— Ты видел?
— Да.
Небо над Бостоном в ту ночь очистилось, так что он и его дети видели, как сто восемнадцать горящих и обугленных людей падают в воды залива.
— Практически все улики лежат на дне Бостонского залива.
— Практически все?
— Этим утром я нашел оторванную руку у себя во дворе.
— Готов спорить, ты сказал: «Не следовало тебе рассыпаться, Чарли». Когда нашел руку.
— Действительно, сказал. Про себя.
Придди рассмеялся.
— Помнится, ты сказал то же самое и в Сан-Матиасе. Помнишь? Везде валялись части тела.
— Когда трудно, шутка скрашивает жизнь, — заметил Флинн. — Чем хуже ситуация, тем нужнее шутка.
— Помогает сдержать тошноту, — и Придди искоса взглянул на Флинна.
— Версия, что самолет сбили ракетой, запущенной с подводной лодки, к рассмотрению не принята, — продолжал Флинн. — Я с этим еще не разбирался.
— Разберись.
— А стоит ли?
— Да. Нельзя исключить такую возможность.
— Я это уже понял, иначе мы не стояли бы на продуваемом холодным ветром летном поле. Вы хотите, чтобы я взял на себя это дело?
— Да. К сожалению, не смог дозвониться до тебя раньше. Такое вот совпадение: ты прячешься в бостонской полиции, пока все устаканится, и здесь же происходит взрыв. Нужный человек в нужном месте и в нужное время. — Шагая, Придди щелкнул каблуками. — Словно я сам так все и спланировал.
— Совершенно верно, — кивнул Флинн. — Из пассажиров заслуживают внимания только федеральный судья Чарлз Флеминг, он, кстати, перед самым полетом застраховал себя на полмиллиона долларов, актер Дэрил Коновер и молодой человек, выигравший матч на первенство мира в среднем весе. Перси Липер.
— Жаль, — вздохнул Придди. — Я этого не знал.
— Остальные фамилии ничего мне не говорят, да это и неважно. Когда гибнет сто восемнадцать человек… в действие вступают законы больших чисел, не так ли, Джон Рой? Сколько в такой группе может быть потенциальных самоубийц, фанатиков?
— Не так уж и много. Наш мир не такой уж безумный, хотя нас и стараются убедить в обратном.
— Вы уверены?
— Даже наши собственные жизненные впечатления, Френк, не должны помешать нам видеть перспективу.
— Тем не менее причиной такого вот массового убийства может стать стюардесса, выставившая своего дружка.
— Может.
— И уж последней в ряду подозреваемых стоит Лига лишних людей, которая взяла на себя ответственность за взрыв самолета. Это обычная кучка нигилистов. Я послал своих сыновей, чтобы они это выяснили.
— Рэнди и Тодда?
— Да.
— Отлично. Чем больший они приобретут опыт, тем лучше.
Флинн улыбнулся.
— Пусть расширяют свой кругозор.
— Не забывай, Френк, что ребенком ты внес свою лепту в борьбу с нацистской Германией, а потом поставил на этом крест и начал изучать философию в Дублине.
— Я видел ад.
— Но в конце концов философия тебе обрыдла, и ты вернулся к нам.
— Я накушался истин.
Какое-то время они шагали в молчании.
— И что ты можешь сказать, Френк?
— Расследование может занять годы. И шансы, что дело дойдет до суда, невелики.
Они повернули назад.
У самолета друг против друга, уперев руки в бока, едва не соприкасаясь носами, стояли Гроувер и сержант воздушной полиции. Оба с красными, потными лицами, они одновременно что-то кричали.
Гроувер попал в свою стихию. Не было для него большей радости, чем всласть накричаться.
Второй воздушный коп стоял рядом, сжимая в руках белую дубинку.
Пилот спарки «Ф-100» так и не появился. Фонарь передней кабины оставался закрытым.
— Ты кое-что упустил, Френк, — заметил Придди. — Я удивлен.
— И что же я упустил?
— В списке пассажиров.
— Я до сих пор в неведении, о благородный вождь Б. Н. Просветите меня.
— Трое мужчин поднялись на борт самолета вместе, с американскими паспортами на фамилии Эбботт, Бартлетт и Карсон.
— Эй, би, си,[8] — кивнул Флинн. — Я чувствую, что такой уровень конспирации доступен только Государственному департаменту Соединенных Штатов Америки.
— Ты прав.
— Так кто же они?
— Не «они», а он. «Эбботт» — телохранитель. «Карсон» — телохранитель-секретарь, а вот «Бартлетт» — Рашин-аль-Хатид, министр иностранных дел Ифада.
— Ага!
— «Карсон» на самом деле Михсон Таха, «Эбботт» — Назим Салем Зияд.
— Здорово! Они опять провели нас.
— Кто-то нас провел.
— Что они здесь делали?
— Ты действительно не выспался, Френк. Что министр иностранных дел только что провозглашенной Республики Ифад мог делать в Бостоне?
— Банковские дела?
— Насколько нам известно, он приехал потому, что через один частный, имеющий безупречную репутацию банк решил обменять золото стоимостью в четверть миллиарда долларов на международные векселя.
— Какой банк?
— «Кассель-Уинтон».
— Никогда о таком не слышал.
— Разумеется, нет. Он не оказывает кредитных услуг населению. Частный банк, ведущий дела со многими странами.
— С чего такая секретность, Джон Рой? Я не понимаю.
— Френк, арабы обожают длинные свободные одежды. Бурнусы и солнцезащитные очки. Их дома окружены глухими заборами. Жен они держат под кроватями. Тебе все это известно.
— Но я не знаю, почему Государственный департамент Соединенных Штатов стал потворствовать скрытности арабов и обеспечил их американскими паспортами.
— Думаю, причин две. Во-первых, в Ифаде есть нефть, а Соединенные Штаты благоволят к странам, владеющим нефтью, пусть ее и немного. Во-вторых, Ифад намерен использовать международные векселя общей суммой в четверть миллиарда долларов на закупки американского оружия.
— Естественно, — кивнул Флинн. — Мне следовало самому догадаться об этом.
— Как ты, несомненно, знаешь, рядовой американский налогоплательщик всякий раз приходит в ярость, услышав, что его страна поставляет вооружение любому, кто готов заплатить.
— Только оборонительное оружие, — уточнил Флинн. — Я в этом абсолютно уверен.
— Перестань, — отрезал Придди. — Пошли назад. Я замерз.
— Как скажете. Итак, Рашин-аль-Хатид, министр иностранных дел Республики Ифад, также погиб этой ночью. И что это должно означать?
— Не знаю.
— Теперь нам остается только узнать, что на борту самолета был и президент Соединенных Штатов, в парике и с накладным носом.
— Нет, — качнул головой Придди. — Я видел его нынешним утром.
— Как он?
— О тебе не спрашивал.
— Наверное, вылетело из головы.
У самолета тем временем диспут сержантов завершился боевой ничьей. Оба, дуясь, стояли у своих автомобилей.
Однако дубинка не прошлась по спине Гроувера.
— Какая тебе нужна помощь, Френк?
— Хотелось бы пообщаться с руководством банка. «Кассель-Уинтон», так?
— Это можно устроить.
— Я хочу переговорить со всеми, кто виделся с министром и знает, чего он приезжал.
— Хорошо. Что еще?
— Пока все. Это непредвиденный элемент.
— Не думаю, что и министр ожидал подобного исхода.
— Посмею предположить, что нет. ФБР в курсе?
— Ни в коем разе. Не хватает нам еще их бесконечных донесений.
Они вновь остановились, чтобы копы не слышали завершения их разговора.
— Постарайся не раскрыться, Френк. Хотя это и непросто.
— Да я же вылитый бостонский полицейский.
— Я тебе верю. Но сам никогда в Бостоне не был. Хорошо получать жалованье в двух местах?
— С этим жить, конечно, легче.
— Ферма в Ирландии по-прежнему твоя?
— Да. Около Лох-Нафу.
— Тебе надо показать ее детям. Летом.
— Может, и покажу, — ответил Флинн. — Спасибо за чай.
Глава 9
— Дома никого нет, — констатировал Гроувер.
Флинн несколько раз нажимал на кнопку звонка усадьбы «Мидоуз», на Вуд-Лейн, в Кендолл-Грин.
Такие коттеджи, что стояли в конце длинной подъездной дорожки, петляющей меж ухоженных рощ и лужаек, низкие, вытянутые, с утопленными в ниши окнами и дверьми, куда чаще встречались на юге Франции, а не в окрестностях Бостона.
— Весной и летом тут особенно красиво, — заметил Флинн.
— А неплохо живут судьи, — Гроувер покачал головой. — И жизнью ему на улице рисковать не надо.
— Зато приходится выслушивать много лжи.
Маленький розовый мотоцикл с коляской свернул на подъездную дорожку и, скрипя гравием, покатил к ним.
На мотоциклисте был розовый нейлоновый комбинезон, розовый шлем, синие замшевые сапоги и перчатки.
— Кто же это к нам едет? — спросил, наверное, самого себя Флинн. — Никак везут яйца фламинго?
Мотоцикл остановился у тропинки, ведущей к парадной двери.
На спине мотоциклиста висел розовый рюкзак.
Не слезая с мотоцикла, не снимая пластмассовых очков, мотоциклист окинул их долгим взглядом.
