Проходя мимо экспозиции туристической фирмы, Петр Иванович зашел полюбоваться попугаями, которые смотрелись очень эффектно в синеватой ночной подсветке. Тут же захотелось проверить гипотезу насчет крокодила из болотца. После случая с мешком для переноски трупов Петр Иванович уже не доверял глазам своим, ему страстно захотелось узнать, настоящий крокодил или нет.
Болотце отделялось от публики толстой стеклянной стенкой; сбоку Петр Иванович нашел дверку, а рядом, на столе, – связку ключей. Подобрав за пару минут нужный ключ, он открыл дверь, вошел и тут же шлепнулся, поскользнувшись на мокром камне. Коньяк, добавляя тяги к приключениям, все-таки не увеличивает ловкости. Петру Ивановичу даже в голову не пришло представить себя со стороны – голого, в искусственном болотце, в обнимку с крокодилом, и потому он отнесся к своему падению без должного чувства юмора, разразившись длинным, подчеркнуто нецензурным комментарием. Рептилия разочаровала: холодная, неподвижная – однозначно муляж.
«Почему ж они дверку тогда запирали?» – мелькнула в голове Петра Ивановича здравая мысль. И тут же он понял – почему.
Из угла, прямо на него, раскручиваясь, словно часовая пружина, и раскрывая по ходу движения громадную пасть, метнулась здоровенная змея камуфляжного окраса. Петр Иванович в панике вскочил, однако снова неловко наступил на что-то скользкое (на сей раз – на крокодилью спину) и опять рухнул в воду. Змея обрушилась сверху, удивив тяжестью своего сворачивающегося смертоносным штопором тела. К счастью, Петру Ивановичу удалось ухватить ползучего гада за «горло» (или как там у змей называется место, где начинается голова?) и сдавить его мертвой хваткой. В отместку змей принялся оборачиваться вокруг ноги, да с такой силой, что Петру Ивановичу почему-то вспомнилась прочитанная в детстве книжка про инквизицию. В этой книжке главную положительную героиню собирались пытать железным сапогом с гайками, стягивающими ногу, но так почему-то и не собрались. Ощутив нечто подобное на собственном опыте, Петр Иванович искренне за нее порадовался, но за себя – испугался и потому стиснул гадине шею с таким остервенелым усилием, что в животном тут же что-то хрустнуло; оно обмякло и медленно раскрутилось обратно – тяжеловесной, висящей безжизненной плетью докторской колбасой в синюге.
Петр Иванович облегченно вздохнул, назвал зачем-то поверженного змея «козлом», швырнул его безжизненное тело на спину крокодильего чучела и, устало пошатываясь, вышел из вольера. Между прочим, крокодил вовсе не был чучелом, просто он крепко спал. Что же касается побежденного сетчатого питона, то его благодаря камуфляжной окраске Петр Иванович днем не заметил, за что и пришлось расплачиваться ночью столь славным подвигом.
В другой обстановке Петр Иванович, пожалуй, испугался бы последствий, но теперь, в нынешнем состоянии, одержанная победа была воспринята исключительно позитивно – как доказательство собственной силы и могущества. Впору было издать вопль Тарзана или застучать кулаками по груди, но Петр Иванович ограничился, как сказано выше, скромным эпитетом «Кккккозел!» и, вспомнив о данном обещании, немедля двинулся на поиски экспозиции «Русского щита». Душа его полнилась восторгом – экого зверя сумел завалить голыми руками!
На стенде «Русского щита» царил настоящий бардак. Судя по всему, менеджеры упились вдрызг и с приходом «зачистки» побросали все как есть. Бронежилет и каска валялись прямо на стойке, вместе со снайперской винтовкой и сборником советских маршей. Обрядившись в суперсовременный доспех, Петр Иванович принялся внимательно разглядывать себя в зеркале. Перед ним представало в высшей степени эффектное зрелище. Выше пояса он выглядел чрезвычайно воинственно, а ниже – как бы это сказать… Излишне натурально, что ли? В совокупности получалось смешно и, поворотясь несколько раз перед зеркалом, Петр Иванович не смог сдержать улыбки, наблюдая контраст надежно защищенного верха и абсолютно беззащитного низа – хорош, ничего не скажешь! Придя в шутливое настроение, он решил было уже взять и винтовку, как вдруг его осенила еще более удачная идея…
Глава 9
Немного поплутав в темноте, Петру Ивановичу вскоре удалось-таки отыскать стенд с мечами и доспехами. В этом углу зала ночное освещение оказалось особенно тусклым; силуэты мечей, алебард и шлемов мрачно чернели на фоне белой стены. Из-за недостатка света Петр Иванович принялся перебирать их буквально на ощупь, подбирая подходящий по руке. Наконец, нашелся подходящий экземпляр – с удобной рукояткой, прекрасно сбалансированный, пригодный и под одну, и под две руки. Для тренировки Петр Иванович махнул им пару раз, да так удачно, что не разбил ни единой витринки, что в его беспорядочном состоянии и при столь скудном освещении следует счесть изрядным достижением. Петр Иванович давно замечал за собой счастливую особенность: когда он напивался, координация движений отключалась у него в предпоследнюю очередь (последней отказывала половая функция).
Завладев мечом, Петр Иванович двинулся обратно и, конечно, совершил ту же ошибку, что и днем, то есть снова свернул в перегороженный ленточкой тупик. Едва увидев знакомую ленту и чернеющий мешок, он тут же понял свою оплошность, хлопнул себя по лбу и собрался уже было возвращаться знакомым путем, как вдруг его внимание привлекло одно малозаметное на первый взгляд отличие нынешней экспозиции от дневной.
Лужа пластиковой крови не изменила ни своей формы, ни размера, только казалась теперь абсолютно черной. Липовый пистолет «макарыч» все так же поблескивал в сторонке, и чемоданчик для переноски денег по-прежнему тоскливо разевал свою пасть, оплакивающую украденный лимон баксов.
Но вот мешок оказался пустым. В спине Петра Ивановича ни с того ни с сего зародился какой-то неприятный холодок. Он уткнул меч в пластиковую лужу и склонился над экспонатом. Днем в мешке точно была кукла; превосходно сделанный муляж высокого мужчины с длинными черными волосами. Манекен лежал лицом вниз, уткнувшись в пластиковую кровь, поджав под себя руки: очень натурально. «Наверное, стоит дорого, вот и спрятали на ночь», – решил было про себя Петр Иванович. Потом вспомнилось еще одно успокоительное обстоятельство – обещание дизайнера поменять манекен на другой, с короткими волосами.
«Вот оно что, – с облегчением решил Петр Иванович, – старый убрали, а новый еще не нашли. Потому и нету манекена».
Но мурашки все равно не успокаивались, носились по спине, как завзятые спринтеры и стайеры. Прямо-таки чемпионат мурашек. Так иногда бывает, стоит разок испугаться, поддаться мысли о своей незащищенности – и все, пиши пропало. С этой секунды каждое дерево будет казаться злоумышленником, каждый куст – злобным зверем, каждый звук – признаком таинственной, крадущейся по твоим следам опасности. Если до сего момента Петру Ивановичу хватало для защиты от всех напастей одних коньячных паров, то теперь ни бронежилет, ни каска, ни копаный меч с гордым названием «Дюрандаль» не давали ощущения гарантированной безопасности; а когда шаловливый сквознячок коснулся внезапно вспотевших ягодиц Петра Ивановича, он и вовсе вздрогнул и засмущался. Ему показалось, что духи вчерашних посетителей все еще бродят вокруг, смеются над ним и показывают пальцами: «Смотрите на голого придурка с мечом и в бронежилете!»
От огорчения Петр Иванович еще сильнее стиснул меч двумя руками; левая рука ухватилась за металлическии шарик в конце рукояти. Рассмотрев свое оружие вблизи, Петр Иванович понял, что держит «Дюрандаль» – и тут его охватила паника. Мурашки взбесились, задница начинала отчаянно мерзнуть.
«Как будто кто-то нарочно подстроил, – стучало в мозгу истерическим рефреном. – Что будет-то? К чему все это?»
Сегодняшние забавные события начали выстраиваться в достаточно четкую пугающую последовательность. Днем его как бы знакомили со сценой – для того, должно быть, чтобы сейчас началось представление. Он показался себе актером, не знающим роли, участником смертельно опасного спектакля, которому среди огромной груды бутафорского хлама выбрали зачем-то настоящее смертоносное оружие и оставили стоять посреди сцены в ожидании заведомо страшного врага.
Петр Иванович сглотнул слюну и прислонился спиной к витрине, пытаясь высмотреть перед собой неведомую опасность. Вдруг он вспомнил про Аню, оставленную совершенно беззащитной в их комнатенке, и задрожал крупной, неистовой дрожью от внезапной догадки, которую даже не столько продумал, сколько почувствовал; думать уже не оставалось времени, поскольку относительную тишину ночной выставки в этот момент разорвал жуткий, пронзительный вопль.
Вопила определенно Анька; она заходилась неистовым криком лани, почуявшей на шее неумолимую тигриную лапу. Этот крик одновременно звал на помощь и предупреждал об опасности, но вторую часть информационного посыла Петр Иванович не раздумывая пропустил мимо ушей. Напротив, он почувствовал свирепую, неукротимую радость от мысли, что неизвестно-страшное, которое так пугало его секунду назад, вот-вот станет известно-страшным – и что он полностью вооружен и готов сразиться с этим… чем бы оно ни было.
