И вдруг что-то изменилось. Что-то темное заволокло зеркало, словно солнце исчезло и небо затянули тучи. Это она, тень. У этой призрачной тени было лицо, которое Ивари не раз видела в своих кошмарах: затянутое пепельной дымкой, призрачное и неживое. Девушка из того ужасного зеркала на испытании в академии теперь преследовала ее.
Растрепанные фиолетовые волосы и глаза… нет, не глаза, черные провалы. И если раньше Ивари думала, что увидела маму, теперь у нее не оставалось сомнений: испытание пробудило кровожадный призрак, который теперь преследует ее. Ивари казалось, будто воздух в легких куда-то испарился, дыхание перехватило. Руки задрожали. Все внутри сжалось от ужаса. В гладкой поверхности, внезапно затрепетавшей темными переливами, она увидела свою тень и свой кошмар. «Только не днем, это был просто сон, о богиня, пусть она исчезнет!» – мысленно кричала Ивари, а внутри все мутило от первобытного ужаса. Воспоминания о том, на что способен этот призрак, были слишком свежими. Но никто не заметил, что с графиней что-то неладно.
– У меня уже в глазах рябит от этих нарядов, – устало выдохнула Фитоль и оттащила застывшую Ивари от зеркала. – На сегодня сеанс самолюбования можно считать завершенным.
Рука подруги была теплая и немного влажная от полуденного зноя, от которого не спасали даже магические ветерки, искусно замаскированные под статуэтки невест. Это простое прикосновение разрушило наваждение.
– Предлагаю поесть мороженого в «Эль-Карамбано».
Фитоль многозначительно посмотрела на брата. Парням было достаточно лишь намека, чтобы вырваться из этого душного пристанища женских тряпок. Но в душе Ивари творился такой хаос, что она, казалось, не замечала ничего вокруг.
– Ты привидение увидела? – беззаботно спросила Фитоль, заглядывая в зеркало. – Руки у тебя просто ледяные! Выглядишь нездоровой. Мадам Бри, упакуйте все, пусть доставят по адресу графини.
Ивари не проронила ни слова, пока они садились в новомодную коляску Варимонда, не отвечала даже на прямые вопросы спутников, когда они проехали полпути к кафе. Варимонд с такой силой размахивал веером перед ее лицом, словно воплощал в каждом движении всю свою страсть. Заколка, удерживающая завитые локоны на макушке, не выдержала пыла его любви, и прическа Ивари стала выглядеть совсем неприлично для молодой благородной сеньориты. Однако графиня, казалось, не обратила на это никакого внимания.
– Ты же всю укладку ей растрепал, – возмутилась Фитоль и выхватила из рук Варимонда злополучный веер. – Бедняжка, ты совсем заболела! Это все духота и магический холод в салонах: с лета в зиму – тут любой простынет. И лоб такой горячий!
После испытания в академии в жизни Ивари было мало места для радости. Она даже покорно соглашалась на прогулки с неугомонным кавалером и безропотно выполняла бесконечные распоряжения тетушки, в надежде, что физическая и моральная усталость избавят ее от ночной гостьи. Всю ночь ее комнату заливал яркий свет. Она боялась теней и заставила нянюшку стащить в спальню самые яркие маглампы. Но это не помогло.
Жуткий призрак стал являться под утро, когда Ивари была уже слишком утомлена и не могла бороться со сном. Что бы ей ни виделось до этого, она неизменно оказывалась в своей спальне. Пламя свечей пускалось в бешеный вертеж, холодный лунный свет падал на узорный коврик у кровати, а с потолка, окон и закрытой двери стлались тени.
Паучьими лапами они ползли к ней. Изогнутые, коряжистые, угловатые твари избрали ее спальню для своих безумных плясок. Они кружили вокруг нее, кусали, рвали все пространство своими невидимыми когтями. А насытившись – сливались воедино. И тогда из аморфной тьмы появлялась она – призрачная девушка с пустыми глазами. Ее сиреневые волосы мерцали в лунном свете, словно аметисты.
– Надеюсь, сегодня ты дашь мне имя? – хищно усмехаясь, говорила она.
Сколько бы Ивари не перебирала имен накануне, во сне не могла вспомнить ни одного. От ужаса она лишалась голоса, все задуманное вылетало из головы, а тень приходила в ярость. Ее черты по-птичьи заострялись, а призрачные руки с крючковатыми пальцами смыкались на шее Ивари. От этих прикосновений, обжигающих то холодом, то нестерпимым жаром, из нее, казалось, уходила сама жизнь.
– Тогда я украду твою душу, – скаля зубы рычал призрак, и девушка просыпалась, судорожно глотая воздух и слезы.
– Прости, лапушка, но мне пришлось его позвать, – жалобно затараторила нянюшка, как только Ивари, усталая и опустошенная, опустилась в кресло у камина. Друзья пожелали ей скорейшего выздоровления и поручили заботам дуэньи.
С кухни тянуло ароматом свежей выпечки, но у Ивари не было аппетита. Ноги гудели, виски наливались тяжестью. На веки словно наковальню положили, оставалось только ударить молотом.
– Сеньор Ревал здесь, – виновато сказала старушка и отступила от двери, пропуская в гостиную ее детский кошмар.
«Ударили-таки молотом», – подумала Ивари, после чего ее сознание погрузилось во тьму.
Глава 8
Природа кошмаров
– Налицо полное магическое истощение, – тихо объяснял кому-то Ревал. Его шипящие интонации она узнает из тысячи. Голос гадкого мага звучал в голове набатом, но Ивари была слаба, как котенок, и воевать не было сил. Она лежала в постели, подушка сбилась, спутанные в колтуны волосы лезли в рот, а за окном была уже ночь. Рядом с кроватью примостился кофейник, видимо, нянюшка оставила. В горле пересохло, губы сухие, как пергамент.
«Нянюшка! Да как она посмела позвать дархова мага, не спросив ее?! – со злостью думала Ивари. – Еще и кофе остыл!»
На звон чашек прибежала нянюшка. Вид у нее был донельзя виноватый.
– Крошка моя… – начала было она, но Ивари подняла руку, всем своим видом демонстрируя, что не намерена слушать оправданий.
– Только воды принеси, – бросила она нянюшке, а подумав, добавила: – И перекусить.
Охая и ахая, дуэнья выбежала из комнаты. Слух Ивари уловил, как она что-то прошептала кому-то за дверью, но разобрать слов не удалось. «Ревал! Ненавижу, ненавижу, ненавижу-у-у!» – в ярости думала графиня, комкая одеяло. Ей отчаянно хотелось что-нибудь разбить, просто от бессилия. Чтобы угасло это щемящее чувство абсолютной беспомощности, из-за которой щипало глаза и хотелось разреветься.
Он вошел в ее спальню, как король, превращая девичье убежище в филиал преисподни. Красивый, с идеальными чертами лица, что неудивительно для мага преображений такого уровня. И только рыбьи глаза, мутные и потускневшие, выдавали его настоящего. Эти жуткие глаза, в которых отразилась печать уродства, сильно контрастировали с его безупречным обликом.
Высокий, худощавый, с неизменной тростью в руке, он производил пугающее впечатление. Совершенные губы были поджаты, и Ивари впервые пришло в голову, что красоту тоже нужно уметь «носить», совсем как модное платье.
– Маленькая сеньорита до сих пор боится меня? – прошелестел Ревал, усаживаясь в кресло у кровати Ивари.
Ей хотелось бы с вызовом бросить ему дерзкое «нет», она уже взрослая и, наверное, сможет за себя постоять, но детский страх был сильнее здравого смысла.
От его мантии всегда тянуло запахом трав и лекарств. В нем одновременно сочетались горечь и приторная сладость, от которой у маленькой Каролины каждый раз начинало сосать под ложечкой. Это было предчувствие чего-то ужасного, хотелось спрятаться, забиться в темный уголок, пусть никто не найдет. В тот раз она стояла у зеркала, и он был слишком близко, настолько, что девочка оцепенела от страха. Ее лицо было исчеркано красной краской, словно какой-то безумец изрезал его тончайшим лезвием.
– Ты будешь красавицей, ты станешь невероятной, – шептал ей на ухо маг. Ревал заставлял ее смотреть на себя, наслаждаясь ее ужасом. Бледная ладонь касалась шеи, откидывая волосы, а она вся сжималась от страха.
– И тебе будет очень больно, моя дорогая, – холодные пальцы почти любовно скользили по ее губам…
«Три вдоха и прийти в себя», – подумала Ивари, отгоняя непрошеные воспоминания.
– Что вам нужно? – спросила она, пытаясь вложить в свой тон как можно больше суровости. – Я больше не нуждаюсь в ваших услугах.
Маг вытянул длинные ноги, небрежно откинул трость и уставился на Ивари своими рыбьими глазами.
– Котенок отрастил коготки? – невинно спросил маг, разглядывая свои ногти. – Но котенок забыл, кто устанавливает правила?
Он разглядывал ее, как тогда, в детстве. Ивари вспыхнула, в ней начал подниматься гнев. Гнев лучше страха, ненависть придает сил.
Боль была повсюду. Голова горела от нестерпимого жара, словно на нее вылили кипящее масло. Казалось, кожа вздулась, еще мгновение, и она попросту лопнет. Во рту появился металлический привкус, кажется, она до крови прокусила язык. Горло саднило от криков, голос сорвался, и теперь из ее рта вылетали лишь хриплые стоны.
