– А-а.
Ясуко все еще что-то говорила.
– Перестань, пожалуйста. Я ничего не слышу, – не выдержал наконец Синго.
Кикуко опустила голову и улыбнулась украдкой.
– Я буду вам передавать.
– Передавать? Ни к чему. Просто бабка сама с собой разговаривает.
– Прошлой ночью она видела сон, что дом в деревне весь развалился.
– Хм.
– Что вы сказали, отец?
– Кроме «хм», мне нечего сказать.
Звук льющейся воды прекратился, и Ясуко крикнула:
– Кикуко, поставь, пожалуйста, цветы в вазу. Красивые, я и решила срезать их. Поставь, пожалуйста.
– Сейчас. Только сначала покажу отцу.
Кикуко принесла охапку клевера и пампасовой травы.
Ясуко помыла руки, налила воду в керамическую вазу из Сигараки, и с вазой в руках тоже вошла в комнату.
– Очень красиво расцвел амарант рядом с домом. С этими словами Ясуко села.
– Амарант есть и у того дома, где подсолнухи, – сказал Синго, вспомнив, что прекрасные цветы подсолнухов сорваны бурей.
Стебли были разломаны на мелкие кусочки и разбросаны по дороге. Несколько дней валялись и цветы. Казалось, это валяются человеческие головы.
Лепестки на цветах увяли, толстые стебли ссохлись, поблекли – и все это вываляно в земле.
Возвращаясь домой, Синго поневоле наступал на них, но старался не смотреть.
Сломанные голые стебли с оторванными головами и без листьев по-прежнему торчали у ворот. Рядом с ними росло несколько гинго со спелыми плодами на ветвях.
– И все-таки таких гинго, как у соседей, ни у кого поблизости нет, – сказала Ясуко.
2
– Я видела сои, что дом в деревне весь развалился, – сказала Ясуко – это был ее родной дом.
После смерти родителей Ясуко он уже много лет стоял пустой.
Отец собирался завещать дом Ясуко и поэтому отдал ее старшую сестру в дом мужа. Отец, любивший старшую дочь, поступил так просто потому, что пожалел Ясуко, понимая, что у ее красавицы сестры больше возможностей устроить свою жизнь.
Вот почему, наверно, он разочаровался в Ясуко, когда та после смерти сестры ушла в ее дом и стала работать изо всех сил, надеясь занять ее место. Может быть, Ясуко поступила так оттого, что испугалась ложившейся на нее ответственности за родителей и родительский дом, и отец раскаялся в своем решении.
Брак Ясуко и Синго как будто обрадовал отца.
Казалось, он примирился с тем, что после его смерти некому будет следить за домом.
Сейчас Синго больше лет, чем было отцу Ясуко, когда они поженились.
Мать Ясуко умерла первой, и ко времени смерти отца вся земля уже была продана, остался лишь небольшой участок леса и усадьба. Даже никаких ценных вещей не осталось.
Лес и усадьба были записаны на имя Ясуко, и она поручила присмотреть за ними деревенским родственникам. Чтобы выплачивать налоги, им, наверно, пришлось постепенно свести весь лес.
В течение многих лет Ясуко совсем не тратилась на дом в деревне, но зато и дохода никакого не получала.
Одно время, когда в годы войны в деревню приехали эвакуированные, на дом можно было найти покупателей, и Синго до сих пор жалеет, что Ясуко не проявила решительности.
Свадьбу Синго и Ясуко отпраздновали в ее доме. Бракосочетание единственной оставшейся в живых дочери устроили не у жениха, а в ее доме, – такова была воля отца.
Синго помнит, что, когда они обменивались чашечками сакэ, упал каштан.
Ударившись о тяжелые каменные плиты садовой дорожки, он из-за ее крутизны отлетел далеко в сторону и упал в быструю горную речку. Полет каштана, после того как он ударился о камень, был так удивительно красив, что Синго чуть не вскрикнул в восторге: «О-о». И тут же посмотрел на окружающих.
Никто из них, кажется, не обратил внимания па какой-то упавший каштан.
На следующее утро Синго спустился к горной речке. У самого берега он увидел каштан.
Каштаны падали поблизости все время, и это мог быть совсем не тот, что упал во время брачной церемонии, но Синго подобрал его и решил рассказать о случившемся Ясуко.
Но история с каштаном выглядела слишком по-детски. Поверит ли в нее Ясуко или кто-либо другой? Синго выбросил каштан в прибрежную траву. Он не столько боялся, что Ясуко не поверит ему, сколько стыдился мужа ее старшей сестры.
Если бы свояк не видел, как упал каштан, Синго еще во время вчерашней брачной церемонии смог бы рассказать об этом.
Присутствие свояка на свадьбе подавляло Синго, он чувствовал себя чуть ли не оскорбленным.
Синго, который и после свадьбы был влюблен в сестру Ясуко, чувствовал себя униженным и не мог относиться к этому человеку спокойно даже сейчас, когда старшая сестра умерла и он, Синго, женился на младшей – Ясуко.
Больше того, роль самой Ясуко была достаточно унизительной. Все время, пока Ясуко после смерти сестры жила в доме зятя, он делал вид, будто ему неведомы истинные ее намерения, и пользовался ею просто как доброссовестной прислугой.
Было совершенно естественно пригласить его как близкого родственника на свадьбу Ясуко, но Синго испытывал такую неловкость, что даже старался не смотреть в его сторону.
Свояк по-прежнему был ослепительно красив – что правда, то правда. Синго казалось, что вокруг того места, где сидит свояк, разлито сияние.
Для Ясуко сестра и ее муж были людьми какой-то необыкновенной сказочной страны, и, женившись на Ясуко, Синго тоже уверовал, что свояк – человек, за которым ему никогда не угнаться.
Синго все время чувствовал, что с высоты своего величия он наблюдает за брачной церемонией холодно и презрительно.
И то, что Синго так и не рассказал тогда Ясуко о пустяке – упавшем каштане, – навсегда наложило мрачную тень на их супружескую жизнь.
Когда родилась Фусако, Синго втайне надеялся: вдруг она станет красавицей, похожей на старшую сестру Ясуко. Жене он, разумеется, не мог сказать об этом. Но Фусако выросла некрасивой, даже некрасивее, чем мать.
Как говорил Синго, кровь старшей сестры не возродилась через младшую. В душе он разочаровался в жене.
Через три-четыре дня после того, как Ясуко видела сон о своем доме, от родственников из деревни пришла телеграмма – они сообщали, что туда приехала Фусако с детьми.
Телеграмму получила Кикуко и передала ее Ясуко, и та еле дождалась возвращения Синго.
– Мой сон о доме в деревне, наверно, и был предзнаменованием, – сказала Ясуко, но, глядя, с каким невозмутимым видом Синго читает телеграмму, она вдруг успокоилась.
– Хм, приехала в деревню?
Во всяком случае, жива-здорова – первое, о чем подумал Синго.
– Интересно, почему ей было не приехать к нам?
– Может быть, она подумала, что, если приедет сюда, это сразу же станет известно Аихара?
– А сам Аихара говорил тебе что-нибудь? – Нет.
– Наверно, у них действительно полный разлад. Жена забирает детей и уходит из дому…
– Может быть, и самой Фусако не захотелось, как в прошлый раз, возвращаться к родителям. Да и Аихара тоже не очень-то ловко показываться в нашем доме.
– Все равно, не нравится мне это.
– Я просто поражена – как она смогла добраться до деревни?
– Лучше бы сюда приехала.
– «Лучше бы»… У тебя это звучит так безразлично. Мы сами виноваты в том, что Фусако не решилась вернуться домой и что она несчастна. Все это время я с грустью думала: неужели между родителями и дочерью возможны такие отношения?
Синго нахмурился и, выставив вперед подбородок, стал развязывать галстук.
– Ладно, потом. Где мое кимоно?
Кикуко принесла домашнюю одежду Синго. Взяв его костюм, она молча вышла.
Все это время Ясуко стояла потупившись, по когда Кикуко ушла, пробормотала:
– Не исключено, что Кикуко тоже уйдет из дому.
– Неужели родители до такой степени ответственны за семейную жизнь своих детей?
– Тебе не понять душевного состояния женщины… Женщина страдает совсем не от того, от чего страдает мужчина.
– Значит, по-твоему, любая женщина может легко понять душевное состояние другой?
– Сегодня Сюити снова не пришел вовремя. Почему он не может возвращаться вместе с тобой? Всегда ты приходишь без него. И Кикуко убирает только твой костюм.
Синго промолчал.
– Ты не хочешь посоветоваться с Сюити насчет Фусако? – сказала Ясуко.
– Нужно, наверно, просто послать Сюити в деревню. Пусть привезет ее сюда.
– Фусако может не понравиться, что приехал Сюити. Ведь Сюити всегда издевается над ней.
– Теперь не время об этом думать. В субботу и пошлем его.
– Опозорила нас на, всю деревню. Сами мы ни разу туда не ездили, будто ни деревни, ни родных у нас нет, а Фусако, хотя там ей совсем не на кого рассчитывать, потащилась в деревню.
– Кому она там нужна?
– Придется ей жить в нашем пустом доме. Тетка вряд ли сможет ее приютить.
Тетке Ясуко было уже за восемьдесят. С двоюродным братом, нынешним главой семьи, Ясуко тоже не поддерживала отношений. А Синго даже не мог вспомнить, сколько человек в семье Ясуко, оставшейся в деревне.
