Сыпануть соли в чашу Речник не успел — Нецис ударил его по руке, белая пыль разлетелась по полу. С соседней циновки привстали спокойные до того йонгелы, их глаза, необычайно яркие на тёмных, почти чёрных лицах, встревоженно сверкали.
— Что… — начал было Фрисс, потирая ушибленное запястье. Один из йонгелов взял его за плечо и отвёл руку подальше от плошки с солью, сам зачерпнул немного и, оторвав клок горячей лепёшки, бросил на него щепотку.
— Куфиша! — резко, будто сплёвывая, сказал он. — То, что не едят. Куфиша! Не ложить ты…
Он растерянно огляделся — хельский язык был знаком ему плохо, и известные слова внезапно закончились. А Фриссу некогда было объяснять, что по-йонгельски он понимает: Речник таращил глаза на лепёшку. Белые кристаллы дымились в горячем пару, на глазах синея и обретая прозрачность. Таких красивых камней Фрисс ещё не видел…
— Куфиша, яд, — кивнул йонгелу Нецис. — Мой друг из счастливой земли, где не видели синей соли. А я смотрю на залив и не верю своим глазам. Давно пыль приплыла сюда?
— Вторая неделя, — вздрогнув, ответил южанин и тоже вытаращил глаза, только не на соль, а на колдуна. — У тебя серебряная кожа. Ты не болен?
— Ты добр, но помощь мне не нужна, — покачал головой Некромант. — Не о чем тревожиться.
— Ты лучше знаешь, странник, — слегка нахмурился йонгел и неохотно вернулся к товарищам, то и дело оглядываясь на чужеземцев. Другие южане тоже глазели на пришельцев, но постепенно тревожная тишина сменилась ровным гулом болтовни.
— Что это, Нецис? — прошептал Речник, с опаской глядя на тёмно-синие кристаллы. — Что такое «куфиша»?
— Сапфировая пыль смешалась с солью в прудах, — вздохнул Некромант, слизывая кристаллы — не посиневшие, белые — с пальцев. — Сама по себе она не опасна, но огонь выжигает из неё яд. Вот такой крупицы хватило бы тебе, Фрисс, чтобы вернуться в долину Кванда без пропуска и без препятствий.
— Река моя Праматерь, — вздрогнул Речник, вытирая руку. — Зачем же эту отраву на стол ставят? И… Нецис, выплюнь!
— Кх-х… — Некромант схватился за горло — Фриссгейн слишком крепко встряхнул его за шиворот. — Не убивай меня, Фрисс. Та-а… Куфиша не страшна, пока холодна или едва тепла. Можешь подождать, пока айш остынет, и посолить его, можешь сыпать на язык, а еду класть, немного погодя. Но следи, чтобы куфиша не стала горячей. Соль нужна, так или иначе…
Фрисс с опаской высыпал щепотку на язык. Соль на вкус была обычной, разве что горчила чуть больше, чем всегда. Некромант, подобрав синие кристаллы, ссыпал их в маленький пузырёк и спрятал в суму.
— Значит, нормальной соли в Вачокози уже не осталось, — тихо размышлял вслух Нецис, вытирая лепёшкой со дна остатки сурвы. — Дни жаркие, пруды не пустеют ни на миг. Отсюда её увозят сотнями мешков… и если сапфировая пыль испачкала всё побережье, то нормальной соли, Фрисс, мы не найдём и на восточной границе. Это не страшно, просто не забывай — куфиша не должна касаться огня…
— Я-то не забуду, — Речник стремительно мрачнел. — Но ведь эта дрянь и до Реки доплывёт…
— Если Дельта прогреется, может и доплыть, — кивнул Некромант. — Пресная вода ей не по вкусу, но у самых дальних Островов её ничто не испугает. Надеюсь, там знают, чего нельзя делать с куфишей — и предупредят жителей.
— Прокляни меня Река, — выдохнул Фрисс, с тоской глядя на белесое небо. — Солнечный змей даже соль испоганил. Придётся есть отраву. Флоне от неё плохо не станет?
— В брюхе Двухвостки нет огня, — усмехнулся Нецис. — И еду для неё не варят. Выживет.
— Нецис, — Алсаг осторожно положил лапу ему на ногу, — а в уланзи никакая дррянь не завелась? Можно мне ещё чашу?..
…Деревья Мгази раскинули над базарной площадью широкие листья, но тщетно Речник надеялся на их тень — чем выше поднималось солнце, тем прозрачнее она становилась. Он хлопнул Флону по носу — она уже начала объедать соседний шатёр — и свалил на её спину последний ворох пальмовых листьев. Вязанки изжелта-зелёной травы и рубленой листвы громоздились на панцире, не оставляя места для седоков. Где-то под ними спрятались припасы для Фрисса, Нециса и Алсага — твёрдое, как камень, сушёное мясо, лепёшки, крупяное варево — подобие икенура — для кота и большой мех с уланзи.
— Дался тебе этот сироп, — шепнул Речник, хлопнув кота по загривку. — У меня от него язык к зубам прилип.
— Так ты, Фррисс, свою долю мне отдаёшь? — проурчал хеск и потёрся боком о бедро Речника. — Недуррно…
— Вот и соль, — Нецис вынырнул из-за шатра, положил поверх листьев большой узел и сел рядом. — Ты про воду не забыл?
— С вечера ещё лежит под крышей, — махнул рукой Фрисс. — Лишь бы Флона увезла весь этот стог! Поедем, как поселенцы с сенокоса…
— Опять Флона ест чужой дом, — вздохнул Некромант, накрывая нос Двухвостки холодной ладонью. — Поехали, Фрисс, а то не расплатимся.
Из-за шатров послышались гортанные вопли, жители привычно, без особого страха, расступились, и с площади вылетели, едва касаясь земли, две здоровенные бескрылые птицы. Пластины из грубой кожи — прочная броня — брякали на ходу, колотясь друг о друга, птицы крутили головами на бегу, глядя на людей голодными взглядами. На их спинах, сжимая в руках копья, пытались удержаться двое тёмнолицых стражников. На миг один из них встретился взглядом с Речником — и натянул поводья, намереваясь подъехать к чужестранцам. Птица сердито закричала, второй стражник на бегу огрел её древком копья, и оба воина исчезли за углом. Вдали, в той стороне, где высилась круглостенная башня, послышался грозный рёв, гигантская тень распластала крылья над городом и скрылась.
— Вот это дракон, — выдохнул Речник, зачарованно глядя в небо. Многоцветные блики сверкающей брони ещё отражались в нём, скользили по запылившимся травяным крышам и обмазанным глиной стенам. Алсаг сел, подвернув хвост, и следил, как они гаснут, забыв и о мехе с брагой, и о толчее и сутолоке вокруг.
— Хэ! Нецис, ты чего? — Фрисс потёр ушибленный бок. Некромант убрал локоть и кивнул куда-то в сторону.
— «Изумрудники», — тихо сказал он. — Трое или четверо, на птицах.
— Уходим, — кивнул Речник, подбирая поводья. Флона согласно фыркнула.
В каморку свет сочился сквозь щели в крыше, и было там прохладно, но темно. Речник снял колпачок с фонаря-церита и развязал узел с солью, пристально вглядываясь в россыпь сероватых комков. Так и есть — тёмно-синие, почти чёрные точки рассыпаны были среди кристаллов, и соль горчила.
— Река моя Праматерь, — тяжело вздохнул Фрисс.
Полдень застал его на затенённой террасе над морем, на краю обрыва, угрюмо рассматривающим синюю муть на мелководье, не дымящие более трубы солеварен и припорошенные тёмной пылью соляные груды. Невзирая на жаркий час, кто-то уже бродил по краям высохших прудов, ломал окаменевшую корку и сгребал в короба. И лица, и спины сборщиков скрыты были под длинными, когда-то белыми накидками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
