том, что наша с сестрой жизнь изменится. Мы сможем уехать из сурового климата ближе к солнцу и теплу. Не будем экономить каждую крошку еды. В конце концов, передадим ответственность за нашу жизнь кому-то большому и сильному.
Бойтесь своих желаний — они могут исполниться. Мои так точно исполнились. Вот только спокойной и счастливой я не стала. Наоборот. Как же хочется вернуться в детство, уткнуться в мягкую мамину грудь, а потом бежать встречать отца, который вернулся домой с полными пакетами продуктов. Но прошлое не вернуть. В будущее лучше не заглядывать. Остаётся наслаждаться настоящим.
Алек сдержал своё слово и на следующий день, сразу после обеда нас отвезли домой. По периметру забора стояли военные, охраняя территорию от алчущих лёгкой наживы соседей.
— Никому не говорите, что ваш отец сжёг фотографии и уничтожил личные вещи и документы, — прошептал он перед тем, как разрешить нам выйти из машины.
Внутри дома нас ждал усатый полковник и пара солдат. Ещё пятеро следовали сразу за нами.
— Ничего не трогайте. Если вам нужно что-то взять, просто укажите на эту вещь. Её для вас упакуют и перевезут на Ковчег.
Всё понятно. Они ничего не нашли в доме и привезли нас. Надеются, что неосторожно брошенный взгляд выдаст тайник. Наверняка Алек пересказал мою легенду, и наверняка полковник в неё не поверил. Что ж, это его проблемы — тайников в доме нет. А если и есть ни я, ни Юлька не знаем где они находятся. Опровергнуть пусть и нелепую, но теоретически возможную историю они не смогут. Разве что пытать нас начнут.
Я руками солдата закинула в большую сумку парочку своих детских рисунков, фотографии и немного одежды. Юлька же собрала чуть ли не всё, что можно было унести.
— Ты видела, что они сделали с нашим домом?
— Зачем тебе столько вещей?
— Пригодится, — хмыкнула она и, не оборачиваясь, направилась к выходу.
А я долго не могла уйти. Годы жизни в этом доме не были простыми. Боль, слёзы, горечь утраты родителей. Потом отчаянные попытки выжить, голод, страх, одиночество. Как часто мне хотелось выть, глядя на солнечные лучи, пробивающиеся в мою комнату через зашторенные занавески. Я ненавидела этот дом. И Юлька тоже. Вот только в отличие от неё я не могу просто взять и отпустить прошлое. Уйти не оглядываясь.
— Алиса, нам пора, — Алек положил руку на моё плечо.
— Что будет с домом? — мне было не всё равно, я не хотела, чтобы соседи вынесли отсюда всё без остатка, а потом отдали оставшееся на растерзание бездомным.
— Его заколотят и запрут. Если ваши соседи раньше не смогли перелезть через забор, то и сейчас не смогут. Пойдём.
Я медленно вышла во двор, последний раз взглянула на отчий дом и собралась возвращаться к машине, но Алек остановил меня:
— Твою сестру заберут завтра.
— Так быстро?
— Нужно рассказать ей об этом. И о том, что ты не полетишь с ней. Нельзя, чтобы она устроила сцену перед перевозчиками.
— Хорошо. Но что если она не послушает меня и откажется лететь?
Алек посмотрел мне прямо в глаза и начал говорить очень быстро.
— Ты помнишь, наверное, как раньше разводили собак? Строптивых и непослушных самок не допускали к размножению. Характер передаётся по наследству и властям не нужны темпераментные люди в следующих поколениях. Я не знаю, что с ней сделают. Может быть, стерилизуют и отправят в Шахты, если она окажется пригодной для тяжёлых работ. А если нет…
— Я поняла.
Перевоспитанием в Гнезде не занимаются. Оно и к лучшему — уж лучше на Шахты, чем лишиться рассудка. После ужина мне нужно поговорить с Юлькой. Очень серьёзно поговорить. Вот только правду я не могу ей рассказать…
ГЛАВА 12
На удивление Юлька восприняла специфику жизни в Гнезде нормально.
— И правильно делают. Не нужно допускать истеричных женщин к детям. Помнишь, нашу соседку. Как там её звали? Екатерина? Она же круглыми сутками орала на своих пацанов, а перед мужем лебезила как тварь последняя.
— Юль, нельзя так. Ты ещё маленькая была и много не понимала. Ей муж изменял и ноги об неё вытирал.
— А дети то здесь причём? Представь, если бы нас мать бранила как она?
Мама была очень спокойной и доброй женщиной. За всю жизнь она всего несколько раз подняла на меня голос. Здесь Юлька права. Вот только разве справедливо было бы лишить тёть Катю возможности иметь детей, только из-за её эмоциональности? Парнишки у неё получились избалованные и жестокие. Но умные не по годам. Интересно, что с ними сейчас?
— Хорошо, что тебе нравится позиция новых властей, — решила не спорить с ней и ничего не доказывать. — Тебе понравится в Гнезде.
— Уверена на сто процентов, вот только без тебя будет тоскливо. Когда они тебя отпустят?
Я наврала ей, что мне необходимо остаться на Ковчеге на некоторое время. Что я присоединюсь к ней, но чуть позднее. Рано или поздно она узнает, что я не приеду, но к тому времени у неё уже будет муж, а, может быть, и ребёнок…
— Не знаю. Может быть, через неделю. Может быть, через год, — выжидающе посмотрела на неё.
— Через год? Очуметь! Ладно, сестрёнка. Зато у меня появится время стать самостоятельной.
Она крепко обняла меня и, хихикая, поцеловала в щёку.
— Хорошо, что я вещи из дома не успела разобрать? Как думаешь, мне позволят забрать всё?
Я посмотрела на три огромных баула, валяющиеся по центру комнаты.
— Вряд ли. Переложи самое ценное в одну сумку.
— Ага.
Юлька начала рыться в вещах и в какой-то момент на пол вывалился бабушкин золотой кулон на цепочке. Кулон при падении раскрылся, и на меня посмотрела мама… Вернее, девочка лет пяти, сидящая на руках у родителей.
— Ты где это взяла? — я трясущимися руками подняла кулон и протянула его сестре.
— Спрятала, когда папа всё уничтожал. Он, видимо, перед смертью головой заболел. Я не могла позволить ему уничтожить все воспоминания о маме.
— Ты… ты хоть понимаешь, что ты наделала? — я начала когтями соскребать приклеенную к кулону фотографию.
— Что ты творишь? Отдай! — Юлька вырвала у меня цепочку из рук. — Ну вот, порвалась…
— Юль, включи мозги, — зашипела на неё, охрана за дверью не могла не услышать нашу ссору. — Если папа не хотел, чтобы власти знали, кто он значит, так надо было. Мы ничего толком не знаем о новой реальности. Если этот кулон кто-то видел, они могут вычислить нас.
Она испуганно смотрела на
