— Да, существуют! Но застать любимую женщину в обществе неизвестного мужика, да еще ранним утром…
Спокойный и уверенный с другими, со мной Влад всегда немного робел. Меня это и забавляло, и смешило, и мешало воспринимать его серьезно. Но сейчас я отчетливо видела, что скрывается за этой робостью. Не будь ее, он бы все высказал мне в глаза. В тех или иных выражениях. Интересно в каких? Назвал бы меня легкомысленной, или шлюхой, или словом из пяти букв, которые у нас любят писать на заборах и в кабинах лифтов?.. Только в такие минуты и познается человек!
— Ты ведь понимаешь, что я не стану оправдываться. Успокоишься — позвонишь, — отозвалась я равнодушно. — Договорились?
Влад побледнел и вышел из комнаты.
Вот тебе и свадьба! А впрочем, он по-своему прав. Ситуация действительно очень неприглядная, а я даже и не пыталась немного скрасить ее. Это потому, что я им не дорожу. Умом понимаю, а сердцу не прикажешь. Надо бы позвонить… но до чего же не хочется! Я потянулась, вздохнула. От снотворного голова болит, слабость страшная, а не уснешь. Сон перебили.
И что за человек Влад?! Нельзя без нужды вламываться в чужой дом раньше девяти. Ах да! Он решил, что дом не чужой. Я сама дала ему понять. Зачем? Не знала, что делаю. Вышло еще хуже. Теперь он может навсегда стать чужим. Прощайте, мечты о хорошей семье!
Мне стало жаль своих красивых фантазий. Но с другой стороны, на то они и фантазии, чтобы не воплотиться. А ну-ка посмотрим, что там у нас на самом деле.
А что? В соседней комнате — Глеб Мажаров, претендующий на квартиру моего брата. Вчера из разговора за ужином я поняла, что в Москве ему остановиться совсем негде. Родители живут в подмосковном Пущине — восемьдесят километров от Кольцевой дороги. Друзья? Но к ним не напросишься на неопределенный срок. Снять? В крайнем случае, если ничего другого не подвернется. И тут я вспомнила про нашу дачу. Пожалуй, за постой можно попросить его выполнить какие-нибудь нехитрые поручения. Мама испереживалась, что в этом году мы выбились из привычного графика. Пусть он сделает что-нибудь, хотя бы траву скосит на участке… Дача у нас в пяти минутах езды от Красногорска. Оттуда ему удобно будет ездить на работу на «Сокол». Вчера я, сама не зная зачем, спросила, где находится их компания.
Сейчас предложу Глебу этот вариант и, если он согласится, сама отвезу его на дачу.
Потом надо поехать к маме. Журналы не забыть. Про Влада пока промолчим — еще неизвестно, как он поведет себя. Будем надеяться, что адекватно. Поймет, что случай с Глебом — недоразумение. И еще, пусть запомнит на всю жизнь: что бы ни случилось, я оправдываться не стану! Лучше ведь сразу все понять друг про друга.
Еще немного порассуждав и подумав, я вышла из комнаты и приступила к привычным утренним процедурам.
Завтракали кофе и бутербродами с икрой. Глеб сказал, подарок из Новотрубинска.
— Кому же он предназначался? — Я весело кусала толсто намазанный бутерброд.
— Да никому конкретно. Оттуда все везут икру из-за дешевизны. Кроме икры, хорошего в тех краях немного.
— А вы-то что там целый год делали?
— Работал. Вряд ли вам интересны подробности.
— Нет, почему же.
Оказывается, в Новотрубинске Глеб апробировал установку собственного изобретения. Назначение установки — ликвидация химического оружия.
Представляете? Сначала вся страна любой ценой обеспечивала высокий уровень обороноспособности, а теперь мы из кожи вон лезем, чтобы только этот уровень пониже стал.
Целый год Глеб занимался принципиальной разработкой деструктивного приспособления у себя в конторе в Москве, потом в Новотрубинске доводил эту хитрую вещицу до ума. Когда все получилось, то есть химическое оружие стало грудой металлолома, Глеб со товарищи был удостоен всякого рода поощрений. В том числе материальных.
Победитель химического оружия вернулся в Москву и оказался у запертых дверей родной квартиры. Она принадлежала его дедушке, и в ней Глеб провел первые годы жизни. Завершив образование, родители отбыли работать по распределению в подмосковное Пущино и прихватили с собой ребенка.
— Теперь опять придется в Пущине поселиться! Как в годы золотые…
— Можете у нас на даче пожить, — предложила я. — Условия хорошие и от Москвы близко. Мы хотя и невольно, но причастны к вашим скитаниям…
— Нет уж, спасибо. Я и без того вам столько неудобств причинил!
— Так вышло. Вы-то при чем?
— Да… Но ваш знакомый, наверное, по-другому считает.
— Какой знакомый?
— Который приходил сегодня утром.
— Он вам сказал что-нибудь?
— Нет, ничего. Но вид имел довольно-таки грозный.
— Это не из-за квартиры.
Глеб ухмыльнулся:
— Я догадываюсь… Глупо все как-то получается. Сплошные недоразумения.
— Все нормально! А насчет знакомого не беспокойтесь. Захочет — разберется, что к чему.
— Вы что же, ему ничего не объяснили?
— Только в общих чертах.
— И вам его совсем не жалко?
— Нет! Почему я должна его успокаивать и жалеть?!
— Ну, Наташ, вы железная женщина.
— В наше время почему-то считается, что в трудных обстоятельствах женщина должна пожалеть мужчину! А ваша жена тоже жалеет вас?
— Жена? — переспросил он задумчиво. — Вообще-то она была к этому склонна. Но теперь уже точно ничего сказать не могу. Жена-то бывшая.
— А новотрубинская подружка?
— Откуда вам известно о ней?
— А вы думаете, только вам все известно? Вы — единственный в мире психоаналитик и экстрасенс! — Я намазывала черной икрой очередной (уже четвертый!) бутерброд. Хорошо бы не треснуть!
— А если серьезно, — начал Глеб, отсмеявшись, — вы не расстраивайтесь. Лучше откровенно поговорите со своим… знакомым. Хотите, я сам с ним поговорю?
— Да что вы! И не думала расстраиваться. Смотрите, какой у меня аппетит! Съем сейчас всю вашу икру.
— Съешьте на здоровье! Я, когда ее в Новотрубинске покупал, просто диву давался. Кому покупаю? Зачем? Никто из моих ее особенно не любит.
— А я просто обожаю.
— Вот видите, икра пригодилась. Ничего случайного в этом мире не происходит. Вы замечали?
— Замечала.
Глеб допил кофе, отодвинул чашку.
— Ну ладно. Спасибо за гостеприимство. Приятно было познакомиться.
— Мне тоже… Тем не менее встретимся в суде.
Он кивнул:
— Как это ни странно.
Через минуту за ним захлопнулась дверь.
Теперь я могла насладиться долгожданной свободой. Делай что хочешь — принимай ванну, валяйся на диване, смотри телевизор. Однако мне не хотелось ни того, ни другого, ни третьего. Во-первых, настораживало молчание Лешки. Во-вторых, свербили неприятные воспоминания о Владике. Сложно разобраться в собственных чувствах. Если бы он сейчас позвонил, неизвестно, как бы я стала с ним разговаривать. Приветливо, как с будущим мужем, или безразлично, как с чужим. Что ж, пусть, по крайней мере, все будет естественно с самого начала. Естественный альянс или естественный разрыв. Никаких волевых решений! И все же, почему так тоскливо вспоминать о нашем утреннем разговоре?..
