Монк (как бы очнувшись). …что-что?
Леона. Доносятся до меня «пафф-пафф», как будто старый паровозик к станции подходит.
Леона оборачивается на звук. Он исходит от Билла: тот сидит за неосвещенным столом — рядом с ним Вайлет, за ней Стив — и, как собака, часто и тяжело дышит.
А, глаза б мои его не видели… Монк, виски мне.
Монк. Хватит с тебя, Леона.
Леона. Уже первый час, Монк, годовщина смерти моего братика позади, не волнуйся, со мной проблем не будет. (Подходит к стойке.) …Ужасно жалко себя было.
Специальный прожектор освещает отрешенное и заплаканное лицо Вайлет.
…У нее какая-то магия в руках.
Занавес
Действие второе
Прошел час. Сидящие за столом справа поют хором. Леона молчит. Она с угрюмым видом сидит за стойкой бара и смотрит в точку.
Вайлет. «Пожар всемирный мне ни к че-ему».
Стив. «Пожар всемирный мне ни к че-ему».
Вайлет. Больше всего я старые песни люблю. Попробую напеть одну — еще мама помогла мне ее разучить.
«Улечься я хочу в цветах душистыхСредь пышных роз и лилий,Средь фиалок и гвоздик,Но с помощью твоей».
Леона. Еще чего выдумала. Ее — что рядом с розой, что рядом с кактусом на спину положить, — все без разницы.
Билл подходит к стойке и берет банку с пивом.
По-моему, тебе безразлично, что я сегодня уезжаю.
Билл пожимает плечами и направляется к стоящему в глубине сцены столу.
А ведь я настроена серьезно. (Подсаживается к его столу.) Опытная косметичка с большим стажем везде себе работу найдет.
Билл. Судя по твоей собственной внешности, этого не скажешь.
Леона. Это все мелочи, главное, что я свое ремесло знаю и умею с людьми обращаться… и могу сама себе на жизнь заработать. Как только приезжаю в новый город, сразу же начинаю листать желтые страницы телефонного справочника и выбираю косметический салон поближе к моей стоянке. Прихожу я в салон и предлагаю свои услуги — пару дней работаю бесплатно. А через два дня я уже на коне и диктую свои условия: пятьдесят процентов с выручки плюс чаевые, само собой. Их устраивает и моя работа, и мой характер, и мое обращение с клиентами. Скучать уж я им не даю.
Билл. С тобой не соскучишься, это точно.
Леона. …Есть, конечно, что вспомнить, было у нас кое-что приятное, особенно когда просыпаешься среди ночи, свешиваешься с верхней койки и смотришь, как ты дрыхнешь на нижней.
Билл садится за другой стол.
Леона (громко, на весь бар). Да-да, на нижнюю заваливался. Напьется вдрызг — и на верхнюю койку только с краном его уложишь. Уступаешь ему тогда нижнюю, а сама на верхнюю перебираешься.
Билл. Как будто сама вдрызг не напивалась. Скажешь, нет?
Леона. Я как очнусь с перепоя — так или на стуле, или на полу окажусь, да-да, ты считаешь, что мое место на полу. Иной раз даже наступал на меня, как на тряпку или таракана. Ты ведь эгоист до мозга костей. Поменял десяток женщин так и возомнил о себе бог знает что, решил, что не такой, как все. Что-то в тебе, пожалуй, есть, но ты не лучше всех, малыш. Вот брошу все и умчусь в ночь, туман не туман, и буду переживать за тебя, но только потому, что ты так и не собираешься взрослеть, ведь тебе же будет хуже, взрослеть-то рано или поздно придется… Я же тебя любила! Но нюни распускать себе не позволю. Это просто усталость меня до слез довела.
Вайлет переживает за Леону, на лице ее появляются слезы.
Вайлет. Билл, встань и попрощайся с Леоной. Она же одинокая, у нее никого в этом мире нет.
Леона. Я в дружбе со всем миром, а Маккоркл пусть себе сидит как сидел, раз ему так трудно со стула свой зад приподнять. А насчет одиночества я вам вот что скажу, голубчики вы мои, все мы — от матери рожденные — одиноки, еще с утробы… Ну вот, я и на новом месте: чтоб одной в своем доме на колесах не скучать, подыскиваю себе кого-нибудь, да приглядываю какое-нибудь заведение, чтоб вечера коротать, две-три, да, две-три недели на это и уходит. Первые недели очень тяжело, ужасно обратно тянет, надо только перетерпеть, все равно найду, с кем за бутылочкой время провести и даже заведу себе… друзей…
Фигура ее освещается. Засунув руки в карманы, выходит на авансцену. Для пущей убедительности понижает голос и становится серьезной.
И вот, в один прекрасный момент происходит чудо. Я вдруг чувствую, что никакого зла на своих старых знакомых не держу, оно исчезает, улетучивается из памяти, а остаются только приятные воспоминания. Вспоминаю, например, их лица во время сна и… Жизнь! Жизнь! Я никогда не говорила «подумаешь», только «Жизнь», — что бы со мной ни случалось, я ее воспевала, как Бога, потому что хлебнула в жизни всякого, и перемен… не боюсь.
Возвращается к стойке.
…Так что чувство собственного достоинства и у меня есть. Если уж с любимым человеком живу и оберегаю его, то я вправе рассчитывать хотя бы на уважение с его стороны, и если я его лишаюсь, то Я ЕДУ ДАЛЬШЕ, Я ЕДУ ДАЛЬШЕ… Мой дом — это дом на колесах, и другого мне не надо.
Вайлет направляется к Леоне.
А эта что тут делает? Эй! Ты что тут делаешь?
Вайлет. Ты же моя самая близкая подруга, самая-самая…
Словно в религиозном экстазе, качается из стороны в сторону и всхлипывает.
Леона. Что-что, а ну повтори.
Вайлет всхлипывает.
Язык проглотила. Что она тут несла?
Вайлет. …САМАЯ БЛИЗКАЯ!
Леона. ЧТО?
Вайлет. …ПОДРУГА!
Леона. Я тебе больше скажу, я твоя единственная подруга, могу спорить на что хочешь, и когда тебе снова плохо будет, ни одна душа о тебе не позаботится. Не будет тебе ни цыпленка, ни горячего бульончика мясного, ни посуды, ни приборов, всем на тебя будет наплевать, и подохнешь ты в свой крысиной норе — кругом ни души, только «бум», «бум» из боулинга и бильярдной будет доноситься. Уж лучше тебе помереть — чем жить, как ты живешь. Я сейчас пойду за стойку бара сяду, а вы тут на пару переживайте, слезы лейте. Как любил повторять мой итальянский друг: «Meglior solo que mal accompaniato», что означает: «Лучше быть одному, чем с кем попало».
В тот момент, когда она направляется к стойке, входит Док.
А, явился — не запылился? Уж больно быстро ты роды принял. А может, закопал младенца? Или его мамочку? Обоих их закопал, и мать и дитя?
Док (Монку). Заткни ей рот, ладно?
Леона. Такой женщине рот не заткнешь. Кря-кря, Доктор я, кря-кря, Доктор я, кря-кря.
Док. У МЕНЯ ЛИЦЕНЗИЯ ЕСТЬ!
Леона. ПОКАЖИ свою лицензию. Когда своими глазами увижу, тогда и заткнусь!
Док. Лицензия на врачебную практику — это тебе не водительское удостоверение, это тебе не карточка, которую любая пьянь себе держит, как за руль садится, ее в бумажник не засунешь, ее в кабинете на видном месте вывешивают.
Леона. Вот где твой кабинет! Ну и на какой стенке тут твоя лицензия? Может, за парусником или еще где? А может, твоя лицензия на врачебную практику в мужском туалете висит? Среди надписей похабных?
Монк. Леона, ты же сама сказала, что годовщину смерти своего брата отметила, пора бы…
Леона. ПОРА БЫ ЧТО?
Монк. Утихомириться, ты же сама так решила. Билл, увези Леону домой, сию же минуту.
Леона. Боже мой, чтоб я его к себе близко подпустила? Или к своему трейлеру? В такой день? (Как бы отбиваясь от нападений, размахивает вправо-влево шляпой и бьет ею по стойке; огромные груди ее вздымаются, в глазах дикий блеск.)
Вайлет. Стив, пошли скорей, а то закроют перед носом, и нам больших гамбургеров не достанется. С утра ничего не ела, одна жидкость в желудке. Хочу гамбургер большой-большой.
Билл смеется.
Стив. Получишь свои сосиски с перцем по дороге домой. Голодной не останешься. Все дай… дай… дай… Лишь бы клянчить да руками шарить. Ты со своими привычками… позоришь меня!
Вайлет. Сам такой же неприспособленный, не тебе такое говорить.
Леона (подозрительно оглядываясь). Да… (Бьет шляпой куда попало.) Да!
