Потом Вронч попросил Ларису спеть любимую им духовную песню. Она покуражилась маленько, но после упрашиваний гостя и приказа отцовского сложила руки на животе и затянула, а Вронч и Петр Трофимович стали подтягивать:
Трубите в трубы на Сионе святом!Бейте тревогу по лицу всей земли!Все готовьтесь: грядет Божий День.Становитеся, люди, в ряды Божьих войск!
Духа мудрости приймите.Ветхий разум обновите,По стезе Правды ходите —Грядет Божий День!
Заря Правды загорелася, пробуждается народ:От Востока к людям Божьим муж Правды идет.Муж тот, сильный и кроткий, возрожден во Христе,Восстает Солнце Правды, озаряет бездны везде![376]
Сектанты, восторженно поющие свой гимн, разумеют под «Мужем Правды» ожидаемого ими духовного Водителя народа. Вронч начинает рассказывать про Ленина…
Подарочек он привез. Подарил Ларисе портрет протопопа Аввакума с напечатанными внизу выдержками из речей этого духоборца, первого борца с Вавилонской блудницей и Антихристом, завоевавшим Русь. Вот что было написано под портретом:
В коих правилах писано царю церковью владеть? От века несть слыхано, кто бы себя велел в лицо святым звать, разве Навуходоносор Вавилонский[377]: Бог есмь Аз! Кто мне равен? Разве царь Небесный! За то и досталось ему, безумному: седмь лет быком проходил. Так-то и ныне близко тому. Ах ты, миленький, посмотри-тко за пазуху, царь христианский!
XVIIПоделился отчий дом на четыре штата, каждый со своим уставом, своей верой, симпатиями и антипатиями, а насмешница — любовь со своим единым и вечным уставом во все монастыри лезет и все карты идеологические путает.
Марксист ленинского толка Костя Гаврилов безнадежно влюблен в невесту Пенхержевского, в буржуйку Наташу: тоскует, ревнует, злобится на весь мир и на самую любовь человеческую. А марксистка того же толка Ольга Ивановна безнадежно влюблена в Костю Гаврилова и ревниво презирает как Костю, влюбившегося в буржуйку, так и буржуйку Наташу. Людочка Тыркина влюблена в Петра Павловича, а тот не страдает, а только говорит ей разные глупости, а сам… (сама она видела!) целуется с дворовой девкой Лушкой… Марья Ивановна тоже влюблена, но и сама не может понять в кого: в обворожительного Пенхержевского или Вронча. И тоже — никаких надежд: один женится, а другой, кажется, с Ларисой шуры-муры разводит под носом у мужа: вчера ночью в парке на них наткнулась — сидят на скамеечке, прижавшись друг к другу. Тоска! Марья Ивановна грустно напевает: «Так жизнь молодая проходит бесследно!»[378], позабывши, что ее молодость давно уже прошла и наступили серенькие «средние лета»…
Уже стих барский дом. Погасли огни во всех штатах, заменившись звездным сверканием на стеклах окон. Спит мертвым сном и Никудышевка. Только петухи да собаки нарушают безмолвие. Безмятежно плывет звездная летняя ночь с таинственными шорохами и вздохами земли и старого парка, с ласковым дыханием теплого ветерка, пропитанного ароматами трав и цветов.
Не спится в такие ночи влюбленным.
В затаенной тишине слышатся голоса. Это в саду, на террасе. Никак не могут наговориться и разойтись. Сбились в кучку все враги и общими силами пытаются разрешить неразрешимое: что такое любовь?
Костя Гаврилов смотрит на этот вопрос мрачно:
— Все — чепуха! Любовь есть только инстинкт к размножению!
Но вот какая странность: размножаться он никакого намерения не имеет, но от взгляда и голоса Наташи забывает начисто Карла Маркса и обжигается ревностью.
— Господи, какую ерунду вы, Костя, порете! — тайно краснея, шепчет Наташа, глубоко оскорбленная за собственное чувство, полное кристальной девичьей чистоты. — Если вы будете говорить такие глупости, я уйду!..
— К сожалению, эти глупости утверждает философ Шопенгауэр… Любовь есть ловушка природы, спаривающая особи для продолжения на земле жизни. Кто это понял, тот уже неуязвим. Его не надуешь!
— Вы поняли? — насмешливо спрашивает Людочка Тыркина.
— Понял!
— Значит, никогда не женитесь?
— Почему же? Я смотрю на союз мужчины с женщиной как на трудовое и идейное содружество. Для этого не требуется ни воздыхать, ни в телячий восторг приходить, ни стреляться…
— Скучная ваша любовь, — прошептала Наташа.
— А я согласна, — твердо заявила Ольга Ивановна. — Главное в этом союзе — не влюбленность друг в друга, а согласие в миросозерцании, в убеждениях… Глупо влюбиться и страдать из-за человека, с которым нет ничего общего…
— А вот объясните любовь Григория Николаевича к Ларисе!
— Вот вам и пример ловушки. Природе все равно. Для нее неважно равновесие в образовании, во взглядах и убеждениях. Ей надо лишь соединить особи. Она здоровенная и сильная, а Григорий Николаевич — слабый физически. Вот природа и уравнивает… Экономия сил.
— Брехня! — авторитетно заявляет молчавший доселе Петр Павлович. — Умствуешь, братец.
— А по-вашему? По-вашему? — пристает к Петру Людочка Тыркина.
— По-моему? Любовь для человека — как солнце для земли!
— Правда, правда, Петя… — шепчет Наташа.
Но Костя язвительно хохочет:
— Да ты говоришь то же самое, что и я! Солнце для земли — оплодотворяющая сила. Земля не может рождать без участия солнца.
— Хотя ты, Костя, и сознательный, но все-таки дурак! — небрежно бросает вместе с окурком докуренной папиросы Петр. — Солнце есть свет и тепло, необходимые для жизни вообще. Размножаются люди обыкновенно без солнца, в темноте!
Наташа встала и ушла.
Распахнулось окно, и в нем появилась, как алебастровый бюст, фигура Павла Николаевича в ночной рубашке. Все примолкли.
— Что вы разболтались?
— Про любовь. Социалисты ерунду порют! — ответил Петр.
— Мы рассуждаем исключительно с научной точки зрения. Мы рассматриваем любовь под микроскопом познания сущности явлений и утверждаем, что любовь — инстинкт размножения, а все остальное — буржуазные сантименты…
Нельзя сказать, чтобы Павел Николаевич интересовался этой темой, но ему не спалось и захотелось почесать язык. Он высунулся еще больше в окно и присоединился к собеседникам:
— А кто скажет нам, что такое инстинкт размножения? Кто, как и зачем вложил его в человека и во все живущее и умирающее?
— Закон природы!
— Но закон, голубчик, подразумевает волевое принуждение, а потому ему предшествует сознание. Значит, природа сознательна?
— Ну, Павел Николаевич, это уж метафизика! Удивляюсь, как вы, позитивист и дарвинист…
— Да вы ложно понимаете позитивизм! Если точные науки считают для себя некоторые вопросы неразрешимыми, значит, они допускают и метафизику. Они лишь не хотят ею заниматься…
— Первобытный человек ловил женщину в лесу, бил ее по голове дубиной и… и так далее.
— Но ведь это у дикаря. А мы — люди культурные. Наша любовь требует идеализации, поэзии, одухотворенности чувства. Тут участвует и этика, и эстетика, и фантазия, и творчество. Когда современный горожанин ловит на улице продажную женщину, как ловил ее в лесу дикарь, мы это уже не называем любовью. Откуда у вас, марксистов, эта жажда оголить человеческую душу? И зачем вам это понадобилось?
— Пора открыть массам голую истину и снять с глаз все повязки…
Но тут хлопнула дверь на балконе, и раздался хрипловатый и раздраженный голос бабушки:
— Дадите вы уснуть или нет с вашей любовью?
Все испуганно затихли и стали, как мыши, разбегаться в разные стороны.
А бабушка разворчалась:
— Дрыхнут до двенадцати часов, а по ночам разговоры про любовь! Шли бы куда-нибудь подальше, а то под самыми окнами галдят… Я и так измучилась, а тут и отдохнуть не дают…
Бабушка действительно с утра до ночи была в хлопотах. До свадьбы два месяца осталось, а у них ничего не готово. Бабушка возилась со старинными сундуками, пересматривала и откладывала накопленное женщинами кудышевского рода добро: старинный шелк, белье тонкого полотна, с нежными кружевами, вышивками, ковры и коврики, старинное серебро, посуду. Теперь в отчем доме — как в развороченном музее. Две выписанных из Симбирска швеи неугомонно трещат на швейных машинах. Наташу мучают примерками. Бабушка составляет опись приданого. На дворе выветривают пуховые перины и подушки, выколачивают ковры, сушат вымытое белье. Вся дворня с ног сбилась…
Бабье царство. Лучше не путаться. Все мужчины в доме стушевались. Скучно им смотреть на этот прозаический хаос. Порядок в доме нарушился: стынут самовары — не соберешь публику за стол ни к чаю, ни к обеду.
Наташа, как на небе ангелом: душа у нее постоянно поет гимны Господу и далека от этой суматохи, а ей мешают. Поминутно:
