Ляля покраснела с головы до ног, включая даже кожу под светлым ежиком волос. Она стояла, понурившись и теребя колечко пирсинга на левой брови.
– Послушай, я не собираюсь тебя наказывать, хотя стоило бы. Но дело серьезнее, чем ты думаешь, и опасность может грозить не только тебе. Слышишь?
Ляля молчала.
– Ты была на площади? Скажи мне! – потребовала директриса.
– Где?!
В глазах Ляли вспыхнуло такое искреннее изумление, что Ирина Андреевна почти удостоверилась, что девушка ни при чем.
– Я спрашиваю, была ли ты на площади. Пожалуйста, скажи правду, – уже спокойнее произнесла директриса.
– Нет, – недоуменно пожала плечами Ляля. – Честное слово, нет.
– Тогда где же ты была? – спросила сбитая с толку директриса.
Ляля опять замолчала и опустила голову.
– Послушай… – Директриса начала раздражаться. – Если ты не уходила с территории, почему ты не можешь ответить на простой вопрос? Тебе уже пятнадцать лет, ты взрослая девушка…
И тут у нее в голове словно что-то щелкнуло. А ведь и правда, девушке уже пятнадцать лет. А еще в интернате есть юноша, которому скоро шестнадцать. Остальные мальчишки младше как минимум на три года…
– Виталик… – проговорила директриса.
Так вот почему он не спал. Ну конечно, их комнаты рядом, и девчонка просто прошлась по карнизу до соседнего окна.
– Вот я скажу его родителям…
– Не надо, зачем? – От Лялиной молчаливости не осталось и следа. – Мы же ничего не делали, просто разговаривали!
– И где же ты пряталась? Я ведь заходила, – усмех нулась Ирина Андреевна.
– Под кроватью, – прошептала Ляля.
Директриса провела ладонью по лицу. Еще и это! Подростковая любовь. Как некстати! В другое время директор интерната категорически сказала бы: «Нет! Никаких встреч после отбоя. Не в вашем возрасте». Но сейчас не та ситуация. Сейчас задача – выжить. Им всем. Любой ценой.
– Послушай, Ляля… – Ирина Андреевна устало опустилась на стул. Начала болеть нога. – Когда вам с Виталиком захочется поговорить, делайте это в музыкальном зале. Полчаса после отбоя – и не больше. Но никаких «под кроватью» в спальне. Ты слышишь?
Ляля недоверчиво и радостно взглянула на директрису:
– Можно?..
– Можно, – ответила та без эмоций. – А сейчас иди спать. И с Виталиком я еще побеседую.
– Спасибо, Ириночка Андреевна!
Ляля порывисто прижала руки к груди и бесшумно, как бабочка, упорхнула из кабинета.
«Мы живем, словно по законам военного времени, – подумала директриса, облокотившись о стол и подперев голову. – Вместо того чтобы нормально учиться, дети, будто малолетние преступники, изолированы от всего мира и даже не догадываются – за что…»
На этой веселой ноте измученная неизвестностью Ирина Андреевна заснула, пропустив и возвращение Юли, и визит физрука, спешившего сообщить, что на улице он никого не нашел, и уж тем более появление Ани Пчелкиной, об уходе которой она даже не догадывалась.
Вот почему утром, вскочив с рассветом, Ирина Андреевна тут же принялась обдумывать план действий. Пытать Юлю было бесполезно – директриса знала это по опыту. Вот если бы удалось застать девчонку с поличным – другое дело. А так она придумает тысячу правдоподобных версий от «ходила попить на кухню» до «лазила на дерево вернуть птенца в гнездо». И гнездо обязательно найдется. А уж взывать к совести, говорить о своем беспокойстве за других – дело и вовсе провальное. Нет, в первую очередь следовало подумать об орланах: раз они не навестили интернат среди ночи, значит, явятся днем. Надо было подготовиться.
Как назло, обсудить ситуацию хоть с кем-нибудь не получилось: сначала помешала сломанная машина, потом эта труба. И разумеется, явились все одновременно, включая орлана. Но когда юниор-полицейский вошел в интернат, Ирина Андреевна была к этому готова.
Прибыл сам комиссар юниор-полиции. Директриса ожидала допроса, обвинений, требований назвать имя, но орлан холодно сообщил ей, что намерен провести тест. Это означало, что надо готовить детей к двум урокам: рисованию и физкультуре.
Обычно тесты проводились раз в полгода, но сейчас учеба только началась. Следовательно, полицейский подозревал, что кто-то из детей причастен к истории с часами. Способа воздействия, видимо, он не знал и собирался искать. Что ж, она будет все время поблизости.
Где-то далеко…
Башня задевала верхушкой облака.
В комнатке под самой крышей, у квадратного столика, расположились двое. В кресле под окном – длиннобородый человек, а на спинке стула напротив – крупная летучая мышь.
Летучие мыши обычно не сидят на спинках стульев, предпочитая висеть под потолком, если уж вообще залетели в дом. Но это существо выглядело не так, как обычные летучие мыши. Оно явно прибыло в башню специально. И, судя по выражению глаз, не только не испытывало страха или смятения, но радо было пообщаться с человеком в кресле.
Жарко полыхал огонь в камине, пламя бросало отблески на каменный пол. Напротив висела картина, на ней двое скрестили мечи в поединке. Один из сражающихся выглядел несомненным волшебником, ведь только у волшебников бывают такие плащи. Правда, помимо плаща дерущийся был облачен в необыкновенную кольчугу, которая казалась сплетенной не из колец, как водится, а словно из мелких серебристых звездочек. Шлем оснащала целая система колесиков, с помощью которых не только поднималось забрало, но и раздвигались боковые стенки, превращая защитный головной убор в более открытый вариант. Таким же манером были устроены и наколенники. Противник вовсе не имел шлема, а его грудь защищали лишь три металлические пластины, сцепленные между собой. Впрочем, скудную экипировку с лихвой компенсировала маневренность: за спиной у человека топорщились два серых крыла.
Рядом с картиной возвышался, устремив вверх трубы, некий музыкальный инструмент. Если бы сидящим в комнате доводилось видеть орган, они, возможно, назвали бы инструмент именно так. Но дело в том, что инструмент играл самостоятельно, без музыканта. Тихие приятные звуки, напоминающие стройное пение корабельных снастей на ветру, наполняли комнату. Впрочем, собеседники до того привыкли к ним, что не обращали внимания.
– Твой ход, – проскрипел обладатель бороды.
Похоже, он нарочно старался говорить старческим голосом, желая выглядеть этаким столетним дубом. На самом же деле человек был еще не стар – его выдавал острый взгляд, которым он обводил игровую доску. Да-да, столешница представляла собой игровое поле, по всей поверхности которого были выдолблены лунки. Каждый из четырех углов был закрашен своим цветом: белым, фиолетовым, морской волны и серебристым. В цветных лунках торчали колышки того же цвета. Середина доски была пуста. Впрочем, один из колышков – серебристый – уже покинул свою лунку и продвинулся вперед.
Тяжело махнув крыльями, мышь вспорхнула, словно гигантская бабочка, и, зависнув над столом, быстро переставила лапой один из колышков цвета морской волны. Затем вернулась на облюбованную спинку.
– Ну и что дальше? – спросила она тоненьким, на грани слышимости, голоском. – Будешь ходить за других тоже? Или один на один?
– Не в моих правилах совершать ходы за других, – хохотнул бородач. – Ты ход сделал, теперь снова я…
Он потянулся к следующему серебристому колышку, подумал пару секунд, затем быстро переставил его и, довольный, откинулся на спинку кресла.
– А известно ли тебе, что один из четырех зашевелился? – пропищала, а вернее, пропищал Мышь и сделал следующий ход тем же манером, что и предыдущий.
– Конечно. – Человек огладил бороду. – Но это пока ничего не значит, ты же знаешь. В прошлый раз мы ждали, надеялись, но ничего не произошло. Вспышка погасла, так и не разгоревшись в костер. – Он сделал очередной ход.
– Считаешь, ходока нет в живых? – Мышь наморщил лоб.
Это вышло у него так забавно, что соперник прыснул.
– Да нет, не думаю. Скорее, его просто вовремя убрали с поля.
– Что-то мне подсказывает, что на сей раз все иначе, – заявил Мышь, совершая ответный ход. – И скоро, наконец, подтянутся остальные.
– Я бы дал отрезать себе бороду, лишь бы твое мнение оказалось верным! – горячо воскликнул человек, не заставляя себя ждать.
– Не успеваю я за тобой, – недовольно воскликнул Мышь, вынужденный вновь подняться со спинки.
Его противник довольно захихикал.
– Сиди на доске.
– Я что тебе, филин? – буркнул Мышь. – Тут и уцепиться-то не за что.
Однако, кое-как растопырив лапы, он все же угнездился на краю стола, поводя ушами-кисточками.
Некоторое время соперники сражались молча. Колышки «прыгали» друг через друга, продвигаясь к противоположным углам доски.
– Оп, и занял! – пропищал Мышь с торжеством, блокируя своим колышком следующий ход противника.
– Оп, и рано радоваться! – в тон ему ответил бородач, меняя колышек врага на свой и таким образом убирая оба с поля.
