— Благодарю тебя, Боже крепкий, Боже сильный, Боже справедливый, — продолжал молиться Иоанн, видя, как Ахав скосил на него невидящие глаза и пытается понять, кто тут шуршит около него и что, собственно, происходит в мире.
Иоанн смотрел на приходящего в себя после странного сна старца и не верил своим глазам. «Нет, не было смерти, — думал Иоанн. — Нет. Старик был в забытьи. В старости такое бывает. Ахаву, наверное, уже больше ста лет…» Иоанн слышал, что древние старики могут цепенеть, как игуаны, и долго пребывать в неподвижном состоянии. Бывало, что таких даже пеленали и хоронили в пещерах.
Когда Иоанн почувствовал, что старец наконец пришел в себя, он позвал Иакова и сказал:
— Почтенный Ахав, мы с братом принесли тебе вина и рыбы. Сейчас женщина приготовит еду. Подкрепись, равви, и просвети нас, не разумеющих Писания.
Старик, глаза которого давно ничего не видели, по голосу узнал Зеведея и вспомнил, что в детстве напророчил мальчику большое будущее. Он вспомнил сон мальчика, увидевшего Мессию. Вспомнил, что, когда услышал о Крестителе на Иордане, послал туда братьев Зеведеевых.
— Равви, — сказал Иоанн, — подкрепись вином и ответь нам. Мы были на Иордане, и тот, к которому ты послал нас, крестил меня и брата во имя Отца и Сына и Святого Духа. Но это был не Тот Мессия, которого я видел во сне. Креститель назвал нас с братом Сыновьями света и сказал: «Идите и крестите народы во имя Отца и Сына и Святого Духа». Я не мог найти объяснения этим словам у Моисея. Там нет про Сына и Святого Духа.
А Иаков тем временем откупорил кувшин, наполнил вином чашу и поднес старому книжнику. Старик сел на кровати. Невидящие его глаза взирали на отроков. Придя в себя, он осторожно взял обеими руками чашу и медленно, глоток за глотком, стал пить вино. Щеки его порозовели. Жизненные силы, память и здравый смысл явно возвращалась к нему. Видно, доброе вино было у Зеведеев. Старик окончательно пришел в себя.
— Дети мои, — произнес Ахав. — На Иордане вы видели Предтечу, и он крестил вас. Креститель готовит путь Господу. Назвав вас Сынами Света, он выделил вас из всех и определил быть учениками Того, кто грядет и по воле Которого вы станете крестить народы. Помнишь, Иоанн, как в твоем сне Мессия говорил тебе о женщине, которая держала тебя за руку: «Се Матерь твоя!» Это означает, что Матерью тебе станет церковь, которую заложит Мессия, и ты будешь сыном ее. Помнишь его слова: «Жено! се сын Твой». Вот и сбылось мое пророчество: быть тебе, Иоанн, одним из столпов Новой церкви…
Тут равви Ахав закашлялся, уронил чашу, вино пролилось на земляной пол. Братья осторожно опустили старика на кровать. Мудрый книжник закрыл глаза и умолк. Жизнь покинула старого человека. Женщина опять зарыдала, запричитала и стала царапать себе ногтями лицо. Заголосил и чумазый мальчик, прижавшись к подолу матери.
…Когда братья на следующее утро пришли на берег, чтобы отправиться на рыбную ловлю, они увидели в лодке с Андреем и Симоном незнакомого человека. Он не был похож на рыбака или на мытаря, пришедшего собирать с рыбаков налоги. Не похож он был и на нищего или бродягу. Иоанн смотрел на Него во все глаза и, казалось, узнавал Его. Да. Это Его он видел во сне распятым на столбе с перекладиной и говорившим Иоанну: «Се Матерь твоя». Человек, похоже, тоже узнал Иоанна, но никак не проявил своего знания. Они просто обменялись чуть более долгими взглядами, чем обмениваются случайно встретившиеся люди. И все. Андрей, показывая на Иакова и Иоанна, пояснил незнакомцу: «Это братья Зеведеи, лучшие рыбаки на побережье, пусть они тоже поплывут с нами. Наш рав говорит, что Иоанн будет пророком, ибо видел во сне Мессию».
Незнакомец с интересом посмотрел на Иоанна, но ничего не сказал.
Симону же слова брата не понравились: к чему повторять пророчества одуревшего от старости рава и посвящать глупых Зеведеев в учение, о котором начал с ними разговор незнакомец, но он промолчал. Только погладил рыжую бороду, но таращить глаза, пугать Иоанна, как в детстве, при незнакомце не стал.
Иаков и Иоанн, испытывая странное волнение, предчувствуя, что сейчас произойдет что-то необычайное, молча переглянулись и, не сговариваясь и не отдавая себе отчета в том, что делают, побежали к своей лодке, побросали в нее снасти и парус, столкнули ее на глубину, вскочили в нее и поплыли вслед за лодкой братьев Иониных, где на носу возлежал странный незнакомец, поразивший своим видом Иоанна.
Глава 5
Новый наместник Иудеи, или Узел завязывается
Оставим на время Иоанна и Иакова Зеведеевых и братьев Иониных, пустившихся в плавание по волнам Галилейским вместе с пришедшим на берег незнакомцем, и перенесемся на несколько лет назад в славный город Рим, эту суетную и чванливую столицу мира. Тем более что страна Иудея, откуда родом основные герои нашего повествования, была в то время одной из провинций Римской империи. Так вот, приблизительно в то самое время, когда юный Иоанн видел свой удивительный сон, в Риме некий чиновник Понтий Пилат, используя свои связи в окружении кесаря, добивался должности наместника в далекой Иудее. Да, да, тот самый Понтий Пилат! Вы вспомнили его имя, читатель! Имя, которое встречается во множестве преданий и писаний, в светских повестях и романах. Понтий Пилат — он же игемон, он же прокуратор Иудеи, он же палач Спасителя нашего Иисуса Христа. Тысячелетиями складывался его образ как мрачного римского притеснителя полумистической страны Иудеи, обрекшего на распятие Галилейского Праведника. Но, оказывается, не так все просто, дорогой читатель. Нет. Не мог один философ, даже пусть римский, но друживший с молодым Сенекой, уже прославившимся в то время судебными речами, так, «за здорово живешь», отправить на смерть другого философа, представшего перед ним в виде иерусалимского бродяги. Не иначе как вокруг Спасителя нашего кто-то закрутил такую страшную, путаную круговерть, крайним в которой и оказался исправный римский служака, склонный к философии, Понтий Пилат. Вот вам, кстати, и доказательство широко известного в мире тезиса, что интеллигенция всегда была двигателем прогресса! Ибо приход и вознесение Спасителя — это «тектонический» сдвиг в истории мировых цивилизаций… И разве не по воле Всевышнего действовал римский наместник Пилат? Ибо без воли Его и волосок не упадет с головы сынов человеческих! И где бы мы были, читатель, не сотвори избранник неба Пилат своего неправедного суда?
Но продолжим наше повествование. Итак, покровитель Пилата, фаворит кесаря, хитроумный придворный, префект претория, льстец и интриган Луций Элий Сеян усердно хлопотал за Пилата, убеждал римского кесаря в преданности соискателя делу империи, и Тиберий подписал указ.
Когда же Сеян сказал, что Тиберий хочет самолично напутствовать будущего прокуратора, Пилат не на шутку струсил. Он знал, что император разумен, но жесток и сумасброден. Только что он потряс Рим, повелев казнить своего шута. Несчастный шут, встретив похоронную процессию, публично обратился к покойнику с просьбой передать императору Августу, которого почивший увидит в загробном мире, что завещанных великим римским кесарем подарков народ при новой власти так и не получил. Тиберий, представлявший новую власть, осерчал. Он тут же повелел выдать шуту из казны причитающееся, а затем казнил бесстрашного обличителя кесарей шута-публициста, чтобы он мог лично доложить Августу, что подарки он получил сполна.
С Пилатом Тиберий был, на удивление, откровенен. Он дурно говорил о своих чиновниках. С горечью пенял, что служат они не Риму, а лицам, от которых зависят. Признался, что не знает, как с этим бороться. Кесарь напутствовал будущего пятого наместника Иудеи: «Всякая должность дает толчок к злоупотреблениям. Если человек получает ее на короткое время, он будет беспощадно грабить подчиненных. Если же будет знать, что назначен на долгое время, он будет действовать умеренно и, пожалуй, перестанет угнетать народ, как только соберет достаточно богатств… Знай, прокуратор, что разумный пастух стрижет своих овец, но не дерет с них кожу».
Осчастливленный беседой с Тиберием, тем, что он вновь может достойно послужить Риму, Понтий Пилат заверил императора, что будет неуклонно следовать его напутствию и не посрамит державы. После чего, проведя прощальный вечер в римских термах с Сенекой, вместе со своей женой Клавдией Прокулой, которой тоже предстоит сыграть в нашей истории определенную роль, и свитой прислужников погрузился в Остии на военный римский корабль. Слушая шум ветра в корабельных снастях и почитывая «Илиаду», он отбыл к новому месту службы, где его ожидали события, прямо скажем, вселенского масштаба. Ибо, согласись читатель, значимость событий можно оценить, только отдалившись от них на столетия или даже тысячелетия. И чем дальше мы от них отдаляемся, чем больше вызванных этими событиями перемен наблюдаем, тем истиннее становится наша оценка, казалось бы, проходного, случайного события, подобного казни мало кому известного во времена Понтия Пилата Галилейского Проповедника. Ведь не казни тогда Пилат Иисуса Назарянина, каким имели бы мы мир сегодня? Брр! Страшно подумать! И потому не бранить нам надо Пилата или Иуду Искариота, добросовестно исполнявших волю Проведения, а смиренно внимать событиям, которые вот-вот начнут свершаться в Иерусалиме… И понимать, что главный закон в этом лучшем из миров: «Все, что ни делает Всевышний, — к лучшему». А мы, грешные, не в силах подняться над повседневностью, с унылыми лицами лепечем что-то о справедливости, о счастье… Ну кем бы мы сегодня были, не случись роковых событий Страст-ной пятницы… Вот, вот о чем подумай, читатель!
