прошу, – начал уговаривать Нолон, положив дневник на стол. – Просто объясни. Это какое-то тайное задание для отряда? Какая-то игра на слабо между второкурсниками? Там все еще пытаются понять, что именно пропало. Помоги же нам. Расскажи, и тебе самой будет намного проще.
Пытаются понять. Ха. То есть они до сих пор не могут туда войти.
– Ты уже перешел к вопросу «зачем?». – Варриш закатил глаза. – Серьезно, Нолон, вот поэтому ты никогда и не годился для допросов. – Он уставился на меня пронзительным взглядом. – Как?
– С чего вы взяли, что дневник – не копия, если даже не можете подтвердить, пропал оригинал или нет? – спросила я Нолона.
Нолон покосился на Варриша:
– Маркем сказал, переплет и накладки не тронуты.
– Но хренов дневник – налицо. – Варриш медленно кружил вокруг меня. – Значит, это копия?
Пытается подловить меня на лжи.
– Мне откуда знать, я же не проверяла. – Времени не было.
– Правда, – определила Нора.
Варриш остановился передо мной, и я вновь посмотрела прямо в его бледные бездушные глаза.
– Видимо, доказательств у вас нет, майор Варриш, потому что никто из вас не может пройти сквозь королевские чары и никто не торопится сообщить королю о пропаже, будь она ложная или нет. Пожалуйста, позвольте напомнить: в последний раз, когда меня без доказательств обвинили во лжи, обвинителя перевели в самый дальний форпост, какой только есть в Люцерасе.
– А, ты о полковнике Аэтосе. – Он даже бровью не повел. – Не волнуйся. Я раздобуду доказательства, которые и ему нужны, особенно если ты так сопротивляешься вместо того, чтобы сотрудничать, на что тщетно надеялся Нолон. Грейди у нас большой любитель правил, поэтому наша последняя встреча прошла не так плодотворно, как мне бы хотелось. – Варриш присел, глядя на меня так, будто я новая блестящая игрушка, которую ему не терпелось сломать. – Кто украл для тебя книгу? – Он подчеркнуто посмотрел мне на руки. – Ведь мы оба знаем, что ты этого не делала.
Избирательная правда. Вот и все, что было в моем арсенале, чтобы защитить друзей.
– Я одна положила эту книгу в сумку.
– Она говорит правду, – заметила Нора.
Я медленно перевела взгляд с Варриша на Нолона.
– И мне надоело отвечать на ваши вопросы. Хотите меня судить – так собирайте командиров крыльев и судите по правилам Кодекса.
Варриш медленно распрямился, а потом дал мне пощечину тыльной стороной ладони. В щеке взорвалась боль, голову мотнуло в сторону.
– Майор! – крикнул Нолон.
– Нора, прикажи немедленно построиться и осмотреть руки каждого кадета в квадранте, – сказал Варриш, пока я пыталась проморгаться от боли. – Нолон – свободен.
Я глубоко дышала, готовясь к новой боли, пока Варриш закатывал рукава формы. Попыталась сосредоточиться на неровном кирпиче в стене, изо всех сил отделиться от своего тела.
Что бы здесь ни случилось, они уже не изменят простого факта: Ксейден выбрался с дневником Уоррика. У Бреннана будет то, что нужно, чтобы поставить чары в Аретии. Этого стоили любые мучения от рук Варриша.
«Вайоленс, помни! Лишь твое тело хрупкое. А саму тебя, твою суть не сломить».
Я цеплялась за слова Ксейдена, всплывшие в памяти.
– Я позову, когда ты понадобишься, – пообещал Варриш, жестом отпуская Нолона. А понадобится он, чтобы восстановить меня.
– Не переживай. Я начну полегоньку, – сказал мне майор. – И, надо сказать, вся власть над ситуацией – на твоей стороне. Мы прекратим, как только ты заговоришь.
Когда он вывихнул мне палец, я лишь вскрикнула. А когда сломал, уже кричала в голос.
* * *
Кап. Кап. Кап.
Я притворялась, врала самой себе, что это дождь стучит мне в окно, притворялась, что твердое неподатливое дерево под моей щекой – грудь Ксейдена, что рука у меня перед глазами, вывернутая под неестественным углом, ноющая и пульсирующая, принадлежит кому-то другому.
– Поспи, если сможешь. – Предложение прозвучало еле слышно, но голос был так мучительно знаком, что я зажмурила незаплывший глаз.
На самом деле тебя здесь нет. Ты – галлюцинация, из-за боли и обвезвоживания. Мираж.
– Может, и так, – сказал Лиам, и я приоткрыла глаз достаточно, чтобы увидеть его сидящим на полу передо мной. Он подтянул колени, облокотившись на кровать рядом с моей сломанной рукой. – А может, меня прислал милосердный Малек.
Малек не знает милосердия. И не отпускает души скитаться просто так. Стоило отдать должное моему мозгу: Лиам – превосходная галлюцинация. Он выглядел точно так же, как когда я видела его в последний раз: в летной кожаной куртке, с улыбкой, от которой так и ноет сердце.
– Я не скитаюсь в безвременье, Вайолет. Я там, где нужен.
Всё болит. Нескончаемая боль грозила снова затянуть меня во тьму, но, в отличие от двух прошлых раз, я боролась, чтобы остаться в сознании. Впервые за последние несколько часов я осталась одна – и я уже не боялась того стула посреди камеры.
Теперь я уже знала: когда Варриш меня с него снимет, сломанных костей будет еще больше.
– Да, – мягко сказал Лиам. – Но ты остаешься сильной. Я так тобой горжусь.
Оно и понятно, так бы и сказало мое подсознание. Это именно то, что мне нужно было услышать.
Я провела языком по израненным губам и почувствовала вкус крови. Варриш еще не перешел к ножу, но от его ударов кожа лопнула в стольких местах, что я чувствовала себя одной сплошной открытой раной. В последний раз, когда я шевельнулась, форма захрустела от запекшейся крови.
– Приведите ее отряд, – посоветовала в предбаннике Нора. – Она сломается, как только вы возьметесь за них.
– Во время учений не сломалась, – ответил Варриш. Боги, как хотелось бы не слышать его голос. Ни разу. Никогда. – А если их привести, они поймут, что случилось, и, учитывая метку на руке Имоджен Кардуло, сомневаюсь, что она захочет стереть их воспоминания. Еще и их казнить? Это очередная, отдельная проблема. Уверена, что ни у кого из кадетов на руках не было ран?
– Лично всех осмотрела, – ответила Нора. – Девера и Эметтерио спрашивали, где Сорренгейл, как и весь ее отряд. Сегодня она пропустила занятия.
Значит, понедельник.
Я мысленно потянулась к Тэйрну, но связь все еще оставалась туманной. Ну конечно, пока мне ломали руку и выворачивали колено, где-то между этими моментами заодно влили в горло настой. Варришу даже не пришлось снимать с меня сапоги, чтобы добавить мотивации.
Но сломали они только мое тело. Я не сказала ни единого слова.
– Значит, ты здесь уже два дня, – подытожил Лиам.
Пройдет еще пять, прежде чем Ксейден поймет, что я пропала. Они наверняка отслеживают переписку, чтобы его никто не известил. Он ничего не может сделать, Лиам. Если попытается, рискнет всем.
– Думаешь, он уже сейчас не лезет на стенку? – уголок губ Лиама поднялся в той самой нахальной усмешке, которой мне так не хватало. – Он наверняка уже знает. Сгаэль почувствовала бы панику Тэйрна. Может, твой дракон и не может с тобой связаться, пока ты в казематах Басгиата, но Ксейден явится сюда и камня на камне не оставит. Главное, доживи.
Он не может рисковать. Не станет. Приоритеты Ксейдена всегда были понятны – и, проклятье, именно за это, помимо прочего, я его и любила так сильно.
– Рискнет.
Дверь открылась, но у меня не было ни сил, ни возможности встать, повернуться или хотя бы приподнять руку. Сердце подскочило, заколотившись, будто увидело шанс сбежать, избавиться от мучений внутри моего тела. А я не знала, как ему объяснить, что броня Миры будет беречь его даже тогда, когда оно само захочет остановиться.
Варриш опустился на уровень моих глаз, не больше чем в полуметре от Лиама.
– Тебе наверняка очень больно. Мы можем это прекратить. Вдруг Нолон прав. Забудем о том, как ты украла книгу. И ты явно не выдашь своих сообщников. Но мне нужно знать: зачем. Зачем тебе понадобился дневник одного из Первых Шестерых? Я же его читал. Интересная история. Для чего тебе нужны чары, Сорренгейл?
Он подождал, но я держала язык за зубами. Он был слишком, сука, близко.
– Мы можем прекратить юлить и поговорить начистоту, – предложил Варриш. – У тебя наверняка есть вопросы, почему мы не вмешиваемся в дела Поромиэля, а я могу ответить. В этом все дело? Праведный гнев? Мы можем на равных обменяться информацией, ведь мы оба знаем, что дракона твоего друга убили не грифоны.
Я вздрогнула, и меня захлестнула боль, новая и свирепая.
– Не ведись, – покачал головой
