Я немец по национальности. Понятно, что когда распался СССР, поспешил с женой, детьми и тещей уехать на историческую родину. Хотя у нас в Каскелене (городке, находящемся неподалеку от Алматы) все было нормально – свой дом, друзья, рядом красивейшие горы… Но работы уже почти не было, у нас на предприятии половину коллектива уволили. Не стал ждать, что и меня уволят. Списался с двоюродным дядей в ФРГ и уехал в 1993 году туда.
Не поехал с нами только мой отец. Он сказал, что коней и корней в его возрасте не меняют. А его кони и корни здесь, где он родился, вырос, стал уважаемым человеком, вырастил сына и увидел внуков. Спорили мы с ним долго, но он твердо держался своей позиции. Мы даже поругались с ним сильно перед нашим отъездом.
В Германии, конечно, жизнь сахаром не оказалась. Тяжело было поначалу. Особенно жене и теще – они языка совсем не знали. Правда, потихоньку дела стали налаживаться. Наши близняшки пошли в школу и уже через полгода вовсю щебетали по-немецки. Я устроился работать механиком с нормальной зарплатой. Интересно, что местные немцы нас до сих пор зовут «русскими». Хоть мы и приехали из Казахстана. Тысячу раз им об этом рассказывал, – а им хоть бы хны, русские, и все.
О русских и их вере православной пришлось мне вспомнить и еще раз. Повод был, правда, печальный. Отец мой к концу века сильно расхворался. Женщина же, которая с ним жила последние пять лет, оказалась нечестным человеком. Говорила, что жалеет и уважает его, а на самом деле прописалась в отцовской квартире и явно ждала, когда он скончается. Сколько денег потратил тогда на телефонные звонки ему и друзьям, оставшимся в Каскелене и Алматы, – дом построить можно было. Товарищи помогали, чем могли, и лекарствами, и врачей хороших на консультации приглашали. Ничего не помогало. Чахнул отец.
Тут-то теща и вспомнила, что ее бабушка рассказывала о преподобномучениках Серафиме и Феогносте, которые помогали всем, кто бы к ним ни приходил. Делали они так, потому что прибыли в начале века в Среднюю Азию с одной целью – нести слово Божье и веру в Господа людям разных национальностей. Честно говоря, в другой момент и не обратил бы внимания на эти слова. А тут уже деваться было некуда. Позвонил друзьям, попросил помолиться в алматинских храмах, сам же с женой поехал в соседний городок, где есть православная церковь, и мы тоже поставили свечу Серафиму и Феогносту, да помолились, как смогли за здравие отца.
Через 2 недели мне позвонил близкий товарищ и сказал, что женщину, которая жила с отцом, арестовали. Она оказалась аферисткой, которую долго искали российские правоохранительные органы. Товарищ сказал, что они с ребятами испугались, думали, что мой отец этого не выдержит. А он нет, наоборот, уже на следующий день проснулся бодрым и веселым и сейчас начал даже выходить на улицу. Когда я приехал в Алматы осенью 2001 года, он был практически здоров и очень благодарил нас с друзьми за то, что мы все молились за него. «Я старый коммунист, – говорил он тогда, – но в то, что святые, бывает, помогают даже коммунистам, верю». Эту фразу отец повторяет до сих пор. Ему уж восьмой десяток пошел, бодрости же его могут позавидовать и тридцатилетние…
Михаил Гратбель (Германия)
Сияние благодати
Братья по вере и надежные друзья
Еще в Рождество-Богородицкой Глинской пустыни монахи Серафим, Феогност и их собрат по вере Анатолий, проводили много времени не только со своими наставниками, но и вместе, в беседах на духовные темы. Они были образованными иноками и уже тогда вели активную подвижническую жизнь.
В Глинской пустыни они были на виду, и братья уважали их за многие таланты. Так, Серафим славился своим иконописным талантом и прекрасным певческим голосом. Анатолий был замечательным певцом и хорошим регентом (руководителем церковного хора). А отец Феогност уже тогда проявлял отличные административные способности, которые позже так широко раскрылись в Киргизии.
Когда же они все вместе попали в Иссык-Кульский Свято-Троицкий монастырь, иноки сблизились с монахами Пахомием и Ираклием, с которыми судьба их сведет потом еще и Верном.
В 1909 году монахи Серафим и Анатолий были призваны в город Верный. Там они получили священный сан и несли свое служение в Успенской церкви Туркестанского архиерейского дома. Также им было поручено духовное руководство Иверско-Серафимовской женской обителью.
С 1916 же года иеромонах Анатолий был назначен руководителем архиерейского хора в Вознесенском Кафедральном соборе. Чуть позже Пахомий был также переведен в Верный, а вскоре за ним прибыли сюда и иеромонахи Феогност и Пахомий, бежавшие от большевитского преследования.
Большевистские погромы
В марте 1918 года к власти в городе Верном пришли большевики. И практически сразу высланный из Ташкента на подмогу верненским «товарищам» красноармейский отряд Мураева фактически затопил кровью близлежащие казачьи станицы. А когда навстречу карателям духовенство выводило крестные ходы, встречало их хлебом-солью и звало к примирению, «мураевцы» отвечали на это пулеметными очередями. Потом они врывались в следующую станицу и там тоже не щадили никого – ни старых, ни молодых.
А еще через полгода был расстрелян викарный епископ Верненский и Семиреченский Пимен. 16 сентября в дом владыки ворвались красноармейцы из карательного отряда Мамонтова. Они посадили архиепископа на тачанку и увезли в тогда еще загородную рощу, посаженную когда-то помещиком Баумом, где и убили священника.
В Верном об этом почти сразу узнали, поскольку многие красноармейцы тут же стали бахвалилиться расстрелом владыки. Тогда группа верующих поехала в известную каждому верененцу рощу, и вскоре православные нашли там тело Пимена. Глубокой ночью они тайно вывезли его оттуда, а затем погребли в парке рядом с кафедральным собором в бывшем семейном склепе Семиреченского генерал-губернатора.
...
Епископ Семиреченский Пимен
В Казахстане коренной народ – казахи – был оттеснен на обочину «революционных событий». Там большевики устраивали «классовые бои», разжигая неприязнь русских крестьян к более зажиточному казачеству. Пытаясь явиться миротворцем, остановить безумие братоубийства между русскими людьми, принял мученическую кончину викарный епископ Верненский и Семиреченский Пимен (Белоликов).
В Верном (ныне Алматы) осенью 1917 года новоприбывшего архиерея Пимена встречала растерявшаяся паства. В приветственных речах прозвучало жалобное: «Измученные физически и нравственно от переживаемых нашей родиной бедствий, мы верим, что Ваш приезд и духовное руководство умирят нашу жизнь и дадут ей успокоение». Да, Владыке Пимену предстояло здесь во времена войны всех против всех осуществлять заповеданное от Бога служение миротворца. Еще одну свою задачу он определил как призвание напомнить о силе православной веры и своим, и чужим.
Святитель Пимен пытался вразумить и чужих, говоря: «В Семиречье много жителей, дорожащих верой православной и идущими от нее утешениями. Нападки на веру православную, без сомнения, чувствительно заденут и их, как уже и задевают».
Смертоносным оружием большевиков было разжигание ненависти: так, они натравливали крестьянство на казачество. Большевик Муравейский писал: «В Семиречье шла борьба за власть между отрядами Красной армии, опирающейся на русское крестьянство, против бело гвардейщины, опиравшейся на казачество. Борьба русского кулаческого крестьянства за землю против привилегированного положения казачества, за «монополию» пользования землями поставила его в ряды защитников советской власти». Епископ Пимен и возглавляемое им духовенство делали все, чтобы восстановить сословный мир между крестьянами и казаками, прекратить богопротивную войну.
Пасха 1918 года в Верном стала торжеством перемирия (увы, очень недолгого). Охваченный радостью от свершившегося, Преосвященный Пимен объявил комиссару просвещения С. Федотову: «Я тоже служу трудовому народу». В большевистских газетах стали появляться заявления, что, дескать, напрасно мы считали духовенство врагом трудящихся масс, пошли разглагольствования о родстве идей христианства и коммунизма. Казалось, в Вер ном установятся мирные отношения новой власти с Церковью, подобные тем, какие в то время были в Киргизии. Но так продолжалось лишь до той поры, когда высланная из Ташкента на подмогу верненским «товарищам» красноармейская банда Мураева затопила кровью казачьи станицы. Навстречу карателям духовенство выводило крестные ходы, встречало их хлебом-солью, звало к примирению, но мураевцы отвечали пулеметными очередями, врывались в очередную станицу и не щадили ни старых, ни юных.
Владыка Пимен еще продолжал попытки остановить пролитие братской крови. На Преполовение Пасхи, 29 мая 1918 года, он возглавил крестный ход по городу – с целью примирения и утешения населения. Это шествие миротворцев с иконами и хоругвями было расстреляно красными бандитами.
