Лена перебрала струны, взглянула на Элю и, получив от неё кивок, начала петь. Со второй строфы её подхватила Эля.
Пели они долго и самозабвенно. О просторах Земли, о Великой Стране, о людях поднявшихся к звёздам и покоряющих просторы космоса.
Борис Ефимыч, явно ожидавший, что будут петь о походах, снегах и палатках был приятно удивлён. И это удивление всё росло по мере того, как он вслушивался в песни. Пели Романтики. Но не романтики приземлённые, зарывшиеся быте и смакующие его мелочи, не романтики бродяжничества по лесам и прочим просторам.
Перед ним были Романтики Великого Похода Человечества. Похода в Светлое Будущее. Похода к звёздам. Именно так и только так — всё с большой буквы.
Даже если они пели о людях и их чувствах то это были не знакомые и приевшиеся Борису Ефимычу попсовые штампы, так сильно загадившие ныне даже хорошо знакомый ему сегмент самодеятельной песни, КСП-песен. С одной стороны, песни были лишены вычурности агитпропа прошлого и, тем более, настоящего. Они были просты и жизненны.
С другой стороны, вдумавшись, вчувствовавшись в образы людей, в этих песнях воспеваемых, их никак ни одного нельзя было назвать иначе, как с большой буквы — Человек.
Особо сильно ему понравилась совершенно космическая баллада о человеке затерянном среди звёзд, тоскующем по Земле, и несмотря ни на что всё равно вернувшимся. И исполнившем Слово, данное всем:
Я вернусь назад,
Я вернусь назад,
Я вернулся назад, к Вам!
Закончился припев и в доме повисла тишина. Лена оторвала руки от струн и смущённо улыбаясь стала их разминать. Эля наоборот гордо выпрямилась и в её лице, осанке проглянуло что-то очень Высокое и гордое, что Борис Ефимыч назвал бы даже королевским — Человек исполнивший Долг и гордящийся этим.
На лице сидевшей рядом Юли застыло мечтательное выражение. Она сидела, уперев локти в колени и подперев кулаками подбородок. Поза, торчащие в стороны золотистые "хвостики", делали её похожей на замечтавшуюся школьницу.
Парни же кто как: Вадим — сосредоточенное внимание, Юра Чернов — печаль, Коля Гриневич — мечтательная, блуждающая улыбка, кружка, с давно остывшим чаем в руках и взгляд устремлённый к потолку, будто там, сквозь стропила, крышу и снежную муть он видит звёзды. Владимир — целая гамма чувств, среди которых время от времени мелькало удивление и потрясение. Первым от наваждения и потрясения очнулся хозяин дома.
— Великолепно! Поразительно! Браво!
— И это всё ЕЁ песни! Гордо вставила Юля.
— Юля! — осуждающе и окончательно смутившись воскликнула Лена.
— Так… это твоя баллада?! — ещё больше поразился Владимир.
— Её, её! Подначила Юля не обращая внимания на смущение Лены.
— Милочка! Да вам цены нет! Вам на эстраде, телевидении выступать надо! — взвился Борис Ефимович, — такой талант! Да перед Вами, все эти эстрадные куры просто никто! Пыль под ногами!
При этих словах Леночка ещё больше покраснела.
— Если вы её уговорите, — вставила гордая Эля, — мы вам памятник при жизни поставим.
— Она у нас слишком застенчивая, — пояснила Юля, — даже песни свои только под псевдонимом публикует.
— Блииин! — схватился за голову Владимир, — и почему это я под псевдонимом не слетал?!
Последнее заявление вызвало дружный взрыв смеха и аплодисменты. Шутка понравилась всем, за исключением ничего не понявшего хозяина дома.
— Ребята! Да это не вы у меня, а я у ВАС автографы просить должен! — закончил поражённый Владимир, когда смех и аплодисменты слегка улеглись.
— Слышь, Владимир, а ведь твоя маскировка наконец начала действовать! — заметил из своего угла Михаил.
— Угум! — подтвердила Юля, имея в виду хозяина дома, — он до сих пор в растерянности.
— Извините, н-но я Вас действительно не узнаю… — сказал Борис Ефимович, поворачиваясь к Владимиру.
Владимир понял, что эмоции его снова подвели и выдали, так же как и при встрече с Юрой Черновым.
— Ефимыч! Прервал сконфуженное молчание Владимира Николай, — это ТОТ САМЫЙ Владимир — который "Марсианин".
Владимир только сконфуженно развёл руками. При этом хозяин только ещё больше погрузился в крайнюю растерянность. Но группа как будто только этого и ждала. Казалось сброшен с плеч какой-то невидимый груз, давивший всех всё это время.
Все стали шутить, галдеть, хлопать по плечу Бориса Ефимовича со словами "Расслабьтесь Ефимыч, гордись Ефимыч он Наш он Свой" и прочую чепуху.
— Кажется Вас таки приняли в наше скромное братство! — прошептала на ухо Владимиру довольная Юля, подкравшись тому сзади.
— Может тогда нас чем-нибудь развлечёте, каким-нибудь рассказом — громко добавила она.
— ДА, ДА!!! — восторженно подпрыгнула Эля, — как вы ТАМ были…
— А я Вам песню напишу! — неожиданно смело заявила Лена, чем донельзя изумила присутствующих.
— А может не надо? — вступился за друга Михаил, его уже и так, журналисты замучали. К нам от них сбежал.
— Группа пристыжено замолчала.
— Да ладно, Миш, — как-то даже расслабленно прервал тишину Владимир, — ОНИ не вы. Они действительно надоели хуже горькой редьки, а вам почему-то даже хочется рассказать.
Группа расслабленно заулыбалась.
— А давайте я и видеоряд запущу? — подал инициативу Николай.
— Давай! — со смехом согласился Владимир.
— А… мне эта… можно? — смущённо спросил Вадим показывая портативную телекамеру.
— Снимай! — улыбаясь махнул рукой Владимир.
Взрыв энтузиазма быстро навёл в комнате новый порядок. Теперь за столом, отодвинутым к самой стене, сидел Владимир. Рядом с ним, в раскрытом и запущенном состоянии лежала Колина "планшетка". Все же остальные расселись полукругом поодаль, посадив хозяина дома посередине. Телекамеру же поставили на штативе позади всех.
Марс
Когда Владимир начал рассказ, то тут же все поняли, что это будет не тот рассказ, — сухой и строгий, что ранее они слышали по телевидению от него и от разных "шишек", что руководили проектом.
Из тех, прежних рассказов, все присутствующие, за исключением только Бориса Ефимовича, очень хорошо представляли технические детали проекта и того, что произошло. Но живые переживания, и то, как реально воспринималась та экспедиция со стороны одного из её участников, тут уже был изрядный пробел.
Поэтому то, что они услышали в этой затерянной среди снегов и лесов двухэтажной деревянной избе, для них было откровением.
Тихо потрескивали догорающие в печи дрова, пахло чаем, крепко заваренным по старым туристским традициям, где-то снаружи шумел ветер в верхушках деревьев, бросая свежие пригоршни снега, в покрытые толстым слоем инея, окна.
Но как окно в иной мир сиял экран "планшетки", развёртывая перед зрителями и слушателями события уже почти трёхгодичной давности.
— Может вы удивитесь, — начал Владимир свой рассказ, — но для меня чисто психологически, полёт начался не с Прощания на Земле…
Тогда я стоял в общем строю с экипажем нашей экспедиции, с экипажем "Молнии" и наблюдал за докладом командира председателю госкомиссии.
Ясный солнечный день. На небе ни облачка, лёгкий морозный ветерок, а сзади, я словно кожей спины чувствовал, громада челнока. Заправленного и готового доставить нас на орбиту. Произносились торжественные речи, развевались флаги, а я почему-то ну совершенно ничего такого не чувствовал, что журналисты нам приписывают.
Да, полёт во много носил политическое значение, да, что если бы оптимально, то надо было запускать два корабля с гораздо большей загрузкой и не по параболической траектории, а через Венеру.
Но надо было опередить американцев, которым эта высадка была последним шансом вернуть себе основательно порушенную нами репутацию сверхдержавы и сверхлидера. Они поднатужились и готовы были сделать свою экспедицию, но в следующее окно запуска. И тогда, если бы мы всё равно были бы первыми, эффект от высадки был бы основательно смазан.
У нас был готов к тому времени только один корабль и этим вся схема полёта определялась. Я это к чему говорю? Все эти "мелкие" детали, всплыли лишь позже в широкой печати, но на них не обратили никакого внимания за шумом того, что случилось со всей нашей экспедицией.
А после и вовсе замяли и затрамбовали под гром фанфар.
Мы же эти "детали" знали изначально, мы знали, что риск серьёзнейший, но всё равно, вместе с инженерами, руководителями проекта и просто рабочими, решили во что бы то ни стало выполнить полную программу.
Ту, что в общих чертах наметили на второй вариант, — отброшенный было вариант экспедиции.
Сейчас, после всего, что произошло, эти слова выглядят несколько высокопарно, но это было так. Мы совещались, и с нами совещались, и на всех уровнях мы отвечали: "Да, да, да! Мы знаем, мы осознаём, мы готовы".
