Скорее всего именно запах дал ей понять, что здесь необычного. Поездка от аэропорта была короткой. Еще не рассвело, и когда грузовик остановился, врач и медсестра все еще не отошли от продолжительного полета. Первое, чем они занялись по прибытии, — помогли разместить сестру Жанну-Батисту в отведенной для нее палате. Лишь после этого можно было освободиться от защитного пластикового скафандра. Мария-Магдалена пригладила короткие волосы и глубоко вздохнула, получив наконец возможность оглядеться вокруг. То, что она увидела, удивило ее. Моуди заметил ее замешательство и поспешил проводить монахиню внутрь здания, прежде чем она поняла, в чем дело.
И тут она почувствовала запах, знакомый африканский запах, оставшийся после переноски клеток с обезьянами несколько часов назад, определенно не похожий на запах Парижа, а тем более на запах такого стерильно чистого медицинского учреждения, каким должен быть институт Пастера. Затем Мария-Магдалена посмотрела по сторонам и увидела, что таблички на стенах написаны не по-французски. Разумеется, она не имела представления о действительной ситуации, просто у нее возникли основания для вопросов — и тут, к счастью для нее, времени для вопросов не осталось. К ней подошел солдат, взял ее за руку и увел куда-то. Мария-Магдалена ничего не понимала и не успела ничего сказать. Она всего лишь посмотрела через плечо на небритого человека в зеленом халате хирурга. Печальное выражение его лица только запутало монахиню еще больше.
— Что такое? Кто это? — спросил директор проекта.
— У религиозного ордена, к которому они принадлежат, есть правило, запрещающее монахиням ездить поодиночке. Для защиты их целомудрия, — объяснил Моуди. — В противном случае мне бы не разрешили забрать пациентку.
— Она все еще жива? — спросил директор, которого не было у входа в момент прибытия грузовика.
— Жива, — кивнул Моуди. — Мы сможем сохранить ее живой еще три дня, может быть, даже четыре.
— А что делать со второй?
— Это решаю не я, — уклонился от ответа Моуди.
— Мы всегда можем использовать ее для получения второго...
— Нет! Это варварство! — прервал его врач. — Такой поступок омерзителен для истинного мусульманина.
— А то, что мы собираемся предпринять, не противоречит учению Аллаха? — спросил директор. Но он решил, что нет смысла ссориться из-за такого пустяка. Одного пациента, инфицированного вирусом Эбола, вполне достаточно. — Вымойтесь, и мы посмотрим на нее.
Моуди направился в помещение для отдыха врачей на втором этаже. Оно было более изолированным, чем на Западе, — население этого региона особенно стыдливо относилось к своей наготе. Врач не без удивления отметил, что пластиковый защитный костюм выдержал длительное путешествие без единого разрыва. Он бросил его в большую пластмассовую корзину и принял душ, к горячей воде которого были примешаны химикалии — он уже почти перестал замечать этот запах, — насладившись пятью минутами блаженства. Во время перелета его не покидала мысль, будет ли он когда-нибудь снова чистым. Стоя под струей горячей воды, в душе он опять задал себе этот вопрос, но уже спокойнее. Выйдя из душевой, Моуди надел чистый зеленый комбинезон — вообще-то он надел все чистое — и закончил свою обычную утреннюю процедуру. Санитар положил для него в комнате отдыха совершенно новый защитный костюм, на этот раз синий американский «ракал», в который Моуди облачился, прежде чем выйти в коридор.
Директор в таком же костюме уже ждал его, и они вместе направились к отсеку, где размещались инфекционные палаты и операционные. За охраняемыми запертыми дверями палат оказалось всего четыре. Исследовательское учреждение, куда приехал Моуди с двумя монахинями, принадлежало иранской армии. Врачи здесь все были военными, а санитары — имели опыт работы на поле боя. Как и следовало ожидать, безопасность соблюдалась очень строго. Моуди и директор прошли пункт охраны на первом этаже, и охранник нажал на кнопку, открывающую двери воздушного шлюза. Гидравлические двери с шипением открылись, и стала видна вторая пара дверей, и они заметили, что струйка дыма от сигареты охранника потянулась в сторону шлюза. Отлично. Значит, система очистки воздуха работает нормально и там пониженное давление. Оба врача испытывали странное предубеждение к своим соотечественникам. Было бы лучше, если бы вся лаборатория была построена иностранными инженерами — на Ближнем Востоке особым признанием пользовались немецкие специалисты, — но Ирак уже совершил такую ошибку и потом расплачивался за нее. Методичные немцы сохранили строительные планы всех зданий, в работе над которыми принимали участие, и в результате многие построенные ими сооружения были до основания уничтожены американскими бомбами. Вот почему, хотя почти все оборудование было закуплено за границей, собственно лабораторию выстроили иранские инженеры. Жизнь медицинского персонала в самом буквальном смысле слова зависела от того, как работают все системы, установленные ими, но тут уж ничего не поделаешь. Ведущие внутрь лабораторных помещений двери откроются только тогда, когда герметически закроются наружные двери. Пока все действовало исправно. Директор нажал на кнопку, и они вошли внутрь.
Сестру Жанну-Батисту поместили в последней палате по правой стороне коридора. В палате находились три санитара. Они уже срезали с больной одежду, под которой обнаружилась приближающаяся смерть. Санитары с отвращением смотрели на разлагающееся тело, состояние которого было намного ужаснее, чем раны на поле боя. Они быстро промыли тело монахини и затем накрыли его из уважения к стыдливости женщины, как того требовали их традиции. Директор посмотрел на бутылку с морфием, который вводился в вену пациентки, и немедленно на треть сократил поступление наркотика в тело умирающей женщины.
— Нам нужно как можно дольше сохранить ей жизнь, — объяснил он.
— Но боли при Эболе...
— Ничего не поделаешь, — холодно заметил директор. Ему хотелось упрекнуть Моуди за излишнюю чувствительность, но он промолчал. Он тоже был врачом и потому знал, как трудно смотреть на страдания своего пациента. Итак, перед ними пожилая женщина европейского типа, не приходящая в сознание и погруженная в глубокий наркотический сон. Ему не нравилось ее слишком медленное дыхание. Один из санитаров подсоединил провода, чтобы снять электрокардиограмму, и директор с удивлением увидел, что сердце женщины бьется сильно и ровно. Отлично. Кровяное давление низкое, как он и предполагал, и директор приказал повесить на стойку рядом с кроватью бутылку с двумя единицами крови для переливания. Чем больше у нее будет крови, тем лучше, подумал он.
Санитары прошли хорошую подготовку. Все, что прибыло вместе с пациенткой, сложили в пластиковые мешки, которые в свою очередь поместили во второй комплект мешков, после чего санитар вынес сверток из палаты и сунул его в газовую печь. Теперь от свертка не останется ничего, кроме стерильного пепла. Но главным было получение вируса. Пациентка представляла собой питательную среду для их выращивания. Раньше у таких жертв брали несколько кубиков крови для анализа, и через некоторое время пациент умирал. Его тело либо сжигали, либо обливали дезинфицирующей жидкостью и хоронили в химически обработанном грунте. Но вот на этот раз он располагал самым большим количеством вируса Эбола, которое когда-либо попадало в руки вирусолога, а это позволит ему вырастить еще больше смертоносных и уничтожающих все живое вирусов.
Директор повернулся к стоящему рядом врачу.
— Скажите, Моуди, каким образом она заразилась?
— Сестра ухаживала за пациентом «Зеро».
— Это негритянский мальчик?
— Да, — кивнул Моуди.
— В чем была ее ошибка?
— Мы так и не узнали этого. Я спросил сестру, когда у нее еще были периоды ясного сознания. Она не делала мальчику уколов и всегда была очень осторожна с острыми инструментами. Жанна-Батиста — опытная медсестра, — механически отвечал Моуди. Он слишком устал и способен был лишь доложить о том, что ему было известно, и этого, подумал директор, достаточно. — Она и раньше работала с пациентами, больными лихорадкой Эбола, в Киквите и в других местах. Сестра обучала местный медицинский персонал, как обращаться с такими больными.
— Может быть, возможен перенос вирусов по воздуху? — предположил директор. Неужели мне так повезло? — подумал он.
— Центр по контролю за инфекционными болезнями в Атланте считает, что это один из штаммов лихорадки Эбола-Маинги. Вы помните, наверно, что тогда медсестра Маинга заболела лихорадкой и метод переноса вирусов остался неизвестным.
— Вы действительно уверены в том, что говорите? — Директор проекта посмотрел прямо в глаза Моуди.
— Пока я ни в чем не уверен, но я опросил всех работающих в больнице и выяснил, что уколы пациенту «Зеро» всегда делали другие, а не сестра Жанна-Батиста. А потому можно предположить, что перенос вирусов осуществлялся по воздуху.
