Он продолжал еще что-то лопотать, но осекся, увидев мое лицо, растягивающееся и кривящееся в безумнейшей, неудержимой улыбке.
— Ты собираешься плакать или смеяться?
Булькающие звуки, вырвавшиеся из моей глотки, разрешили его сомнения. Я спустилась вдоль стены и забилась в смеховых конвульсиях. Он изменил мне! Изменил! В такие моменты начинаешь верить, что бог существует и все-таки как-то заботится о нашем психологическом благополучии, пусть и выбирает иногда странные методы. И как же нелепо, что Роланд, патологически боящийся даже обычной комнатной пыли, изменил мне с уборщицей, женщиной, целыми днями возящейся в грязи. В процессе она даже не сняла рабочего халата!
— Соня… я мерзавец… я себя ненавижу… я понимаю, что… — бормотал уже ничего не понимающий Роланд.
— Все в порядке, Слава. Наверное, ты просто изнемогал от недостатка грязи в организме, вот тебя и прорвало. Да и ваша разница в возрасте… не мне говорить. Я сама предпочла парня помоложе. Наверное, она хороший человек. Скорее всего, так оно и есть.
— Что? О каком парне ты говоришь?
Я посмотрела на него снизу вверх, улыбаясь, как олененок Бэмби.
— О, ты его знаешь. Эрик. Я тоже тебе изменила. Ну мы с тобой были и парочка! Стоили друг друга!
— Были? — тонким голосом повторил Роланд и уронил штаны. Наверное, это могло бы показаться смешным, но только стороннему наблюдателю, не участникам диалога. Хотя я все же надеялась, что здесь нигде не притаились сторонние наблюдатели. Если не считать гребаных видеокамер через каждые десять метров.
— Мы расстаемся, Ярослав.
— Если ты мне изменила, и я тебе, мы можем просто простить друг друга и сделать вид, что ничего не произошло.
Он все еще хватался за соломинку. Но я покачала головой.
— «Два неадеквата — это слишком много для одной пары», — сказала злая Диана, и она была права. У нас нет будущего. Но, знаешь, ты хороший. И тебя ждет нечто прекрасное — без меня. Только, пожалуйста, найди толкового психотерапевта. Я тебе очень советую.
Он стоял ошеломленный, все еще со спущенными штанами. Я поцеловала его в щеку, в этот момент понимая, что, хотя у нас не было будущего, наше недолгое совместное прошлое было не таким уж и плохим, и вышла, выпорхнула, как птица, наружу. Я чувствовала под крыльями ветер. Я почти ничего не весила. Я свободна!
Теперь я знала, с кем я хочу быть. И пока мне еще хватало смелости, чтобы сказать ему об этом.
К сожалению, метафорические крылья не могли в буквальном смысле доставить меня до места. Пришлось ловить маршрутку. Та тащилась невероятно медленно. Кроме того, в ней не было места для крыльев.
Наконец я взбежала по лестнице, ударила по звонку, и дверь мне открыл… открыла… Я моргала на нее, не веря своим глазам: длинная девица, подведенные глаза, сиреневые туфли на шпильках. И ничего больше. Только костистое тело без единого волоска.
Я не знала, что сказать. Я впала в шок.
— Привет, — выпятив нижнюю губу, девица сдула упавшую на глаза прядь волос. — Узнала меня?
— Н-нет.
— Странно. Я же Жанна Лав, ну или Любименко, если так тебе понятнее.
— Ж-жена Эр-рика? — осенило меня.
— Ну не только… в смысле, у меня же еще карьера. С Эриком это мы на сейчас съехались.
Я развернулась и побежала прочь. Лицо горело, как будто кипятком плеснули.
— Эй, ты куда? — закричала Жанна. — И кто ты вообще такая?
Я спрыгнула, проскочив сразу восемь или десять ступенек, и чудом приземлилась без переломов. Минуту назад я знала, кто я. Но сейчас уже нет.
На улице тяжелыми мокрыми хлопьями валил снег. Я пробежала сто метров, но выдохлась и пошла пешком. Мне было трудно дышать, но я не плакала. Плачешь, когда болит голова или когда день не задался. Когда рушится весь мир, слезы кажутся бесполезными. Куда я иду? Зачем я иду? Может, просто лечь здесь в сугроб и, как медведь, заснуть до весны с надеждой, что времена изменятся к лучшему?
И тут я снова его увидела. Моего преследователя. Не скрываясь, он сверлил меня глазами. Я пошла прямо на него.
— Кто вы? — мой голос звучал хрипло, как карканье замерзшей вороны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он попятился.
— Кто вы? — закричала я. — Отвечайте! Либо вы ответите, либо я дух из вас вышибу!
И как я планировала вышибить из него дух с моим-то ростом метр с кепкой? Тем не менее он был впечатлен.
— Не надо, Соня, не сердись.
— Объясняйтесь, — игнорируя свое имя, я свирепо топнула сапогом, взметнув сноп снежных брызг.
— Я твой отец.
Я улыбнулась маниакальной, больной улыбкой. После такой люди в фильмах пускают себе пулю в висок.
— Очаровательно. Вдруг объявившийся отец. Теперь моя жизнь окончательно превратилась в дешевый мексиканский сериал. Так последуем же традиции — прервемся на самом интересном месте! Не желаю вас слушать!
И, лихо развернувшись на каблуках, я зашагала вниз по улице.
[1] Телесериал «Друзья» (Friends, 1994–2004 гг.), 3 сезон, 16 серия — «Эпизод, когда наступает утро после».
[2] Rammstein — “Pussy”. Вольный перевод фрагмента в стиле Роланда: «У тебя есть женские половые органы / У меня есть мужской половой член / Так совершим же половой акт / Не тратя зря времени».
[3]“Sorry, Mario, but your princess is in another castle” (искаженное от “Thank you Mario, but our princess is in another castle”) — «Прости, Марио, но твоя принцесса в другом замке»), цитата из игры 1985 года Super Mario Bros. По сюжету игры полный нерастраченного любовного пыла итальянский водопроводчик Марио пытается спасти похищенную принцессу. В финале каждого уровня (кроме последнего) чудом уцелевший Марио встречает грибообразное существо, которое круто его обламывает с помощью вышеуказанной фразы.
Глава 15: Мудрость Софии
Разумеется, дальше двух метров я не ушла. Кто бы ушел, услышав такое?
— Вот как? — развернувшись, я уставилась на него со смесью любопытства и презрения. — Мой отец умер много лет назад. А вы, рискну предположить, живы.
— Так я и был жив все это время.
— Вы даже не похожи на него.
— Но я твой отец, — вид у него стал как у побитой собаки, смотреть противно. — С чего мне тебя обманывать?
— Вот это мне и хотелось бы узнать. Как же так получилось, мой дорогой папочка, что вы куда-то провалились на долгие годы? Давай, объясняйся, мне интересно, как ты вывернешься.
— Я ушел от твоей матери, когда тебе было четыре года. Соня, неужели ты совсем не помнишь меня?
— Вас? Я помню другого человека! И никто не уходил от моей матери! — (От такой женщины разве что уползешь с переломанным хребтом, и то если повезет). — И вообще, разве вы летчик?
— Летчик? — растерялся он. — Почему летчик?
— Потому что мой отец был летчик! И красавец! И герой! И пальцы у него были музыкальные! Вам далеко до него!
— Неужели Галька так промыла тебе мозги? Вот стерва! — возмутился мой мнимый папочка, сжимая кулаки.
— Эй, полегче! Вы оскорбляете мою мать! Вы не имеете права так говорить… даже если это и правда. И откуда вы знаете, как ее зовут? И как меня зовут?
— Соня, у тебя есть его фотография?
— Папина?
— Да, летчика.
У меня была фотография. В кошельке. Фотографию мне сунула мама, и я убрала ее за календарик. Нечего папе пялиться на меня, как будто я разочарование всей его жизни.
— Вот.
Он глянул, и его брови поползли к кромке волос.
— Так это ж Валерка!
— Нет, его звали Анатолий.
— Анатолий — это я. А это Валерка. Он с нами в Техунивере учился. И не был он никаким летчиком. Он просто модельки самолетов коллекционировал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Все это у меня в голове не укладывалось. Тем более сегодня. Слишком много событий на одну мою бедную голову.
— Но я же видела его на фотографиях вместе с мамой.
— Так они дружили. То есть приятельствовали. Чего уж там, она за ним бегала, пока он не женился и не уехал на Север. Он до сих в Норильске живет. Слушай, ты помнишь Барби? Я ездил в командировку в Москву и купил тебе настоящую Барби. Как в рекламе. Это был подарок тебе на пятилетие.
