Там, за завесой из пыли и дыма вдруг наметилось какое-то движение, что-то грузно шевелилось там, в темноте помещения, что много лет простояло наглухо запечатанным, и глаз отказывался узнавать эти формы. А потом бетонная стена вдруг рухнула наружу, вся и разом, пропуская наружу нечто приземистое и пыльное, присыпанное толченым бетоном и кирпичной крошкой. Обвалившаяся крыша зацепилась за неизвестную машину, но та, словно не заметив, проволокла обломки балок, бревна, ржавое железо полтора десятка метров, пока нештатный груз не свалился на землю. Корпус механизма, похожего одновременно и на танк, и на тягач, подавлял своей массивностью. От всего облика чудовища, вылупившегося из своей бетонной скорлупы, веяло страшной, тяжкой мощью, но шесть пар громадных, черных, очень широких колес несли машину настолько плавно и быстро, что она казалась гибкой, пластично-упругой, как сплющенная под собственным весом капля ртути. "Камбалы" попавшиеся на ее пути, крепкие, солидные боевые машины, вовсе не легковесные, - были отброшены и разметаны, как пустые картонные ящики, а машина устремилась в пересохшее русло улицы.
Это дилетанты думают, столкнувшись в бою с неожиданностью. Это они пытаются разобраться, что, да откуда, да какого типа, - у профессионалов на это есть надежно выработанные рефлексы. УСС Дубинина рявкал раз за разом, с интервалами меньше секунды, не давая промахов. Прапорщик пробовал разные места, - да куда там! Это была просто-напросто другая весовая категория. Прототипом случившегося на месте акции механизма являлся ТШТ - Тяжелый Штабной Транспортер "Брест", задуманный в качестве командирской машины и передвижного пункта управления боем по совместительству, - как раз в расчете на боевые действия в городских условиях, когда со всех сторон лупят все время из чего ни попадя.
Не верьте, когда фантасты говорят о "легкой и непробиваемой броне": легкая броня хороша до определенного предела. Он наступает при таких энергиях соударения, когда об ударе можно говорить только условно, и вся энергия переходит в тепло. В этом случае бывает очень-очень важно, чтобы в каждом кубическом сантиметре брони содержалось как можно больше вещества, которое надо расплавить, испарить - да еще и переместить, придать ему ускорение, - да еще и самих этих кубических сантиметров желательно иметь как можно больше. Да, существуют ухищрения. И "Брест" покрывала броня, состоящая из слоев с разной плотностью, разной геометрией армирующих включений, - но главное все-таки не изменишь: когда речь идет о по-настоящему высоких удельных энергиях, то надежная броня - это все-таки броня тяжелая. Этот транспортер на самом деле стоял как бы не понадежнее любого танка: не существовало определенной слабости в виде полноценной башни с преогромной пушкой. Вместо нее шустро поворачивалась во все стороны да шевелила обоими стволами - "двенадцать и семь" и тем, который "тридцать", - несерьезная такая, легкомысленная башенка. Совсем сплюснутая, практически монолитная и не то, что безлюдная, но и почти вовсе изолированная от экипажа. Так что пули бравого прапорщика не производили на Транспортер ни малейшего впечатления. Он разогнался до восьмидесяти, с тяжелым гулом двухмегаваттного двигателя пер по улице напролом, и остановить его было нельзя. "Камбала", экипаж которой, похоже, был получше подготовлен, либо же просто поазартнее, обогнала его, снизилась, косо зависла в десятке метров над мостовой, по всем правилам общевойскового боя норовя угодить ТШТ в борт, но тридцать миллиметров рявкнули на нее в упор. Промаха не случилось, - стволы тоже принадлежали УСС, гарантировавшей семьдесят процентов попаданий на дистанции в тысячу метров при скорострельности сто в минуту. Снаряд с сердечником из сплава УНЦ, где "У" - было "диким" ураном, разогнанный электротермическим орудием до двух с лишним километров в секунду, прошил броню из тубулярного углерода и полыхнул внутри адским, всесжигающим пламенем, опрокинул и бросил машину на мостовую, а "Брест" походя отшвырнул ее со своей дороги таранным ударом непомерно тяжелого корпуса.
Скорее всего, беглецы хотели просто-напросто, никого не задевая, смыться, но теперь, сбив машину, судя по всему, - запаниковали, задергались и поведение их изменилось. Транспортер пер по пустынной мостовой, а позади него страшно, беззвучно, как карточные домики, опадали дома. Они складывались в безобразные кучи изломанных панелей и перекрытий, в непроницаемых клубах пыли рассыпались водопадами кирпичей, вдруг потерявших связь между собой, и только спустя несколько мгновений до десанта доносился тяжелый глухой грохот обвала: по всему выходило, что в скверную игру со "стэксом" можно было играть и вдвоем. Щепилову на крыше вдруг показалось что его резко, звонко ударили по всему телу сразу, не столько сильно, сколько очень уж странно, - и сразу же крыша под ним пошла ходуном, со скрежетом перекашиваясь, свешиваясь на сторону, выходящую к Старой Подстанции, в клубы вдруг взвившейся откуда-то снизу пыли, тренога УСС порвала ржавые листы кровли и опрокинулась вниз, а Дубинин лежал рядом с тем местом, откуда она сорвалась, и не шевелился, только тело его медленно и страшно поползло вслед за оружием, а он - все никак не мог собраться, чтобы начать хоть что-нибудь делать. Мимо него, резко пихнув в бок, с сопением пронесся Нахапетов. Он вцепился в комбинезон неподвижного прапорщика, повернул к исполкомовцу оскаленное лицо и рявкнул: "Тяни! Живо!!!" - а потом, когда они волокли вялое, тяжелое тело по крыше, которая продолжала перекашиваться, уже не говорил ничего осмысленного и только непрерывно, тупо, без малейших словесных изысков однообразно матерился, вновь и вновь повторяя одни и те же два-три слова…
Заряд прилетевшей с транспортера реактивной гранаты был на самом деле не так уж велик, так что толстенная, рыхлая кладка на известковом растворе под многими слоями штукатурки все-таки сумела погасить смертный призыв "стэкса", и дальняя стена - устояла по всей высоте. Прапорщик в сознание не приходил, из носа у него текла кровь, но он все-таки дышал. Другое дело, что они никакими судьбами не могли спуститься вниз, тем более, что драгоценный "СУБ" все-таки скатился с крыши на кучи битого кирпича и испотрошенного раствора, так что сняли их спустя почти полтора часа, когда беглецов в конце концов остановили, а разбор полетов еще только предстоял.
XXVII
- А теперь нам очень хотелось бы знать, что вы собираетесь предпринять в дальнейшем? Исходя из сложившихся обстоятельств? И, - пожалуйста, - поподробнее, потому что в прошлый раз мы поленились обсудить с вами подробности, понадеялись на авось, и кончилось это печально.
Гаряев - молчал. Слов - не было, они кончились, как кончилась вчерашним вечером вся его жизнь. Это не был провал, не был даже крах, это был просто-напросто конец. Даже нельзя сказать, чтобы позорный, потому что когда конец - настоящий, любые прилагающиеся к нему эпитеты теряют всякий смысл.
- Видите ли, Дмитрий Геннадьевич, - после мучительной паузы подключился Керст, - существует некий порог безобразий, по достижении которого официальные власти, - каковы бы они ни были! - просто не могут не вмешаться. Хотя бы для виду. Хотя бы для того, чтобы напомнить о своем существовании. Боюсь, что городские бои с применением авиации, артиллерии и фотодинамических систем, - кстати сказать, - до сих пор совершенно секретных, - могут оказаться безобразием вполне достаточным.
Гаряев - молчал.
- Ну что вы молчите? - Голос Гельветова был полон мягкой укоризны. - Мы ведь меньше всего заинтересованы в том, чтобы устраивать тут некое подобие товарищеского с-суда либо… устраивать вам головомойку, как нашкодившему школьнику. Мы на самом деле не знаем, что делать, и хотим, чтобы вы нам подсказали. Потому что существует риск, что прахом пойдут труды миллионов людей за две пятилетки. Вместе с судьбами этих миллионов людей…
- Нет, - не выдержав, фыркнул Керст, - вы б еще атомную бомбу сбросили! Чего мелочиться-то, на самом деле?
- Подождите, Петр Карлович, - устало проговорил Гельветов, - что вы язвите, ей-богу? Какая может быть польза от этих ваших шпилек?
- Да уж какая тут польза! Хоть душеньку отвести напоследок, а не то… да это ж лопнуть можно, глядя на эту постную… физиономию!
- И все-таки в любом случае не следует переходить на личности. Оскорбляя друг друга, мы никак не поможем делу.
- Да л-ладно тебе!!! - Керст раздраженно махнул рукой. - Еще миндальничать с этим типом! Да он это все нарочно, если хочешь знать!!! Ф-фсе эти годы тупо ненавидел, боялся и хотел прихлопнуть! Так, чтоб и не было! Этим… не мытьем, так катаньем! Единственное, на что годятся наши славные Органы!
Гельветов неторопливо поднял руку и с размаху шарахнул ей по столу:
- А ну, - прекратить базар!!! - Случаи, когда бы Цензор поднимал голос, в последние годы были не то, что редкостью: их, почитай, и вовсе не было. Так, что все и забыли, как это бывало, ежели что. - Нечего сказать по существу, - так и иди отсюда!!! Мы с Дмитрием Геннадьевичем и сами решим, что делать, если ты только и способен, что орать!!!
