Обниматься и целоваться они принялись у первого быка. И если и делали это демонстративно, то не для окружающих, а для всех на свете.
Одна из них была особенно хороша. Осиная талия, темные прямые волосы, темные чувственные (и видящие) глаза, родинка совсем как у всемирной красавицы Синди Кроуфорд, упругая, не кормившая еще грудь; она была в пассиве. Другая - крепенькая, голубоглазая, светловолосая в кудряшках выглядела попроще и, может быть, потому ее влекло к первой.
Влюбленных рыбок они изображали до второго быка. Наткнувшись на него, взобрались с третьей или четвертой попытки и возобновили свои игры уже на нем. Смирнов смотрел, охваченный противоречивыми чувствами.
Женщины, обнаженные и готовые к сексу, были всего в пяти метрах от него.
Красивые женщины.
Чужие женщины.
- Третьим будете?! - почувствовав его внимание (или биополе), закричала голубоглазая.
- Да у вас есть кавалеры... - заинтересованно приподнялся Смирнов.
- Так они на берегу, - засмеялась черноволосая.
- И вряд ли сюда поплывут, - до слез захохотала вторая, - они сухоплавающие!
- Да нет, спасибо, у меня ординарная ориентация.
- Ординарная это с кем? С женой? - голубоглазая "акала".
- Примерно.
- По-моему, это извращение, - с неприязнью посмотрела черноволосая в сторону берега.
"Мужик с брюхом - ее муж, - подумал Смирнов. - Или любовник. И он сволочь, если не стал с такой женщиной счастливым".
Голубоглазая соскользнула в воду, поплыла к Смирнову. За ней бросилась черноволосая.
- Мы к... к вам в гости, - сказала первая, устраиваясь на быке Смирнова. - Меня зовут Серафима, а вас как?
От нее густо пахнуло коньяком.
- Женя... - ответил Евгений Евгеньевич, ничего не чувствуя, кроме мягкого бедра девушки. Очаровывающего бедра. Когда с другой стороны тоже пахнуло коньком, и тоже прикоснулась ляжка, такая же мяконькая, но совсем другая по внутреннему содержанию, он растерялся, покраснел (!), закрутил головой, смотря то на берег, то на девушек, то на их все плотнее и плотнее прижимавшиеся бедра.
- А что, муж...чина, вы... так попусту нерв...ничаете? - спросила Серафима, стараясь сладить с разбегающимися глазами.
Смирнов не нашелся с ответом, и девушки, моментально о нем забыв, принялись целоваться за его спиной.
-А вы откуда, Женя? - спросила Валентина, минуты через три положив ему голову на плечо.
- Из Москвы. - Смирнов боялся, что у него встанет.
- О, муж...чина! Как я хо...чу стать москви...чкой! - обняла его Серафима. - Давайте я вас поцелую. У-у-у...
Смирнов подставил щеку.
Серафима поцеловала.
Он включился. Пришлось прикрыть его руками.
- А кем вы работаете? - продолжала спрашивать черненькая, явно отстававшая от подружки на пару стаканов.
- Я - старший научный сотрудник.
Сказав, он вспомнил институт биолингвистики короткохвостых раков и криво улыбнулся.
- Бедня...жка... - едва не прослезилась Серафима.
Она подумала, что собеседник стыдится своей работы.
- А вы знаете, мне кажется, что я вас где-то видела, - отстраняясь, взглянула Валентина. Сочувствие виделось и в ее глазах.
Ответа не последовало. Женщина склонила голову и принялась алым ноготком рисовать что-то на плече Смирнова. Тот, сумев преодолеть его настойчивую попытку отодвинуть ладонь и взглянуть на женщин, пририсовал себе ноль:
- Возможно, вы видели мою фотографию на книжке. В "Черной Кошке" вышло три или четыре моих приключенческих романа.
- О, муж...чи-н-на! Вы писа-а-тель?! - благоговейно вскинула глаза Серафима.
"А неплохой коньяк они жрут", - подумал Смирнов и ответил:
- Да... По крайней мере, некоторые люди таковым меня считают.
- О, я вас хочу муж...чина! - воскликнула Серафима и, крепко обняв писателя, повалилась с ним в воду.
На джентльменское освобождение от экстатического объятия ушло минуты три; две из них прошли под водой. Выскользнув, он поплыл к берегу.
- Они вас не обижали? - равнодушно спросил пятидесятилетний мужчина, когда Смирнов сел у своих вещей. Второй, укрывшись полотенцем, спал на животе.
- Да нет, - посмотрел Смирнов на девушек. Забыв обо всем на свете, они целовались на мелководье. - А кем они вам приходятся?
- Черненькая - жена. А беленькая ее недавняя подружка. Давеча мы познакомились с ней в ресторане.
- И вы так спокойны?
Мужчина напомнил Смирнову шахматную фигуру из красного дерева. Искусно сделанная, но снятая с доски, она лежала на замусоренном берегу Черного моря.
- Такая жизнь кругом, - с полуулыбкой человек смотрел на девушек. Сегодня ты жив, здоров, богат и известен, а завтра - нищ и болен, и не у кого занять на пулю, которой самое место в твоей голове. И потому нет смысла кого-то учить, поправлять, наказывать... Этот мир надо принимать таким, какой он есть. По крайней мере, я пытаюсь убедить себя в этом.
- Вы что, преступный элемент? Сегодня пан, а завтра пропан?
- Да нет, просто элемент. Элемент российской периодической системы.
- Вы имеете в виду номенклатурную систему элементов?
Мужчина сжал губы. Лицо его стало высокомерно-холодным, даже ледяным. Смирнов, участливо покивав, взялся перекладывать рюкзак. Когда он шел по городу, кастрюля надоедливо скребла аптечку, и пришла пора лишить ее права голоса.
- А вы, значит, путешествуете... - передумал дуться мужчина, пристально посмотрев на рюкзак, латанный белыми нитками.
- Да, вот, путешествую.
- Пешком, без палатки и спального мешка?
- А вы наблюдательны.
- Что есть, то есть. Давайте, что ли, познакомимся? Меня зовут Борис Петрович.
- А я Евгений Евгеньевич.
- Я вижу, вы свободны, не богаты, и вам нечего терять.
"Номенклатурный элемент" хотел задеть собеседника, которому все "до лампочки".
-Да, мне нечего терять, но центральная часть вашего заявления не вполне точна.
- Вы хотите сказать, что вы состоятельный человек?
Борис Петрович спросил по-генеральски, и Смирнов отвечал, не думая.
- Нет. Я просто имею возможность стать таковым.
- И как же?
- Наследство. Я могу получить солидное наследство. В середине пятидесятых моего деда по родному отцу - он был красным генералом посмертно реабилитировали, и жене, то есть моей бабушке вернули все его имущество. В пятьдесят шестом она пошла с этим известием к другой моей бабушке, которую я называл тогда мамой, но та выпроводила ее, не выслушав. Месяц назад я случайно выкопал в Интернете, что у меня есть особняк в Москве, куча орденов, медалей, золотого оружия и коллекция редких почтовых марок... Всего на несколько миллионов долларов...
Сказав последнюю фразу, Смирнов, огорчился. Надо же, развыступался. В такое время так трепаться перед незнакомыми людьми - это все равно, что стрелять себе в голову!
- Ну и почему вы не вступили в права владения?
- Сестры, - вздохнул Евгений Евгеньевич. - Оказывается, у меня есть две сводные сестры. Я так хочу их увидеть, но не могу... Боюсь.
- Почему?
- Ну, представьте, у вас есть две единокровные сестры, вы приходите к ним, весь такой взбудораженный, счастливый - ведь сестры, младшенькие - и видите у них в глазах глухую ненависть: "Ограбить пришел!" Или лисью решимость: "Ничего не получишь, и не надейся!"
- Вы так не верите в людей? Даже в родных? - Борис Петрович смотрел по-другому. Внук генерала - это внук генерала. Это ровня.
- Я - научный работник. Настоящий, смею думать. И потому слово "вера" и его производные в моем лексиконе отсутствуют.
- Нет, все-таки не верится. Вы могли бы не работать за гроши, не делать черт знает что, а ездить по миру с красивыми женщинами... Это, знаете ли, стоит небольшой разборки с единокровными сестричками.
- Это не самое главное... Тем более, я наводил справки и узнал, что сестрички к моему возникновению на их горизонте отнесутся так, как я предполагал. И вообще, знаете, мне кажется, Бог не зря сделал меня таким, какой я есть. Добавь в меня больше денег, счастья, везения, и я взорвусь, рассыплюсь, погибну, стану не своим человеком...
Мужчина нахмурился, отвернулся к морю. Валентина с Серафимой самозабвенно целовались на мелководье.
- Я вижу, вам досталось больше денег и счастья, чем нужно? - не смог не съязвить Смирнов.
Денег у его собеседника куры не клевали. На скатерке лежали килограмм копченой осетрины, большая банка черной икры, еще что-то крайне аппетитное и дорогое в красивых упаковках. И три бутылки марочного армянского коньяка минимум по тысяче рублей каждая.
- Знаете, что, давайте, выпьем за знакомство? - перевел мужчина разговор в практическую плоскость.
- Мне пора идти, - неискренне замялся Смирнов - черной икры он не ел лет десять. - Здесь ночевать стремно - люди кругом, и потому надо выбираться из города, а я не знаю, можно ли это сделать по берегу.
- Выберетесь! И вообще, давайте посидим, покупаемся, поговорим, а вечером поедем ко мне. Я живу под самыми горами в коттедже - не люблю правительственных дач с их дутым населением. Поедемте! Вымоетесь, поспите на мягком в комфортабельной спальне?
