И вот теперь, погожим весенним днем, этот самый опер вновь как бы невзначай встретился с несостоявшимся стукачом: по ехидно-торжествующему выражению глаз было очевидно, кто стоял за этой повесткой.
"Когда тебя на зоне блатные в очко трахнут, вспомнишь, как меня в эту самую жопу посылал", - безусловно, профессионал Пантелеев знал, что говорил.
Несомненно, и те три заявления от "изнасилованных", и "свидетельские показания" представляли собой профессионально организованную мусорскую подставу. А Катя послужила лишь катализатором...
Ржавый механизм советского правосудия со скрежетом провернулся, валы медленно завращались, колесики застучали, и теперь, казалось, ничто не могло этот механизм остановить...
Суд над Александром Солоником скорее напоминал работу заводского конвейера, нежели акт торжества правосудия. Саша явился по повестке, переговорил с адвокатом, сел на вытертую до зеркального блеска скамью, выслушал все пункты обвинения. В полупустом зале - несколько близких приятелей, бывшая жена, вторая по счету, старики-родители - слушают судью, прокурора и защиту, вертят головами, ничего не понимая...
Судья - толстая, дебелая баба с маленькими сонными глазками, острыми зубками и круглыми щеками, чем-то неуловимо похожая на хомячка, - задает вопросы, один другого глупей.
Хочешь - отвечай, хочешь - не отвечай, все равно вина твоя для всех уже доказана. Алиби у него не было - какое алиби год спустя? Да разве он и припомнит, что делал вечером в конкретное время конкретного дня?
Классическая подстава... Зато у следователя прокуратуры непоколебимая убежденность в его вине, а главный козырь - свидетельница Катя с ее нелепыми показаниями; злопамятная б...ь надолго затаила обиду на несостоявшегося мужа.
И пусть адвокат настаивает на возвращении дела на доследование, пусть ссылается на грубое нарушение процессуальных норм, общую размытость обвинения и явную сфабрикованность всех свидетельских показаний - ввиду "внутреннего убеждения" доводы защиты кажутся судье несущественными.
Когда наконец все формальности были соблюдены, судья, поправив то и дело сползавшие с переносицы очки в грубой металлической оправе, дежурно спросила:
- Подсудимый Александр Сергеевич Солоник, вы признаете себя виновным?
- Нет, - твердо ответил тот.
Больше его расспрашивать не стали: а чего спрашивать, и так все ясно...
Судьи, посовещавшись для приличия минут пятнадцать, вернулись в зал, уселись, переглянулись и "именем Российской Советской Федеративный Социалистической Республики" приговорили Солоника Александра Сергеевича к восьми годам лишения свободы с отбыванием срока наказания в колонии усиленного режима.
- С изменением меры пресечения... Взятие под стражу в зале суда, закончила тетка-судья, заодно напомнив о возможном обжаловании.
Сперва он даже не поверил: неужто это о нем? Ему - восемь лет? Его под стражу?
- За что? - в зале завис естественный вопрос, но судья даже не вздрогнула - теперь перед ней был уже не свободный гражданин, хотя и подследственный, а зек - то есть и не человек вовсе.
- Сука ты... - сдавленно прошипел осужденный в адрес судьи, медленно осознавая услышанное, - я и тебя, гадина, трахнул бы во все дыры, будь ты помоложе, посвежей и не такой уродливой...
- Прошу занести это в протокол как угрозу - мгновенно отреагировала судья и, казалось, тут же забыла о человеке, которого она только что обрекла на восемь лет за колючей проволокой.
Да, все было бесполезно - без пяти минут зек Александр Солоник отчетливо понял это, едва взглянул на конвой. Вот сейчас на его запястьях щелкнут стальные наручники, выведут его в коридор, затем - во дворик, где наверняка ждет машина-автозак, именуемая в просторечии "блондинкой". А затем - городской следственный изолятор, где его, бывшего мента, осужденного к тому же по такой нехорошей статье, ничего хорошего не ожидает.
А от желанной свободы его, молодого и уверенного в себе, отделяют всего только несколько шагов.
Мысли работали на удивление четко, и единственно правильное решение пришло мгновенно: бежать! Прямо отсюда, из зала горсуда...
Безразлично-усталый конвой уже приближался к нему. Вот, сейчас...
- Простите, я могу попрощаться с женой? - прошептал осужденный, соображая, что делать дальше.
- Чего уж, прощайся, только быстро, - передернул плечами бывший коллега-мусор и посмотрел на осужденного не без сожаления.
Поцеловал все еще ничего не понимающую бывшую жену, скосил взгляд на сержанта - "реке - конвоир выглядел спокойным и безмятежным.
- Ну все, хватит, давай на коридор, - Солоник ощутил на своем плече руку мента и понял - пора!
Сашу, как он и предполагал, вывели в коридор - осужденный сразу же подметил, что народу там немного. Это хорошо - вряд ли найдется энтузиаст из публики, который попытается его задержать.
Сейчас, еще один шаг, еще... Потом он много раз пытался восстановить тот побег в деталях, но не получалось. Мысли путались, последовательность событий мешалась. Запомнились лишь фрагменты: будто яркие вспышки света выхватывали из черных провалов памяти то один, то другой.
В коридоре нарочито-рассеянно оценил ситуацию, присел на корточки, сделав вид, что хочет завязать шнурок ботинка. "Рексы" даже не насторожились.
Резкий удар в солнечное сплетение ближайшему - тот согнулся, точно дешевый перочинный ножик. Следующий удар пришелся точно в кадык - второй конвойный отключился мгновенно.
А дальше - резкий рывок к дверному проему, сухой треск открываемой двери, задние дворы, какие-то закоулки частного сектора, гаражи, заборы, безлюдные улочки... Спустя каких-то десять минут осужденный на восемь лет лишения свободы был уже далеко от здания городского суда...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Правильно говорят: "имеем - не ценим, потеряем - плачем".
Всего лишь несколько дней назад он, Александр Солоник, имел все, что следовало ценить: собственную квартиру, машину, деньги, хорошо оплачиваемую работу, а главное - возможность соотнести возможности и потребности.
Теперь ничего этого нет. Он - никто, он - осужденный на восемь лет, находящийся к тому же во всесоюзном розыске. Прошлая жизнь перечеркнута начисто, настоящее тревожно, будущее туманно, и никто не может сказать, что будет с ним, беглецом, завтра или даже сегодня...
Человек, находящийся в розыске, разительно отличается от человека свободного. Вроде бы и он пока еще свободен, но тень тюремной решетки незримо лежит на его лице. Такой человек старается не попадаться на глаза ментам, избегает людных мест, где проверяют документы и где его могут невзначай опознать, такой человек не может предаваться маленьким радостям жизни. В конце концов, такой человек вынужден тщательно "шифроваться", соблюдая основы конспирации, - забыть собственные фамилию-имя-отчество, телефоны друзей и родных, вынужден изменить привычки и наклонности. Улыбка становится напряженной, движения - осторожными, а взгляд - жестким, цепким и подозрительным.
Психика расшатывается быстро, и начинаешь подозревать всех, кто рядом и кого рядом нет. Волей-неволей закрадываются в голову мысли: а ведь нельзя же скрываться так всю жизнь, рано или поздно мусора закроют... Банальная фраза "сколь веревочке ни виться, а конец все равно будет" тем не менее справедлива: немало есть случаев, когда находящийся в розыске добровольно сдавался - мол, вяжите, менты поганые, сил нет больше прятаться.
Человек, находящийся в розыске, быстро начинает понимать жизнь и ее ценности, главная из которых - личная свобода.
Тогда, после дерзкого побега из здания городского суда, без пяти минут зек Солоник понял: теперь у него начнется совершенно другая жизнь.
И она, естественно, началась... Местное ГОВД буквально встало на уши: подобного Курган еще не знал за всю свою историю. Начальник охраны был строго наказан, но легче от этого не стало - поймать беглеца по горячим следам не получилось.
Поиски велись по всем правилам специально разработанной для таких случаев операции "Перехват" - вооруженные засады у родных и друзей, санкционированное прокуратурой прослушивание их телефонов, патрули в штатском на людных улицах, железнодорожном вокзале и в аэропорту, кордоны на въездах-выездах из города, ориентировки на стендах "Их разыскивает милиция".
Но все было тщетно: беглец нигде не объявлялся - как сквозь землю провалился. Начальник местного управления МВД лютовал, сулил немыслимые кары старшим офицерам; те в свою очередь срывали злость на подчиненных, но результаты по-прежнему не утешали. Задержали, правда, нескольких подозрительных, по приметам отдаленно напоминавших беглеца, но их, к сожалению, пришлось отпустить, хотя начальники курганских РОВД клятвенно заверяли генерала, начальника Управления, что спустя час после соответствующей обработки каждый из них с готовностью признавался в том, что он и есть тот самый Александр Солоник...
