— Так-то оно так, да ведь все на ниточке держится. Вот опять приближаются выборы. Кто у нас станет мэром? Коммунист? Националист? Ставленник теневого бизнеса? И где будет наша с вами стабильность? Вот я и хотел обратиться к вам обоим, дорогие мои, за поддержкой. Старый конь борозды не портит. Мы с вами сработались, и дальше будем работать. За вами обоими большой авторитет, большое влияние в городе. Вы мне помогите, а я вам всегда помогал и еще помогу.
— Ну конечно, Анатолий Корнилович, вы — человек надежный. Без вас город невозможно помыслить, как без нашего замечательного кафедрального собора или матушки- Волги, — Мальтус направлял на мэра сразу множество излучений, — тепловых, световых, акустических. Каждое сканировало объект, считывало его мысли, делало срез мозга, фотографировало скелет. Все параметры поступали в компьютер, сложно синтезировались, сравнивались с заложенной в компьютер программой, вырабатывая для биоробота оптимальное поведение, просчитывая наперед ходы и реакции. Так воспринимал Ратников изощренную лесть Мальтуса, на которую мэр, лишенный электронных систем, реагировал своим природным чутьем и лукавством.
— Вместе мы победим, — патетически произнес Сыроедов, не сомневаясь в расположении к себе двух, самых влиятельных персон города, которым он оказывал множество больших и малых услуг и от которых ждал поддержки на выборах, — Конечно, мои конкуренты не Бог весть какой силы. Ну, пару едких статеек в малотиражных газетах. Ну, не доказанный компромат на городском сайте. Ну, эта смешная история, будто бы я продал вам, Владимир Генрихович, городской родильный дом чуть ли ни с роженицами. А вам, Юрий Данилович, уступил городскую пристань на Волге. Не боюсь я моих конкурентов от всяких там партий и правозащитников. Они — мухи по сравнению со мной. Но все же мандат доверия я хочу получить от вас обоих. Без вас я — ничто.
Он заискивающе посмотрел на обоих, но в глубине его масленых, упрашивающих глаз точно и холодно светились стальные точки опытного властолюбца и стяжателя. У мэра в городе был немалый бизнес. Он контролировал жилищно-коммунальное хозяйство. Не слишком заботясь о чистоте дворов, ремонте строений и исправностях водопровода, он собирал с жителей Рябинска немалую дань. Его жена владела сетью торговых точек, которые располагались в самых людных, бойких местах, а его дети имели несколько бензоколонок в городе и на трассах. Назначенцы мэра управляли городскими такси, платными автостоянками и городской телефонной станцией. Конторы ритуальных услуг и «кладбищенский бизнес» также приносили устойчивую прибыль. Скрытые доходы он получал от торговли земельными участками, войдя в непрозрачные отношения со строительными фирмами. Любая коммерческая деятельность, любой клочок городской территории, любое торговое заведение питали его благосостояние. Город был опутан цепкой паутиной его интересов, платил мэру невидимую десятину.
— Признаюсь вам, друзья, как я устал от этой обузы, — тащить на себе город столько лет. Видит Бог, — мэр обернулся на образ и бегло перекрестился, — Ушел бы я на покой и остаток лет прожил в уединении, на берегу нашего Рябинского моря, предаваясь, как говорится, созерцанию закатов и восходов. Но кому передать город? Спокойствие мнимо, страсти клокочут. Наши бандиты только с виду бизнесмены, а под мышками у них пистолеты. Кавказцы кишат на рынках, и черт знает, что у них там под прилавками, — наркотики или гексоген. «Бритоголовые» бродят с арматурой, заточками и цепями. Какие-то «красные мстители» с ручными гранатами тренируются в старом карьере. «Антифашисты» выступают против «фашистов», не знаю, где они их нашли. Панки, как черти чумазые, с зелеными и синими хохлами, вылитые попугаи. Сатанисты ночами бузят на кладбищах, колются шприцами, на могилах устраивают оргии. Это же гремучая смесь, спичку кинь, и город взлетит. Уверяю вас, это большое искусство управлять городом в условиях демократии. Это вам не тоталитаризм, — сделал рейд, сгреб пару десятков бузотеров, и все спокойно, — мэр, согбенный под бременем власти, приносил себя в жертву согражданам. Из последних сил, но продолжал служить городу, не ради корысти и честолюбия, а единственно во имя благополучия горожан.
— Как вы правильно все сказали, — сочувственно кивал ему Мальтус, — В народе, как в любом живом организме, таится столько вирусов, столько скрытых болезней. И чума, и скарлатина, и корь, и СПИД, и палочка Коха. Пока вокруг все нормально, человек живет и горя не знает. А чуть похолодало, подул сквознячок, сырости прибавилось, и все эти вирусы разом превращаются в эпидемии, начинают косить народ направо, налево. Вы, Анатолий Корнилович, замечательный врач, опытный лекарь. Держите эти эпидемии под контролем. Не даете русской чуме вырваться наружу.
— Я бы эти вирусы подавил в зародыше, — резко возразил Ратников, раздражаясь соседством с Мальтусом. Велеречивый, искусстный в лести, тот и был рассадником тлетворных микробов. Инфицировал город множеством болезней и хворей, которые тлели в отравленном народе, лишали его воли, чести и совести, множили преступления, губили молодое племя. Мальтус казался ему существом, имевшим иную, нежели он, Ратников, природу. Основывал свою деятельность на иных, противоестественных законах бытия. Пил отравленные соки из тлетворной, насаждаемой им же среды. Мэр был союзником Мальтуса, вкушал капельки разноцветного яда, которые копились в химически-ярких соцветиях, — в вывесках казино, ночных клубов и дорогих ресторанов. — Тоталитарный строй, о котором вы упомянули, Анатолий Корнилович, это — реанимация, в которой нуждается попавший в катастрофу народ. Не сомневаюсь, вы еще вспомните приемы управления, которыми пользовались на заре вашей славной карьеры.
— Не попрекайте меня, дорогой Юрий Данилович, моим коммунистическим прошлым, — без обиды, с добродушным снисхождением произнес мэр, — Мои оппоненты любят мне тыкать в глаза. Дескать, Сыроедов, как флюгер. То он «красный», то «белый», то «коричневый». Да хоть бы «серо-буро-малиновый»! Мне ведь важно не то, какой портрет висит на стене, — он бегло оглянулся на лики двуединых правителей, — А чтобы народу хорошо было. Чтобы эта свистопляска, которая началась в нашем царстве — государстве, и которая еще не окончилась, — чтобы она не так больно била по людям. А то ведь народ у нас совсем замордован. Я хоть и не без греха, и не господь Бог, а город наш сберег от «великих потрясений», как говорил Столыпин. И беречь буду. И вы, мои дорогие собратья, поможете мне в этом, не сомневаюсь.
Ратников не любил мэра. Знал его подноготную. Был вынужден мириться с ним, решая с его помощью множество повседневных задач, связанных с существованием завода. Видел достоинства старого хитреца, умевшего ладить с губернскими выскочками и с чванливыми московскими однодневками. Сыроедов поддерживал в Рябинске устойчивость и, пусть незначительное, но неуклонное развитие. Ратников предпочитал его Мальтусу, как земляне предпочитают себе подобных, а не пришельцев из загадочного и опасного космоса.
— Но теперь, Анатолий Корнилович, поговорим о деле, — сухо, ожидая противодействие, сказал Ратников. — Этот участок земли в бывшей промзоне, как болячка на теле города. Люди подъезжают по трассе и видят весь этот ужас. Свалка, ржавый металл, гниющие фундаменты. В Неваде неопознанные трупы зарывают в пустыне, а у нас — на этом пустыре. Я предлагаю возвести на нем Дом творчества молодежи. Кружки, олимпиады, интернет — залы, обсерватория. Молодежь оставит свои подворотни и пивные ларьки, и будет смотреть на звезды, конструировать модели самолетов и кораблей, слушать лекции выдающихся ученых и писателей — фантастов. Город получит новый интеллектуальный центр, снизится преступность, и воротами в Рябинск будет не ржавый огрызок загубленной советской цивилизации, а сияющий стеклом и дорогим камнем Дворец, символ нашего возрождения.
— Нам бы с вами вонь в подъездах ликвидировать, — вздохнул мэр, — Детские площадки с песочницами хоть кое-где оборудовать.
— А вы бы не хотели, почистив подъезды и построив детские площадки, превратить Рябинск в Город Будущего? В Рябинске живут несколько поколений великолепных инженеров. Их дети выигрывали математические и физические олимпиады. Они и сегодня выигрывают. Это город технократов с очень высоким интеллектуальным уровнем. Такой бесценный потенциал надо задействовать. Пусть в сытой толстокожей Москве строят развлекательные центры, стриптиз бары и заведения для утонченных и сомнительных наслаждений. Мы, вопреки Москве, должны создать у себя центры технотронного будущего, музеи техники, клубы фантастов. Я скоро установлю на заводе суперкомпьютер, самый мощный в Европе. На этом компьютере мы сможем просчитывать будущее, формировать его образ и воплощать его в жизнь. Поэтому я и прошу вас, Анатолий Корнилович, передать пустырь под строительства Молодежного центра. Это будет первым зданием нашего Города Будущего.
