посмотрел на Леру. Впервые за все это время.
Она сидела в углу дивана, спокойная и величественная, как Афина Паллада.
– Теперь займешься мной? Ведь это я достала бутылку.
– Ты можешь делать все что угодно, – мягко произнес Аркадий, понизив голос, что сделало его неожиданно симпатичным.
И вышел стремительно, без оглядки.
– Ну что? Гроза пронеслась? – весело спросил Леонид, потирая щеку. – Здорово он мне влепил! Впрочем, я знал, что он на это способен. А теперь, дети мои, давайте выпьем, а то у меня от всех этих переживаний во рту пересохло.
И с довольным видом подставил рюмку.
– Ты увлекаешься кельтской мифологией? – спросила Нора.
Рассказ о битве при Маг Туиред не шел у нее из головы.
– Можно и так сказать.
– Почему именно кельтской?
– Не знаю. – Леонид озадаченно нахмурился. – Выбор мифологии, или религии, или женщины делается не на уровне сознания. Это подпороговые вещи, понимаешь?
– Не очень.
– Ну вот смотри, если мы любим, то ведь никогда не знаем за что. Если же знаем, то это симпатия, влечение, уважение, вожделение, словом, все что угодно, только не любовь. – Он помолчал, глядя на нее в упор, как делают дети и дикари. – Ты уже побывала на на Большом Заяцком острове?
– Нет. Лера обещала меня отвезти, но у нее столько дел…
– Я отвезу тебя, – вызвался Герман.
– Правда? – Ее бедное сердце так застучало, что она даже испугалась, вдруг мальчишка заметит… разве что спиртное, которое он успел в себя залить, отразится на его наблюдательности. – Спасибо. Там действительно есть что посмотреть?
– Ну, хотя бы знаменитые лабиринты, возведенные неизвестным народом, – он слегка подмигнул ей левым глазом, – есть мнение, что древними кельтами. У тех, кто отваживается вступить в лабиринт, происходит выравнивание всех функций организма. Нормализуется давление, ощущается прилив сил и так далее. Известны случаи исцеления женщин от бесплодия.
– А наоборот?
– От плодовитости?.. O tempora! O mores![3]
Они хороводились до половины двенадцатого, пока наконец Леонид не объявил, что это уже перебор. Он не слишком много выпил, но страшно устал от разговоров, от эмоций, от телодвижений, словом, от всего того, чего был лишен последние несколько дней. Нора и Лера отправились мыть рюмки, Герман же довел возмутителя спокойствия до кровати, а сам вышел на крыльцо покурить. Там все трое опять и встретились.
– Так ты остаешься здесь? – спросила Лера, зевая.
Герман щелкнул зажигалкой, маленькое пламя эффектно подсветило его лицо.
– А что может мне помешать?
– Например, я, – с этими словами доктор Шадрин выступил из серебристого тумана, который летом заменял здесь ночную тьму, и улыбнулся злодейской улыбкой.
Минуту они молча смотрели друг другу в глаза.
– Как же ты это сделаешь?
– Очень просто. Возьму за руку и отведу в Барак.
– Возьмешь за руку, – насмешливо повторил Герман, глядя на него сверху вниз.
– Именно, – подтвердил Аркадий.
– Присутствие дам тебя не смутит? Может быть, даже вдохновит? Если получишь удовольствие, док, то скажи об этом, договорились?
Любуясь Германом, его утонченной дерзостью – дерзостью аристократа, – Нора одновременно восхищалась самообладанием Аркадия, который выслушивал все это с каменным лицом.
– Брр… – Зябко передернув плечами, Лера зевнула во весь рот. – Уважаемый Аркадий Петрович, предлагаю отложить воспитательные процедуры на завтра и разойтись по домам. Первый час ночи! Лично я мечтаю о чашке горячего чая с малиновым вареньем и мягкой постельке. Кстати, ты обещал сделать мне массаж. – Она поморщилась. – Чертов остеохондроз.
Доктор повернул голову. Взгляд его смягчился.
– Будет тебе массаж. Я помню. – Тут он вспомнил еще кое-что. – Как Маринка? Что там у нее пострадало? Голова, спина…
– Ничего, кроме юбки и чувства собственного достоинства.
– Ну, это поправимо.
С забавными предосторожностями Лера приблизилась к нему, точно он был пациентом отделения для буйных, подхватила под руку и, дружелюбно мурлыча, увлекла за собой. Нора смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду. Обернулась, чтобы пожелать Герману спокойной ночи, да так и застыла, не в силах вымолвить ни слова.
Он стоял на верхней ступеньке крыльца, выпрямившись во весь рост, чуть расставив ноги, пальцами обеих рук зацепившись за ремень. Белая футболка, бледный овал лица, горящие глаза, которые сейчас казались очень темными под черными росчерками бровей… И почти полная луна, с высоты поливающая эту восхитительную фигуру жидким серебром.
«Я хочу запомнить это, – подумала Нора, пугаясь собственных мыслей. – Запомнить навсегда».
Она прерывисто вздохнула. Герман спустился на одну ступеньку. Тени сместились, сияющий контур исчез.
– Не забудь, – хрипло заговорила Нора и кашлянула, – ты обещал показать мне Большой Заяцкий остров. Как туда принято добираться?
– На катере.
– Там есть еще что-нибудь интересное? Кроме лабиринтов.
– Церковь Андрея Первозванного, где Петр Первый освящал морской Андреевский флаг. Каменные курганы, неолитические святилища и символические выкладки неизвестного назначения.
– Не верю, что ты ничего о них не знаешь.
– Кое-что знаю. – Он улыбнулся. – Что знаю, расскажу. Здесь, на Большом Соловецком острове, тоже есть что посмотреть. Для начала можно переночевать в полуразрушенной монастырской гостинице на берегу бухты Благополучия.
– Переночевать? – в замешательстве переспросила Нора. – Зачем?
– Говорят, по ночам там происходят всякие удивительности, забавности и нелепости.
– Ты предлагаешь мне переночевать там вместе с тобой?
– Да, – ответил спокойно Герман. – Отсутствие кровати гарантирую.
Она отвернулась. Скользнула взглядом по острым черным верхушкам елей, рассекающим серое небо. Было очень тихо, даже мелкая живность не шуршала в траве. Нора наконец поняла, что такое «звенящая тишина» – тишина, при которой уши горожанки начинают в панике воспроизводить фантомные звуки, типа фантомных болей.
– Я согласна. Когда?
Герман немного подумал.
– С четверга на пятницу. В ночь полнолуния.
– Договорились.
Ну и как, спрашивается, после этого заснуть? Полуразрушенная монастырская гостиница, полная луна… и они вдвоем. С ума сойти.
Лера сказала: «Ты стал еще красивее, чем три года назад». И позже, в лазарете: «Ты так чертовски красив, Герман, что на тебя смотреть больно. Помни об этом и контролируй свое поведение». Он хорош, да, но ведь дело не только в этом. Талант всегда привлекает. Завораживает своей инаковостью.
На его картине, висящей в холле первого этажа, изображен человек – или не человек?.. – не совсем человек, бегущий через город прямо по крышам. Черные волосы отброшены ветром, подошвы высоких шнурованных ботинок высекают искры. Лицо не проработано детально, но парой коротких штрихов поверх смазанного овала мастерски передано выражение яростной одержимости, толкающей беглеца вперед.
Интересно, к чему или от чего он бежит? Надо будет спросить.
4
Этот вопрос Нора задает ему на берегу Святого озера, стоя лицом к одной из башен Соловецкого кремля. Сегодня ветренно, густые волосы Германа лезут
