Если как следует, - разорвав, к примеру, в клочья, - убить даже самый обыкновенный человеческий организм, это не значит, что в нем не останется ни единой живой клетки: очень значительное число их проживет после указанной процедуры по меньшей мере несколько десятков часов. В этом смысле драй-объем был, пожалуй, ближе к организму, нежели к традиционным машинам: случайный перебой в энергоснабжении мог десинхронизировать деятельность комплекса, загубив все дело. Так, что его пришлось бы начинать с самого начала, предварительно демонтировав уже сделанное. По этой причине превосходная аварийная автоматика переключила их на автономное питание, и, выбитые со своих мест, потерявшие смысл, автоматы по большей части продолжали функционировать. Кувыркаясь, судорожно подпрыгивая, перемещаясь судорожными рывками, они продолжали наматывать километры невидимой бездефектной нити на несуществующий каркас, наносить на отсутствующую конструкцию "спецуру", обеспечивающую мертвую ее сварку, навивать спираль пленочного монтажа на нити, находящиеся в другом месте.
Именно эту картину застали десантники, высадившиеся с машины, которая, в отличие от двух первых, прибыла вовремя: в пустом вроде бы цеху как из-под земли появилась вдруг чуть ли ни целая толпа, по большей части - со стволами, на какой-то миг обе стороны замерли в бездействии, а между ними, как будто разделяя врагов, прыгали, кувыркались, бессмысленно кружились сюрреалистические фигуры эффекторных автоматов. Потом считанные мгновения затишья кончились, и Гаряевская гвардия тремя группами, по наработанной схеме, с ревом бросилась вперед - вязать, а вот противоположная сторона сразу же, без преамбул открыла огонь. Надо сказать, что предусмотрительно надетые доспехи атакующих вполне достойно держали пули ручного оружия: времена, когда каждый, кто хоть чуть-чуть себя уважает, будет пользоваться особыми боеприпасами, выпущенными из оружия, разгоняющего пулю до двух с лишним километров в секунду, еще не наступили, но вот с ног эти пули сшибали надежно. Со стороны картина выглядела особенно устрашающе, бойней навроде "психической атаки" каппелевцев из кинофильма "Чапаев", когда нормальные, казалось бы, люди стройными рядами перли на пулеметы.
Положение усугубилось тем, что группа, предпринявшая фронтовую атаку, с размаху вломилась в невидимый туман, состоявший из бездефектных алмазных нитей микронного сечения, выдерживающих примерно по четверти тонны каждая. Нашлись такие, кто сразу же сообразил, в чем дело, и замер, как есть, в неподвижности, рассчитывая на несравненные достоинства брони, но, разумеется, не обошлось без тех, кто начал бесплодные попытки освободиться. Эти - замерли в неподвижности несколько позже, не раньше, нежели хорошенько обмотались, в позах самых разнообразных и, зачастую, крайне неудобных. Они показались бы забавными, если бы у иных из обездвиженных бойцов с культяпок, оставшихся от пальцев, не била тонкими, игольными струями алая артериальная кровь. Оператор с пилотом, оставшиеся в машине, при виде творящегося безобразия, не сразу разобрались в сути происходящего, но отреагировали по-человечески очень понятно: открыли огонь по стреляющим. Уж их-то пули и снаряды были разогнаны до Надлежащих Скоростей, уж они-то были приспособлены для поражения самых, что ни на есть, высокобронированных машин Вероятного Противника. Тем более, что тут ничего подобного и не требовалось, поскольку в данном случае бронирования не было, - вообще, даже в виде банальных бронежилетов, и сверхэнергичные снаряды рвали незащищенные тела в клочья, в кровавые брызги и алый туман. Там, у противоположной стены мгновенно вспухла туча дыма и, по преимуществу, цементной пыли, в которую превратились под градом снарядов капитальные бетонные стены, и только в первый миг было видно, как оттуда вылетела, крутясь, словно бумеранг, чья-то оторванная рука. Уцелевшие защитники бросились туда, откуда пришли, - в подсобные помещения, столкнулись с фланговыми группами десанта, шарахнулись туда, где были, причем несколько из них влетели, как есть, туда, где незримо клубились невесомые нити. Со стороны казалось, что тела их взорвались, мгновенно превратившись в мелко нарезанную лапшу, в кровавый гуляш с костями. Все, на этом бой в Четвертом Цеху закончился, тем более, что с тыла, проникнув через окна подсобок, лезли новые десантники, не видавшие побоища у оконного проема, а потому деловые и без признаков деморализации. У экипажа "камбалы" была хорошая реакция: они успели сориентироваться и, одиночными снайперскими выстрелами, поочередно расстреляли буянящие автоматы… Стало тихо, и только прапорщик Григорьев, стоя на подоконнике, мучительно размышлял над проблемой, бывшей, право же, похлеще квадратуры круга, - как извлекать личный состав, вляпавшийся в нежное облако, сотканное из невидимых, несокрушимых и всерассекающих нитей? При том условии, что они, к тому же, еще и не горят? И как быть с теми, кого в даных условиях вытащить попросту не успеют? Потому что, пока волоконца не распространились по всему цеху и за его пределы, было самое подходящее время побыстрее вытаскивать уцелевших с пленными. Все, кто еще остался живым в пространстве Четвертого Цеха, вдруг ставшем куда более смертоносным, чем любое минное поле, стали необыкновенно тихими и скромными, и одинаково, конвоиры и пленные, крадучись, шли вдоль стеночек, прижав руки к туловищу и избегая высоко поднимать ноги, и только снаружи конвоиры оживлялись и начинали бодро орать, укладывая захваченных ничком и сковывая наручниками.
В остальных местах дело шло не без шероховатостей, но, в общем, более успешно, - с точки зрения потерь у охотников. Как правило, местные обитатели вдруг возникали из каких-то потаенных щелей небольшими толпами и сосредоточенно лезли вперед, поливая перед собой огнем из "Пихт" и "КорсАК-ов". Их глушили резиновыми пулями, щедро поливали "Нирваной", - соматомиметиком, вызывающим практически полную утрату координации движений, и заковывали в наручники. Только раз, когда откуда-то вдруг вывернулась с визгом тормозов и шарахнулась мимо стоящих "камбал" сапфировая "Волга", в бой вступил прапорщик Дубинин: он пал к своему УСС "двенадцать и семь", и тот три раза оглушительно громыхнул. С такой дистанции от этих пуль защиты не было, машину с простреленным навылет мотором развернуло поперек дороги, и кто-то уже нетерпеливо рвал дверцу, тыча внутрь стволом своего оружия.
Как только жестокая и скоротечная схватка стихла, пришла пора появляться начальству, и оно, разумеется, появилось. Майор Подлипный почти ежедневно проводил несколько часов в спортзале, интенсивнейшие тренировки давным-давно были образом его жизни, но из командирской машины он вылез все-таки задом, неуклюже-медлительно, - для солидности, потому что, по его мнению, большое начальство непременно должно быть пузатое, надутое, с необъятным задом, а передвигаться - непременно вперевалку. Впрочем, распоряжался он вполне оперативно, в соответствии с простейшим и радикальным планом: не оставить нерасковырянным ни единого закоулка на территории завода. Неотрывно глядя на экран "СУБ", он единым мановением руки посылал подчиненных по необходимым адресам. После пережитого напряжения личный состав ковырял углы и закоулки охотно, размашисто, с азартом, под аккомпанемент удалых воплей: с небрежным профессионализмом, вроде бы кое-как укрывшись от взрывной волны, зарядиками пластита срывали с петель двери, вышибали их гранатами со СТЭКС-ом из подствольников. Как репку с грядки - в единый мах выдергивали антикварные чугунные люки с литыми надписями, кидая туда гранаты и глядя, как над устьем бешено вьется то ли дым, то ли остро пахнущий пар. И - добивались-таки своего, вытаскивали, выскребали из щелей, из-под шкафов, из будок с черепами, где когда-то были трансформаторы, из коллекторов, покрытых корой окаменевших стоков, и сволакивали в пункты сбора оглушенных, ослепленных, отравленных людей. И - избитых, потому что победители не могли удержаться от того, чтобы не посчитаться за пережитый страх, - да и кто бы, правду сказать, вел себя на их месте по-другому?
Этот кильдим выглядел чуть ли не наименее подозрительным: узкий бетонный пенал, прислоненный к стене гаражей, с заложенными белым кирпичом узкими оконцами, ржавой дверью без ручки, на проржавевших петлях, забитой ржавими гвоздями, но при этом еще и запертой на пудовый замок, вообще представлявший собой распухший ком ржавчины, повсеместно покрытый многолетней нетронутой пылью, - там явно не было, не могло быть ни единой живой души. Но все помещения - значит, все, а приказ - есть приказ: дверь некогда открывалась "на себя", и поэтому гремучий пластилин щедро вмазали в щели вокруг коробки. Отрывисто ахнул взрыв, и ее выворотило, вывалило наружу, а два любопытных бойца, которые не стали дожидаться, когда уляжется пыль, и бросились прямо в ее клубы, вдруг вылетели из отверзшегося пролома спиной вперед, да так и остались лежать.
