Возникновение и развитие иностранного сектора экономики, включавшее созданные зарубежным капиталом промышленные, горнодобывающие, транспортные, банковские, коммунальные предприятия, знаменовали становление колониально-капиталистического синтеза в несельскохозяйственных отраслях производства. Пересаженные на восточную почву развитые капиталистические отношения, опирающиеся на машинную индустрию, испытывали на себе серьезное воздействие традиционных социальных и экономических структур и в то же время сами оказывали на них намного большее, нежели внешняя торговля и экспортное земледелие, трансформирующее влияние. Эти отношения стали мощным стимулом роста национального частного промышленного предпринимательства. На Востоке на месте прежде монолитной единообразной докапиталистической структуры стала формироваться многоукладная система: рядом с количественно преобладавшим традиционным способом производства появились элементы капиталистического уклада, состоявшего из двух разновидностей – современного машинного (современный капитализм) и национального (первоначально в основном мануфактурно-раздаточный капитализм).
Достаточно интенсивно проходило и складывание многообразной промежуточной среды между современными и традиционными социально-экономическими типами хозяйства. Синтез в промышленности и других отраслях хозяйства, коренящийся в самой невозможности быстрого и широкого преобразования старых и низших форм производства, с конца XIX в. превращается в ведущее направление колониально-капиталистического и зависимого развития.
Новые виды производства, отрасли хозяйства и особенно система машин на Востоке в отличие от Запада стали осваиваться в «обратной последовательности». Если в странах Западной Европы и Северной Америки система машин первоначально стала применяться в промышленности, то в странах Востока – на транспорте. Паровое судоходство, железные дороги и телеграф стали теми первыми системами машин, которые узнали жители колониальных и зависимых стран. Такая последовательность определялась как особенностями развития колониальной независимой периферии, так и экономическими и военно-политическими потребностями метрополий. На Западе, начиная с Англии, появление усовершенствованных текстильных станков способствовало развитию отраслей хозяйства, связанных с металлургической и металлообрабатывающей промышленностью, а затем и машиностроения, что в конце концов привело к техническому перевооружению и переоборудованию всей экономики.
Системы машин и та последовательность, в которой они появлялись на Востоке, не влекли за собой глубоких перестроек в структуре доминирующего количественно ремесленного дофабричного и даже домануфактурного производства и не могли вызвать немедленную замену домашнего производства фабрично-заводской промышленностью. Традиционная ранне-мануфактурная стадия не была подготовлена к внедрению инородных производственных и технических форм, их освоению, восприятию и применению. Машинное производство на Востоке не было продуктом самостоятельного (как на Западе), внутреннего и последовательного развития. Фабричные формы в готовом виде пересаживались извне. Машинное производство, первыми представителями которого оказывались иностранные или местные, но работавшие на импортном оборудовании фабрики, наслаивалось на ремесленное и ранне-мануфактурное производство, причем последнее в таких странах, как Индия, Китай, Египет еще не окрепло, а в других – Вьетнаме, Бирме и т. д. – и не развивалось.
Таким образом, в последней трети XIX в. начинался процесс, развитие которого наиболее ярко обозначилось в XX в. Это взаимодействие и взаимосвязь, впоследствии и синтез современного, колониального и традиционного. Этот синтез был не везде перспективным и успешным. Современное появлялось и распространялось, подчиняя, вытесняя традиционное или сосуществуя с ним, прежде всего в крупных городах или специальных европейских поселениях, осуществлявших связи (промышленные, торговые, административные и т. п.) с метрополией, а также на побережье, где развивалась промышленность, инфраструктура и экспортное земледелие. Традиционное из-за ограниченных контактов с привнесенным современным удерживалось, а порой «замыкалось» во внутренних глубинных районах, мало связанных с территориями, подвергнутыми трансформации. В этих отдаленных районах и провинциях доминировали традиционное производство, прежний образ жизни, старые системы образования, социальных отношений, ценностей, управления. Традиционное и современное как бы имели свои своеобразные территориально-географические, экономические и социальные границы в воспроизводстве общественной жизни.
Колониализм и динамика социального развития стран Запада и Востока в Новое времяКолониализм, как следствие Великих географических открытий, одновременно возникал как на Востоке, так и в Латинской Америке. Однако сама система складывающихся колониальных отношений, как и облик колониализма, определялись особенностями эксплуатации стран Азии и Африки. Именно там располагались основные богатства мира и подавляющее большинство его населения.
Вопреки широко распространенному мнению об известной «отсталости» Востока и «авангардной» роли Запада на рубеже Нового времени положение было иным. К началу XVI в. на Востоке проживало 288 млн человек или 68 % всех жителей Земли в то время. Именно на Восток вплоть до конца XVII в. приходилось около 77 % промышленного (т. е. в соответствии с канонами эпохи мануфактурно-ремесленного) производства.
В 1500 г. в мире был 31 крупный город с населением свыше 100 тыс. человек. Из них 25 находились на Востоке и лишь 4 – в Европе. Вплоть до начала XIX в. Европа импортировала из стран Востока многие товары высокого качества, особенно ткани, шелк, ювелирные изделия и прочую готовую продукцию, медикаменты, пряности, кофе, чай, сахар. Даже в 1875 г. доля горожан на Востоке была выше, чем на Западе.
Европейцев восхищали в XVI–XVII вв. изобилие, роскошь и могущество Востока, а сама Европа казалась им тогда гораздо более бедной и отсталой частью света. Особенно низок был уровень материального производства, прежде всего промышленного. Всего на Европу (без России) тогда приходилось 16 % всего населения Земли (68 млн человек) и 18 % мирового промышленного производства.
Лишь на юге Европы, в связанных с Востоком странах Средиземноморья, экономическое и социальное положение было намного лучше, особенно таких итальянских городов-республик, как Венеция, Генуя, Флоренция, Пиза, Амальфи, Ливорно, в значительной мере благодоря постоянной торговле, хозяйственным, культурным и прочим связям с Ближним Востоком и Северной Африкой. К тому же с раннего Средневековья, особенно с эпохи крестовых походов, с Средиземноморских странах Европы жили представители народов Востока. Это были колонии мусульманских купцов в Неаполе и Марселе, военнопленные, занятые на различных работах, например, в Провансе, арабские врачи, ювелиры, ремесленники, архитекторы. Кроме того, это могли быть наемники и рабы. Работорговля долго процветала в Европе, особенно в зоне Средиземноморья. В частности в Италии почти не было зажиточного семейства, не имевшего в услужении рабов и рабынь с Востока в XVI–XVII вв. Среди рабов в Европе преобладали арабы, тюрки, славяне, греки.
К XVI в. Восток и Запад подошли в состоянии перманентной конфронтации. Начавшееся еще в VIII–IX вв. противоборство ислама и христианства приняло характер военно-религиозной борьбы между цивилизациями, особенно в районе Средиземноморья. Крестовые походы XI–XIII вв., познакомив Европу с мусульманским Востоком, его культурными и прочими ценностями, парадоксальным образом усилили эту борьбу. Однако главной причиной этого были не цивилизационные, а иные различия. На первом месте было все же не идеологическое соперничество двух мировых религий (что, впрочем, являлось естественным для органичной в Средние века религиозности сознания людей), а многократно усилившееся экономическое и политическое соперничество.
Дополнительным фактором взаимной вражды было пиратство, опустошавшее побережье целых стран, подрывавшее цветущие города, внедрявшее самые безжалостные формы заложничества и работорговли. Притом вопреки утвердившемуся среди европейцев мнению, инициатива в этом принадлежала отнюдь не мусульманам. Арабы долгое время были слабы на море и, лишь научившись многому у норманнов и византийцев, развернули пиратство в XI в. Но тогда же этим промыслом занялись Греция, Венеция, Каталония, мальтийские рыцари, контролировавшие центральную зону Средиземноморья и другие европейцы.
Великие географические открытия (наряду с иммунными факторами развития, наметившемуся в XVII–XVIII вв.) способствовали ослаблению ряда восточных деспотий. Они способствовали, с одной стороны, перемещению торговых путей и центров на берега Атлантики, что обрекло на подрыв и запустение караванные и морские пути. С другой – «революции цен», связанной с наплывом золота и серебра из колоний, захваченных европейцами в Америке и Африке. В предыдущем разделе приводилась в пример Севилья, куда в 1503–1560 гг. было открыто ввезено из американских колоний 185 тонн золота и 16866 тонн серебра. Причем нелегально, по ряду данных, было ввезено намного больше.
