже.
— Я хочу домой, дядя Габриель. Вы меня пугаете.
На коленках и локтях я поползла к выходу из пещеры, но дядя Габриель ухватил меня за щиколотку.
— Не спеши, малышка, — сказал он, крепко сжимая мою ногу. — Не заставляй меня силой навязывать тебе поцелуй. Тебе понравится. Только один. Обещаю. А потом мы вернемся в замок. Иди сюда, дитя. Подари старому дяде Габриелю невинный поцелуй.
— Тогда вы меня отпустите?
— Да.
— Только один, обещаете?
Он засмеялся.
— Да, только один, обещаю. — И он разжал руку.
— Но не в губы, это противно. Один поцелуй в щеку.
— Ты ставишь жесткие условия, дитя. Если уж не нос, то кое-что от матери ты все-таки унаследовала. Ладно, один поцелуй в щеку. И все. Чтобы порадовать безобидного старика.
Я подошла к нему, подставила щеку, но он взял меня за подбородок, повернул к себе и поцеловал в уголок рта, едва коснувшись губами.
— Вы обманщик. — Я утерла рот тыльной стороной руки.
— Чуточку. Но ведь было не так уж противно?
— Пожалуй, нет. — Я чувствовала облегчение, что все позади.
— Позволь на минутку обнять тебя, — сказал дядя Габриель, снова притянув меня к себе. — Мне бы хотелось, чтобы ты увидела: старый дядя Габриель не желает тебе ничего дурного.
В пещере было холодно, и, признаться, в объятиях дяди Габриеля мне стало тепло и надежно. От него довольно приятно пахло одеколоном и табаком, и, обняв меня, он принялся гладить меня по спине.
— Ну-ну, вот видишь, малышка, я вовсе не страшный, — приговаривал он. Словно оглаживая лошадь, он провел рукой по моим ягодицам и бедрам, затем сунул руку между ног, потом легонько провел пальцами по груди. — Ты, конечно, не такая хорошенькая, как твоя мамà в твои годы. Но фигурка у тебя прелестная.
Должна сказать, комплимент мне понравился, хотя и был сделан с оговоркой. Я знала, что всегда буду в проигрыше по сравнению с мамà, и мне было приятно любое внимание. К тому же семья у нас не слишком ласковая; мамà редко обнимает меня, а папà вообще никогда, и физическое внимание дяди Габриеля мне льстило. Его прикосновения казались странно безличными, вроде как у профессиональной массажистки, но все равно было приятно. Я и не думала звать на помощь герцога Альбера, не думала, что нуждаюсь в нем. Дурочка. Мамà права.
— Да, это приятно, правда, малышка? Просто расслабься и позволь мне сделать тебя счастливой. — Его руки были повсюду, гладили и массировали, и я расслабилась, впала в какое-то дремотное состояние от тепла и нежности его рук. А немного погодя в этой приятной истоме и дремоте на меня мало-помалу нахлынуло что-то еще, случавшееся прежде во сне, я называю это волшебным ночным полетом, поначалу в пальцах ног возникает легкое теплое покалывание, оно взбегает все выше, к бедрам, проникает глубоко-глубоко внутрь, я невесома и бесплотна, все мое существо захвачено волнами, текущими в пространстве.
Наверно, я уснула, потому что, когда опять услышала голос дяди Габриеля, мне показалось, что прошло очень много времени.
— Ну вот, малышка, видишь, куда могут увлечь маленький поцелуй и немножко объятий со старым дядюшкой. А теперь пора возвращаться в замок. Твоя мамà, наверно, уже тревожится. Должен сказать, пещеры не произвели на меня особого впечатления. В Египте есть пирамиды, тоже построенные тысячи лет назад, но много более впечатляющие, чем эти грубые скальные жилища с их жалкими художествами на стенах. Древние египтяне были цивилизованными людьми, а не пещерными. Возможно, когда-нибудь я смогу показать тебе пирамиды, Мари-Бланш. Хочешь?
— Пожалуй, — смущенно сказала я, все еще не вполне понимая, что произошло.
